Павел Андреевич  снял очки с толстыми линзами, протер глаза замшевой тряпочкой, убрал очки в футляр, лежавший на столе среди открытых и закрытых папок, пачек рукописей, важных писем, и откинулся на спинку редакторского кресла. Потом еще раз придвинул кресло к столу и взял в руки первый лист рассказа неизвестного автора – «Тайна старой рукописи», - прочитал название, усмехнулся. Вечно у них в голове тайны, секреты. Написано занятно, конечно, но к чему этот текст? Что в нем современного? Молодой сотрудник  попросил посмотреть, сказал, что есть что-то. Что-то может быть и есть, но печатать нельзя. Непубликабельно, как принято у них говорить с некоторых пор. Средневековье, соборы, какие-то монахи, царь, - все это не нужно, несовременно. Исторические тексты пишут не так.

 Павел Андреевич вспомнил, как носил письма из редакции на  тогдашнюю Спиридоновку, а теперь она носит имя самого писателя. Вспомнил, как встречал курьера сам высокий и полный человек в стеганом домашнем халате, с трубкой в зубах, с пронзительным взглядом, немного желтым отечным от постоянного курения лицом,  вальяжный, неспешный в действиях, - настоящий писатель. А лоб какой, грива длинных волос откинута назад, открыт широкий, большой лоб мыслителя. Черты лица крупные, чувствуется настоящая порода. Сколько всего было в жизни. Ведь пропадет, пропадет, если не успеть записать. После Ессентуков сразу и засяду.

 Кажется, это было году в двадцать седьмом. Да, точно, за год до того, как он, тогдашний Пашка-курьер, так романтично явился перед  Ниночкой. А началось все с того, что  Пашка познакомился с одним молодым человеком. В Госиздате, где он, Пашка, тогда служил, его часто посылали закупить оптом то сигарет, то спиртное. В одном магазине, где-то в районе Страстного, к нему вышел молодой человек в клетчатой паре, в кепке, в модных тогда гетрах, с сигаретой в зубах и, эту деталь Павел Андреевич  хорошо помнил -  с небольшим шрамом на верхней губе. Пашка протянул ему записку от своего начальника. Молодой человек кивнул и исчез в подсобном помещении, а потом вынес целый блок сигарет «Ира». Так он познакомился со Стоговым, Костей Стоговым. Они подружились, оказалось, что и характерами схожи,  Стогов приглашал Пашку в рестораны, и как-то раз, подвыпив, в трактире на Трубе, Пашка  рассказал ему свою историю -  и про то, как сбежал из дома, и про приют, и про закадычного дружка в приюте – Мишку Сверчкова, с которым тоже разные приключения случались.

Костя вдруг посмотрел Пашке в глаза совершенно трезвым взглядом. – Сверчкова? Мишку, не путаешь?

-Чего «путаешь», мы с ним несколько лет, считай, на одной койке спали. А ты что, его знал, что ли?

-И какие же с ним приключения случались? – иронично спросил Стогов, не отвечая на вопрос.

-Да всякие, он даже при убийстве присутствовал.

-При убийстве? – удивился новый знакомый, - при каком таком убийстве?

-А в начале восемнадцатого, в доме, где он жил, дворника бандиты убили, а потом один другого порешил. Такие дела. А Мишка все своими глазами видел.

Новый знакомый аж в лице переменился.

-Он сам тебе говорил?

-Сам? А чего такого? Я, брат, тоже разные штуки в жизни видел.

-Что же он тебе рассказывал, запомнил что-нибудь? – крутя в руках папироску, спросил  Стогов.

Пашка пожал плечами.

 Как-то ночью, после того как он, Пашка, разжился пшеном, которое выменял на украденные со склада на Девичьем поле дрова, они с Мишкой, свернув цыгарки – махру Пашка выменял на приютский паек у какого-то мужика на Плющихе, от них это было недалеко, - сидели на крыльце приютского дома.   Мишка рассказал ему, как лучшему другу, что видел настоящих убийц и прятался от них то ли в камине, то ли в печке. А там  в рассказе была еще какая-то коробка или что-то еще.

Когда Пашка сказал Стогову, где Мишка прятался, Аркаша сломал папироску, налил себе воды в стакан и выпил ее. А потом  внимательно посмотрел на Пашку.

-В камине?  - переспросил  он

-Точно, Сверчок сказал – в камине.

Пашку тогда еще заинтересовало, что в коробке было.

Барские игрушки, - сказал Мишка.

И где она теперь, эта коробка? – спросил Пашка

- Красная гвардия забрала, - ответил Мишка.

Павел Андреевич закрыл глаза: он буквально видел эту картину – два оборванных – в в школе-приюте нормальной одежды не выдавали – мальца, в темноте, на крыльце, сидят и дымят махрой. А впереди сверкают золотом купола Новодевичьего.

Стогов тогда быстро собрался и ушел, и они не виделись несколько дней.

А Пашка остался в убеждении, что новый приятель что-то такое знает и Сверчка, конечно, знал в прошлом, но расспрашивать Пашка не стал – мало ли что у человека на уме, он научился язык за зубами держать, а Стогов человек нужный, со связями.

Через неделю, как раз осень началась, встретил Пашка у МЮРа Мишку с Ниночкой, они под руку были, и вообще Пашка все сразу понял – любовь.  К тому же и живут они вместе, в комнате, какую Ниночка получила у себя в Наркомтяжпроме, на Петровке.

Пашка тогда спросил, не знал ли Мишка такого Костю Стогова.

-Костю Стогова? Он что, с нами в школе был?

-Да, нет, еще до школы, ты должен был знать Стогова.

-А почему я должен был его знать? – удивился Сверчок.

-Да потому что он-то, похоже, тебя раньше знал.

 -Нет, Пашка, - Сверчок задумался, - не припомню, а чего ты спрашиваешь? Кто он такой?

-Да в магазине работает, высокий такой, шрам у него еще на губе, весьма заметный.

И тут Мишка чуть не вскрикнул. Быстро  отвел Пашку  в сторону.

-Где ты его встретил? В магазине?

-Я же сказал, на Страстном. А что?

-Опиши его.

-Чего описывать, ну, долговязый такой. В пиджаке клетчатом.

-Да я не о том. Как его имя ты сказал?

-Стогов. Константин Стогов.

- А не Семен?

- Почему Семен? Ты что, Сверчок?.

Мишка вдруг смутился.  - Не он, - пробормотал, - а черт, показалось.

-Что показалось?

-Да так, ничего. Пошли к Ниночке.

-Темнишь, Сверчок, - засмеялся Пашка и решил поговорить с новым знакомым.

Через неделю после этой встречи как раз сидели со Стоговым опять в кабаке, на Трубе. Пашка и рассказал, что встретил Мишку, рассказал, как тот живет и сказал, что Мишка вроде знал какого-то Семена,  но почему-то об этом говорить не хочет.

 Приятель вроде бы на это не особо обратил внимание. Но что-то Пашке тогда показалось подозрительным. И он решил кое-что предпринять.

А на следующий вечер и произошла эта история. Вовремя он, Пашка,  успел, а то бы несдобровать Мишке.

Павел Андреевич закрыл глаза. Словно наяву видел, как возбужденный Мишка привел Пашку к себе на Петровку.

-Нинка! Он мне жизнь спас.

Павел Андреевич снова закрыл глаза.

А где-то в пятьдесят восьмом, в Ессентуках Павел Андреевич слышал от одного из отдыхающих, что его на очную ставку привели с человеком, который ему давал читать то ли завещание Ленина, то ли еще что. И запомнил он этого человека, который его собственно и посадил, потому что у того шрам был на верхней губе.

-А как имя этого свидетеля было? – спросил Павел Андреевич.

-Помню, помню, как сейчас, - отвечал курортник, - Рябухин, Рябухин Семен. И от того же курортника Павел Андреевич узнал, что Семен Карпович Рябухин был расстрелян по приговору тройки в тридцать восьмом году.

Вот они, сюжеты! Павел Андреевич усмехнулся. Затем сложил аккуратно в стопочку рукопись неизвестного ему В. Бурова и нажал на кнопку вызова секретаря. В солидном журнале секретарь должен вызываться не криком из кабинета главного редактора.

-Алочка, эту вещь верни Незнамову. Читал,  не пойдет. Пусть напишет стандартный ответ.