1. Развалины
Она стояла, утонув в бурьяне,
Огонь крапивный полыхал по плечи,
И никого в округе окаянной,
И некому помочь ей, да и нечем…
Кричала молча церковь — глас в пустыне,
И купола ее чернила копоть…
А перед нею женщина застыла,
Невольно перешедшая на шепот.

Печальный рот ворот зажат щеколдой,
Решеток ржавых сомкнуты ресницы.

ДОМ ИЗ ЯНТАРЯ
Светло в лесу,
просторно, словно в доме.
Струится вверх стволов сосновых дым.
А надо мной оконные проёмы,
заполненные небом голубым.
В лесной квартире
я сниму ботинки:
я с детства здесь хозяин, а не гость.
И каждый пень —
с кругами грампластинки,
и каждый груздь —
по шляпку вбитый гвоздь.

Обметаем углы, выметаем
Пыль и мусор из тесной избы,
Но опять, словно мухи, влетаем
И жужжим в паутине судьбы

Выбиваем ковры, выбиваем
Злую нечисть, гремя и пыля,
В белоснежных холстах выбываем
В ту страну, где сплошная земля…

Если жизнь в этом мире случайна,
Отчего этот зов чистоты
И какой они связаны тайной
Жажда плоти и дым красоты?..

Посредине стола, где парует картошка в мундире,
Посредине судьбы в этой старой уютной квартире,
Посредине зимы, где в окне голубое смеется,
Настигает меня простота ослепительней солнца.

Есть немало причин — головой на лежащие руки,
И молчи не молчи, не становятся легче в разлуке,
И стеклянная банка с водой и рябит, и вскипает,
В ней биение пульса увижу, как будто во сне и слепая.

                                              М.В.
Ты засады обойдёшь арбалетные,
ты минуешь лабиринты уверенно,
но рискуешь опоздать на столетия,
обронив платок в палаццо у берега.
 
Тут дороги разбегаются в стороны,
перепутаны дурные с хорошими,
и, кружась, ругают путника вороны

Февраль рисует углём и мелом:
Деревья — чёрным, а небо — белым.
Февраль — дальтоник, февраль — аскет.
К пейзажу жизни — эскиз, макет.

Весна-ребёнок возьмёт раскраску…
Ляп — жёлтой краской, ляп — красной краской!
Внизу — зелёным, а сверху — синим!
...И — дядю с кошкой! И — маму с сыном!

***

Кто небо усеял звездами
И землю засеял людьми,
Тот в вечном долгу перед нами
За наши короткие дни.

Он пестует души и бремя
Трудов этих тяжких несет,
Пока быстротечное время
Житейские сети плетет…

Всего и успеешь — родиться,
Влюбиться и сердце разбить,
Как властная чья-то десница
Уже начинает манить.

Куда? Ты не знаешь ответа…
Но чувствуешь — скоро идти.

«…Александрович Серов
в этом доме жил и умер».
Две картины помню: в шуме
синих пенистых валов
едет к морю Навсикая,
стирка будет ей большая,
ветер светел и суров.
Деву бык везет в пучину,
сновидением дельфина
прочь скользит от берегов
Навсикая иль другая…
Я иду себе, гуляю.
...Александрович Серов...

ГОЛГОФА
                                    В. Е.
В гордыне, пьянстве и тщете
Я поднимался на Голгофу
Так Иисус шел по воде
А государь по Петергофу
Я шел божественно легко
Ступал по-царски непреклонно
С тех пор держусь я высоко

Когда-нибудь часы мне проворкуют: "Проснись!"
И выгорит, что время поменялось и в них.
И утро достоверное меня осенит
Крылами твоих бабочкообразных ресниц.

Когда-нибудь я спрячу под подушку восторг
И сердца не оставлю я себе даже чуть.
И, смуглое дыханье повернув на восток,
Я о твоём восходе над судьбой дошепчу...

Когда-нибудь я коме не добуду врача.