7.
7.
Снова осень, улетающие листья, уходящее счастье…
УЛЕТЕЛИ ЛИСТЬЯ
Улетели листья с тополей –
Повторилась в мире неизбежность…
Не жалей ты листья, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность!
Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели!
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья улетели?
Вопрос без ответа – никто не виноват в том, что улетают листья. Но кто-то виноват разве и в том, что один человек перестает жалеть любовь и нежность другого?.. Никто не виноват… А больно…
И за улетевшими листьями – увядшие цветы и холодная вода с бесприютной высоты. Надо же слово-то такое найти для «высоты» – «бесприютная»!..
ЦВЕТОК И НИВА
Цветы! Увядшие цветы!
Как вас водой болотной хлещет,
Так с бесприютной высоты
На нас водой холодной плещет.
А ты? По-прежнему горда?
Или из праздничного зала
На крыльях в прошлые года
Твоя душа летать устала?
И неужели, отлюбя,
Уж не волнуешься, как прежде, -
Бежишь домой , а не тебя
Водой холодной с неба плещет?
Сырое небо, не плещи
Своей водою бесприютной!
И ты, сорока, не трещи
О нашей радости минутной!
Взойдет любовь на вечный срок,
Душа не станет сиротлива.
Неувядаемый цветок!
Неувядаемая нива!
Но вот – половодье, весна, цветы… А тоже грусть. Потому что молодость прошла, а чужая молодость тебя уже не понимает…
КУПАВЫ
Как далеко дороги пролегли!
Как широко раскинулись угодья!
Как высоко над зыбким половодьем
Без остановки мчатся журавли!
В лучах весны – зови или не зови! –
Они кричат все радостней и ближе.
Вот снова игры юности, любви
Я вижу здесь… Но прежних… не увижу.
И обступают бурную реку
Все те ж цветы. Но девушки – другие,
И говорить не надо им, какие
Мы знали дни на этом берегу.
Бегут себе, играя и дразня,
Я им кричу: - Куда же вы? Куда вы?
Взгляните ж вы, какие здесь купавы!
Но разве кто послушает меня…
И вдруг уносит душа (или душу) куда-то на Гуляевскую горку… И будто нет грусти, всего лишь задумчивость…
ГУЛЯЕВСКАЯ ГОРКА
Остановись, дороженька моя!
Все по душе мне: сельская каморка,
Осенний бор, Гуляевская горка,
Где веселились русские князья.
Простых преданий добрые уста
Еще о том гласят, что каждодневно
Гуляла здесь прекрасная царевна.
Она любила здешние места.
Да! Но я вполне счастливый тип,
Когда о ней тоскую втихомолку
Или смотрю бессмысленно на елку
И вдруг в тени увижу белый гриб!
И ничего не надо мне, пока
Я просыпаюсь весело на зорьке
И все брожу по старой русской горке,
О прежних днях задумавшись слегка…
И вот уж совсем умиротворённое и радостное стихотворение, с которым становится радостно и мне (это с давней, школьной ещё, поры, одно из любимейших моих стихотворений Рубцова)… И душа моя хранит эту, подаренную поэтом радость…
***
Доволен я буквально всем!
На животе лежу и ем
Бруснику, спелую бруснику!
Пугаю ящериц на пне,
Потом валяюсь на спине,
Внимая жалобному крику
Болотной птицы…
Надо мной
Между березой и сосной
В своей печали бесконечной
Плывут, как мысли облака,
Внизу волнуется река,
Как чувство радости беспечной…
Я так люблю осенний лес
Над ним – сияние небес,
Что я хотел бы превратиться
Или в багряный тихий лист,
Иль в дождевой осенний свист,
Но, превратившись,
Возродиться
И возвратиться в отчий дом,
Чтобы однажды в доме том
Перед дорогою большою
Сказать: - Я был в лесу листом!
Сказать: - Я был в лесу дождем!
Поверь же мне:
Я чист душою.
И далее так же умиротворённо, неспешно… Кстати, мне кажется, что это зачин поэмы…
ЖАР-ПТИЦА
Когда приютит задремавшее стадо
Семейство берез на холме за рекой,
Пастух, наблюдая игру листопада,
Лениво сидит и болтает ногой…
Есть маленький домик в багряном лесу,
И отдыха ныне там нет и в помине:
Отец мой готовит ружье на лису
И вновь говорит о вернувшемся сыне.
А дальше за лесом – большая деревня.
Вороны на елках, старухи в домах.
Деревни, деревни вдали на холмах,
Меж ними село с колокольнею древней…
В деревне виднее природа и люди.
Конечно, за всех говорить не берусь!
Виднее над полем при звездном салюте,
На чем поднималась великая Русь.
Галопом колхозник погнал лошадей,
А мне уж мерещится русская удаль,
И манят меня огоньками уюта
Жилища, мерещится, лучших людей.
Мотало меня и на сейнере в трюме,
И так на пирушках, во дни торжества,
И долго на ветках дорожных раздумий,
Как плод созревала моя голова.
Не раз ко дворцу, где сиял карнавал,
Я ветреным франтом в машине катился,
Ну, словом, как бог, я везде побывал
И все же, и все же домой воротился…
- Старик! А давно ли ты ходишь за стадом?
- Давно, - говорит. - Колокольня вдали
Деревни еще оглашала набатом,
И ночью светились в домах фитили.
- А ты не заметил, как годы прошли?
- Заметил, заметил! Попало, как надо.
- Так что же нам делать? Узнать интересно…
- А ты, - говорит, - полюби и жалей,
И помни хотя бы родную окрестность,
Вот этот десяток холмов и полей…
- Ну, ладно! Я рыжиков вам принесу…
Как просто в прекрасную глушь листопада
Уводит меня полевая отрада,
И детское пенье в багряном лесу,
И тайна древнейших строений и плит,
И только от бывшей печали, быть может,
Нет-нет да и вспомнится вдруг, затревожит,
Что осень, жар-птица вот-вот улетит…
И вдруг из русской северной осени – к пальмам юга… А это к мечте, к мечте… Ибо, «так устроен человек», без мечты он жить не может. Или не должен… О, пальмы юга!
ПАЛЬМЫ ЮГА
Еще один
Пропал безвестный день.
Покрыты снегом
Крыши деревень
и вся округа…
А где-то есть
Прекрасная страна,
Там чудно все –
И горы, и луна,
и пальмы юга…
И я глядел,
Глядел за перевал,
Где до сих пор
Ни разу не бывал, -
как стонет вьюга!
За перевалом первым
Побывал,
А там открылся
Новый перевал…
о, пальмы юга!
Забуду все.
Займусь своим трудом.
И все пойдет
Обычным чередом,
но голос друга
Твердит, что есть
Прекрасная страна,
Там чудно все –
И горы, и луна,
и пальмы юга!
Не стану верить
Другу своему,
Уйду в свою
Заснеженную тьму, -
пусть будет вьюга!..
Но, видно, так
Устроен человек,
Что не случайно
Сказано навек:
- о, пальмы юга!
А из мечты бросает жизнь душу поэта в реальность смерти. Смерти старшего друга, по-отцовски относившегося к Рубцову…
ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД
Памяти А. Яшина
…Мы сразу стали тише и взрослей.
Одно поют своим согласным хором
И темный лес, и стаи журавлей
Над тем Бобришным дремлющим угором…
В леса глухие, в самый древний град
Плыл пароход, разбрызгивая воду.
Скажите мне, кто был тогда не рад?
Смеясь ходили мы по пароходу.
А он, большой, на борт облокотясь, -
Он, написавший столько мудрых книжек,
Смотрел туда, где свет зари и грязь
Меж потонувших в зелени домишек.
И нас, пестрея, радовала вязь
Густых ветвей, заборов и домишек,
Но он, глазами грустными смеясь,
Порой смотрел на нас, как на мальчишек…
В леса глухие, в самый древний град
Плыл пароход, разбрызгивая воду.
Скажите, кто вернулся бы назад?
Смеясь, ходили мы по пароходу.
А он, больной, скрывая свой недуг, -
Он, написавший столько мудрых книжек,
На целый день расстраивался вдруг
Из-за каких-то мелких окунишек.
Но он, всерьез о чем-то говоря,
Порой смотрел на нас, как на мальчишек…
В леса глухие, в самый древний град
Плыл пароход, встречаемый народом…
Скажите мне, кто в этом виноват,
Что пароход, где смех царил и лад,
Стал для него последним пароходом?
Что вдруг мы стали тише и взрослей,
Что грустно так поют суровым хором
И темный лес, и стаи журавлей
Над беспробудным ветренным угором…
Так вот следуя за Рубцовым и до конца добрался… Начиналась эта книга с крестного знамения и заканчивается молитвой…
ДО КОНЦА
До конца,
До тихого креста
Пусть душа
Останется чиста.
Перед этой
Желтой захолустной
Стороной
Березовой моей,
Перед нивой
Ветреной и грустной
В дни осенних
Горестных дождей,
Перед этим
Строгим сельсоветом,
Перед этим
Стадом у моста,
Перед всем
Старинным белым светом
Я клянусь:
Душа моя чиста!
Пусть она
Останется чиста
До конца,
До смертного креста!
Всё. Чистого стихотворного текста 89 страниц в книжке небольшого формата… И на этих страницах – распахнутая душа, всё, что сохранила она и хранит по сей день бескорыстно и жертвенно для каждого из нас…
Спасибо. То есть – спаси Бог.
Март – апрель 2019 года, Вологда.