9. Десять тысяч воинов огнём и пикой-саблей прошлись по «московским» остякам и вогуличам...

9.

Нести крест – значит быть готовым к опасностям... и ежедневной смерти…

Святитель Иоанн Златоуст

Десять тысяч воинов огнём и пикой-саблей прошлись по «московским» остякам и вогуличам, захватили и разграбили несколько русских укреплений, вплотную подойдя аж к Перми. В то же время за спиной у Строгановых по Вятке и Каме уже пять лет кроваво кипело восстание черемисов и чувашей, к которым присоединились взбунтовавшиеся казанские татары, так что Казань, Чебоксары и Свияжск месяцами бывали заблокированы. А на юге хан Сибирского юрта и Тюмени Кучум заключил с беем Большой Ногайской орды Исмаилом договор о военной взаимопомощи против Московского Царя. Хотя оба числились данниками России, но как же не воспользоваться тем, что их повелитель завяз на Северо-Западе? И если черемисы, казанцы и сибиряки уже открыто заявили о своём намерении воевать Русь, то ногайцы осторожничали, мялись, якобы дожидаясь достаточного повода для похода.

И повод был дан. Надо исследовать ту историю с ограблением посольства, но, в общем раскладе кажется странным, если казаки станичных атаманов Барбоши, Кольца и Черкаса на ногайского посла напали «случайно». Ненароком, без чьей-то наводки.

 

Итак: англичане в Сибири, у Кучума. Хан посылает не мелкую свору грабителей, а максимально возможное для себя войско в десять тысяч на Пермь. Черемисы, чуваши и волжские татары выжигают русские поселения по Каме и Вятке, пытаются отбить Казань. Большая Ногайская орда заготовилась ударить на Астрахань.

В сложившейся геополитической ситуации совершенно понятно, что какое бы количество наёмников Строгановы бы не подняли, без государевой помощи в несколько тысяч стрельцов с батареями, с обозами, флотами и конницей, отстоять русское присутствие на Северной Двине, Каме, Вятке, Оби, Иртышу и Тоболу даже не снилось. Но практически все боевые и технические возможности Иоанна Васильевича были уже два десятилетия увязаны в Ливонии, растянуты от Пскова до Чернигова. Так что срываемые с бесконечных фронтов полки могли загасить бунты черемисов и казанцев, понудить к миру местных ханов и биев лишь на краткое время.

Вот здесь, масштабами столкнувшихся геополитических интересов крошатся, рассыпаются в хлам и пыль двухсотлетние окаменелости про-иезуитской историографии: «покорение Сибири Ермаком» и «завоевании Сибирского царства». Да о каком-таком частном, семейном завоевании бескрайней неведомой страны можно говорить, о каком-таком разовом покорении десятков самовольных князьков, ханов и биев, имеющих свои крепостцы, знающие свои земли и реки как пять пальцев, да ещё обладающих достаточным боевым опытом для их защиты? ... Это как такое можно даже замышлять силами восьми с половиной сотни сердюков и десятком пушечек?!

Столь же безумно рассуждать об алчной строгановской авантюре с проплатой воровского похода за тысячу вёрст ради собольих и беличьих шкурок.

 

В самом начале 1582 года на подавление черемисского бунта посылались князья Воротынский и Хворостинин. Однако московские полки попали в жуткую метель, надолго увязнув обозами в бездорожных снегах, и упустили разбежавшихся разбойников. Кажется, это было единственное задание, не выполненное нашими великими полководцами. С уроком – без местных проводников и добровольных помощников пришлые войска слепы и глухи.

Я следую версии историка Руслана Григорьевича Скрынникова: Ермак-Василий Оленин десять лет отвоевал под знамёнами великого стратега-победителя князя Дмитрия Ивановича Хворостинина – с битвы при Молодях 1572 года по 1581 год, когда «сотника Ермака Тимофеевича атамана казацкого» в докладе Королю Стефану поминает комендант Могилёва Стравинский. И вот почему этот документ особо важен: упоминание по отчеству – это признание пожизненного дворянства, в те времена сотнику присваивался статус «боярского сына», но только выслужить таковой было, ох, не просто. Сотником простолюдин мог стать не только за героическое участие в походах, но и за особые командирские заслуги на поле боя. Да ещё и не за один год службы.

Так что где-то здесь, на Вятке или Ветлуге, объяснение тому, почему именно Ермак командируется из воюющей по Днепру армии на Яик – нанять провинившихся казаков для похода на Кучума: Дмитрий Иванович Хворостинин и Аника Феодоров сын Строганов были опричниками первого набора, братией «малой опричнины», доверительно знавшие друг друга, и потому прямое, личное прошение сыновей покойного Аники к князю о выделении им толкового, опытного, смелого и верного военачальника для организации спецоперации по уничтожению подлого супостата, очень даже возможно.

Но почему Строгановы со своим предложением обратились не к самому Царю, а к его воеводе? Точнее, почему воевода не перенаправил их прошение к Царю?.. Ну, очень возможны для того и личные причины: по любимому черемисскому преданию, Иоанн Васильевич, в гневе за упущенных в метели бунтарей, приказал князьям Воротынскому и Хворостинину надеть бабские одежды и всю ночь сеять муку. Было-небыло? Но проваленный рейд вряд ли располагал усугубить царское недовольство докладом-ябедой о зломыслии Кучума и коварстве англичан, которым черемисский бунт был тоже на руку. Бабьим платком и ситом можно было и не отделаться. Другое дело – попробовать рискнуть, дерзнуть и дело исправить: разрушить многосложный заговор одним точечным, ножевым ударом в сердце изменщиков. А уже потом и доложить об успехе…

 

Только многолетняя царская служба лобъясняет последующее поведение Ермака. Ну, не был он никаким вожаком-атаманом вольных яицких-волжских-донских казаков, не желавших служить Царю, однако удобно из-под щита российской армии промышлявших разбоем вдоль границ с Персией и Османской империи. А порой за мзду и дуван равно легко нанимавшихся хоть к крымскому хану, хоть к польскому магнату. Сотник же и боярский сын Ермак-Василий Тимофеевич Оленин убеждённо, умом и сердцем являлся верноподданным государевым слугой. И, как доверенный человек князя Хворостинина, взявшийся на запредельно опасное поручение, дело практически смертное, он не мог не быть ответственным за принятое на себя именно религиозно.

Кроме десятилетнего боевого опыта и командной выучки в регулярных опричных войсках, сотник Ермак-Василий с детства-юности не понаслышке знал прибрежные земли по Чусовой, Сосьве, Конде, Пелыму. Что являлось необходимым для стратегического планирования и тактического исполнения неисправимого в случае какой-либо ошибки дальнего похода.

При всём том, Ермак и атаман казацкий. То есть, голова, старшой, вожак и батька, избранный на воеводство товарищами по оружию. Такой знак народного доверия важен был в переговорах по найму охотников из числа провинившихся яицких казаков, никого из государевых людей не признававших, почти отчаявшихся смертников. И сработало: две казачьи станицы – двести пятьдесят сабель Ивана-Кольца и двести Александра-Черкаса пошли за Ермаком, и были прощены за подвиг, и щедро награждены Грозным Царём. А вот отказавшуюся идти «воровскую» станицу Богдана Барабоши стрельцы казнили всю без пощады, дабы извиниться перед беем Большой Ногайской орды за побитых послов, чем лишить того повода к началу войны с Россией.

Итак, двинувшись мелкими реками, чтобы разойтись с туменом Мухаммеда-Кули, скрытно перезимовав и по весеннему полноводью запустив ладьи чайками, отряд Ермака нежданно для Кучума вышел к сибирской столице.