Четыре темницы

«Запечатлен в живом аде плотно  гораздо; ни очию возвести на небо  возможно, едина скважня, сиречь  окошко, В него пищу подают, что  собаке; в него же и ветхая измещем;

 тут же и отдыхаем. Сперва зело  тяжко от дыму было: иногда на  земли валяяся, удушисься, насилу  отдохнёшь. А на полу там воды по  колени, – всё беда… А сежу наг, нет  на мне ни рубашки, лишь крест…»

Аввакум

Аввакум (один в своей темнице):

Сибирь из памяти всплывает постепенно

И на бумагу буквами ложится,

И каждый лист, да что там лист – страница

Былым, израненным моим нутром сочится,

Как будто острым льдом мне вскрыло вены.

Понужден к «Житию»…

Как в холод тянет к печке,

Так к Епифанию

Влечёт душа моя.

Не оставляет он

Духовного огня,

Не прерывает ровной речи.

Вчерне

Моё готово «Житие».

Пять лет писал,

Душа вот дальше пишет.

И, кажется, слова приходят свыше…

Да что дивиться тут,

Естественно сие!

Чуть потерплю.

Так хочется прочесть,

Что скажет мне в ответ отец духовный,

Мой славный инок?

Светится он весь,

А я томлюсь в обличии греховном.

Не верно говорят:

«Гол как сокол».

У птицы от Всевышнего есть перья,

А я вот оголён,

Как оголяют ствол

В бревно строительное…

Бедные деревья!

Епифаний (в своей темнице):

Сладки слова молитв.

А как иначе!

И аз слагаю «Житие» и плачу,

А воздух от дрожания словес

Сиянием восходит до небес.

Мир очищается,

В спокойствие приходит.

Знать, речь нужна

И Богу, и природе.

(Достаёт стопу листов своего «Жития», открывает последнюю страницу)

Не преступлю отеческих преданий!

Огонь и муку аз возьму взамен,

Всю боль Земли,

Её лесных шептаний,

И к новому

Невольных перемен.

Осталось ночь и утро скоротать,

В одну лишь сторону

Ведётся строчка,

И если истинна она,

То коротка.

Жизнь завершу сияющею точкой.

Лазарь (в своей темнице):

Как сердце смёрзлось!

Жжёт.

Кровь стынет.

Слепота в глаза.

Но вижу: в них ещё живёт

Текучая, как мысль, слеза.

Мраз крепче.

Трещина по сердцу.

Сквозь время трещина.

По всей земной коре.

Мир надвое.

И негде обогреться.

Осталось мне

Сгореть в костре.

Феодор (в своей темнице):

Мы чужестранцы

На родной земле.

Святая Русь от распри зашаталась,

И в нас, как в зёрнах,

Родовая малость,

Как хлеб с водой

На праздничном столе.

Из материнской почвы мы взойдём,

И все увидят,

Что так мало надо

Для райского потерянного сада:

Холм с земляникою да светлый водоём!