Самый лучший человек – тот, который живет преимущественно своими мыслями и чужими чувствами, самый худший сорт человека — который живет чужими мыслями и своими чувствами. Из различных сочетаний этих четырех основ, мотивов деятельности — все различие людей, вся сложная музыка характеров. Люди, живущие только своими чувствами,— это звери.

Л. Н. Толстой

В это время Наполеон получил реальную власть во Франции. Впрочем, Франция была изолированной, ей противостояла коалиция. Каждый день газеты обсуждали продвижение французской армии, которая уже перешла Рейн и вторглась в Италию, где на первый порах ей был дан отпор. В Партенопейской республике совершилась монархическая реставрация. Зато французам везло в Швейцарии, обосновались, да так, что даже соединённая австро-русская армия не могла их оттуда выкурить.

Меж тем сама коалиция начала разваливаться на части, мощная Россия вышла из нее, начав переговоры с Францией. Когда же во Франции появились консулы, и Наполеон добровольно отпустил восвояси русских пленных, не взяв с них традиционного выкупа, но зато заново одев и выдав оружие, русский император Павел I (82) начал вести себя так, словно стремится дружить с молодой республикой.  Ободренный таким поворотом дел, Наполеон отправил посла к английскому двору, предлагая также прекратить борьбу, но в ответ король предложил ему восстановить в правах законных правителей Бурбонов и вернуть Францию в прежние границы.

В ответ Наполеон вновь вторгся в Италию. После победы при Маренго, произошедшей 14 июня 1800 года, Австрия согласилась заключить перемирие, отдав Франции Ломбардию. Но тут другая французская армия перешла границы Швабии и Баварии.  После разгрома 3 декабря австрийских войск при Гогенлиндене стало понятно, что следующий шаг будет направлен в сторону Вены. Теперь Австрия должна была пойти на любые условия, и она пошла: границами Франции были признаны Рейн и Эч; Ломбардия превратилась в Итальянскую республику, а Наполеон получил возможность распоряжаться значительными землями Италии и Германии.

В центре императорской резиденции над  зданием Французского посольства в Вене взвился сине-бело-красный флаг, возвестивший о прибытии в столицу посла Франции боевого генерала Бернадота (83).

С того дня в Вене считалось безумием и самоубийством подходить к французскому посольству, так как у его дверей в любое время дня и даже ночью дежурили шпики, бравшие на заметку каждого, кто попытается войти в контакт с врагом или хотя бы обнаружится вблизи проклятого дома. Днем и ночью при любой погоде переодетые в штатское служители порядка с самым серьезным видом читали газеты перед зданием с трехцветным флагом, время от времени сменяя друг друга.

В этой ситуации Бетховен опять повел себя самым неожиданным и рискованным образом, подружился с Бернадотом, с которым теперь встречался чуть ли не каждый день, беседуя о музыке и революции. С воодушевлением генерал рассказывал композитору о молодом Наполеоне. Здесь Бетховен мог получить интересующие его подробности о недавних событиях во Франции, что называется, из первых рук. Среди свиты посла  было немало тех, кто совсем недавно стоял на баррикадах и громил Бастилию.

Узнав, что Бетховен сдружился с врагом, графиня Эрдеди порывает с ним всяческие отношения, но к тому времени он и сам уже тяготился длительной связью, так что разрыв не принес нашему герою душевных страданий.

В посольстве он знакомится со знаменитым скрипачом Родольфом Крейцером (84). «Крейцер — хороший, милый человек, доставивший мне много удовольствия во время его пребывания в Вене. Его естественность и отсутствие претензий мне милее, чем лишенный внутреннего содержания внешний лоск большинства виртуозов», — говорил об этом музыканте Бетховен.

Кого же из виртуозов он имеет в виду? Как ни странно, история сохранила для нас его имя. Как-то раз в гостях у князя Лихновского Бетховену представили темнокожего скрипача, к которому все присутствующие обращались не иначе, как добавляя «Ваше высочество».  Когда же Бетховен поинтересовался, принцем или королем какой страны является замечательный скрипач, тот без колебаний ответил: «Принц Африки», что еще больше удивило любознательного композитора. На что его двадцатичетырехлетнее высочество просто хлопнул  своего нового знакомого по плечу, сообщив, что его имя Джордж Огастас Полгрин Бриджтауэр (85), но для несравненного Бетховена он просто Джорж, так как между людьми искусства нет и не может быть сословных границ.

— Где вы учились? — поинтересовался Людвиг, после того как африканский принц закончил второе отделение программы.

— Моим первым учителем стал Йозеф Гайдн, в то время он служил у графа Эстергази, и там мы с ним впервые встретились, — манерно обмахивая себя нотным листом, сообщил темнокожий принц.

— Я отлично знаю Гайдна, мы можем зайти к нему, если вы этого желаете. Буду счастлив сопровождать вас.

— Не нужно, — юноша смутился, — полагаю, что добрейший Гайдн давно забыл меня.

— Забыл африканского принца?!  — не поверил своим ушам Людвиг. — Простите великодушно, но не думаю, что будь мне и сто лет, я смог бы вас забыть или с кем-нибудь спутать.

После нескольких таких вопросов Джордж был вынужден сдаться и самостоятельно «снять с себя корону». В раннем детстве он действительно видел Гайдна, и тот даже немного занимался с ним, почему бы и нет. Темнокожий отец юного музыканта служил у графа Эстергази, нося лакейскую ливрею, мальчик же был поначалу определен в пажи, но когда выяснилось, что у него подлинный талант к музыке, отец сделал все возможное для того, чтобы помочь ему стать настоящим музыкантом. А для начала устроил его в ученики к Джованни Джорновичи (86). Когда учитель решил, что мальчик вполне готов для сольных выступлений, отец повез его на гастроли, и десятилетний скрипач покорил своим искусством Лондон, Бристоль и Бате. На всех афишах было выведено «Африканский принц», и если весь концерт он проводил в красном камзольчике, белых чулках, парчовых туфельках и белом, аккуратно завитом парике – образ а-ля Моцарт –  после концерта начиналось главное шоу. Отец и сын переодевались в турецкие наряды и шли гулять по улицам города. При этом умный отец брал себе роль покорного слуги, следующего за юным господином для охраны и прочих услуг.

Как-то раз эту милую парочку застал на прогулке принц Уэльский, который очень заинтересовался хорошеньким арапчонком и, наведя справки, посетил его академию, оставшись в полном восторге. После концерта он нагрянул за кулисы, сообщив отцу, что намерен в дальнейшем сам заботиться о юном гении. Для начала поможет ему получить достойное музыкальное образование. Когда же возмущенный отец начал протестовать, мол, курочка и так уже начала нести золотые яйца, тот заткнул ему рот звонким золотом, после чего любящий папочка в последний раз обнял ненаглядного сынулю, поручив его опеке благородного принца.

Его высочество познакомил двенадцатилетнего Бриджтауэра со скрипачами Франсуа Ипполитом Бартелемоном (87) и Томасом Этвудом (88), которые сделались его учителями. Все свободное от занятий время он давал концерты, разъезжая по всему свету. И вот теперь Дрезден и Вена.

— Было бы прекрасно, если бы мы смогли выступить вместе, — предложил Джорж, сверкая похожими на большие маслины глазами.

— Почему бы и нет? — Бетховен уже оценил технику скрипача и не собирался упускать такого шанса. — С ходу могу предложить музыкальный салон моего друга Игнаца Шуппанцига, я же напишу к тому времени Девятую сонату для скрипки и фортепиано!

О концерте договорились действительно очень быстро, Игнац просто предложил выбрать любой из пока еще свободных дней, и, посоветовавшись, Джорж и Людвиг сошлись на 24 мая – этого времени, по словам Бетховена, должно было хватить ему для того, чтобы закончить сонату. Гениальное  произведение, в котором на равных играют друг с другом два виртуоза — скрипач и пианист.

Как это бывало не раз, Бетховен  опаздывал с сонатой и завершил ее буквально накануне концерта, который должен был проходить в одном из павильонов венского парка 24 мая 1803 года в 8 утра. Как ни странно это может показаться, но в то время двор вставал достаточно рано, и к восьми утра дамы и господа уже были готовы не просто воспринимать музыку, а уже давно приехали и расселись по местам. «Однажды утром Бетховен уже в половине пятого послал за мною, — вспоминал его ученик Фердинанд Рис. — «Перепишите-ка мне быстренько скрипичную партию первого allegro». И дивно прекрасную тему с вариациями f-dur Бриджтауэр вынужден был играть на концерте… по собственной рукописи Бетховена, поскольку времени на переписку уже не оставалось».  В то утро Бетховен то ли не добудился своего копииста, то ли тот был занят другим заказом, в общем, к восьми утра на руках у композитора был всего один экземпляр нот, который он благородно уступил своему партнеру. После чего сам сел за фортепьяно и играл по памяти.

Сонату сразу же полюбили мастера и возненавидели любители. Еще бы – две сложнейшие партии! Вообще, разные музыканты по-разному и подходили к этому произведению. Сонату можно играть так, чтобы скрипка все время солировала, а пианист лишь сопровождал ее в качестве аккомпаниатора. Другой вариант, особенно распространенный в XVIII веке среди итальянских импровизаторов — состязание инструментов. Третий — тот, который выбрал Бетховен для себя и Бриджтауэра — равноправное партнерство, радость дружбы и осознания собственной силы, которая только возрастает в сотворчестве.

Сохрани они дружбу, сохранился бы и дуэт, появились бы и другие не менее сильные и значимые произведения для скрипки и фортепьяно, но Бетховен и Бриджтауэр неожиданно для публики, предсказывающей им долгое и плодотворное сотрудничество, вдруг сделались смертельными врагами. Двоим понравилась одна и та же девушка, но если Бриджтауэр имел далеко идущие планы и даже свел знакомство с родителями будущей невесты, Бетховен вполне удовлетворился  недолгой близостью. Результат — дуэт распался.

Теперь оскорбленный Бриджтауэр под угрозой повешения или расстрела не согласился бы играть музыку коварного соблазнителя Бетховена, так что тому оставалось теперь только искать нового скрипача-виртуоза, который мог бы исполнить партию в сонате.

Вот тогда во французском посольстве он и познакомился с Родольфом Крейцером — камер-виртуозом Наполеона и, не имея представления, как настроиться на этого нового для себя человека, с ходу посвятил ему ту самую Девятую сонату, заявив об этом во всеуслышание.

Крейцер с удивлением прочитал ноты и поначалу необыкновенно воодушевился: его именем названо, возможно, лучшее произведение для скрипки и фортепьяно! Он горячо поблагодарил композитора и сразу же назначил день первой репетиции. Но потом кто-то из «доброжелателей» Бетховена нашептал обидчивому и замкнутому скрипачу, что на самом деле, изначально соната не имела к нему никакого отношения, и ее уже исполняли в павильоне венского парка Аугартен…

Обиженный враньем Бетховена, Крейцер отказался играть сонату для скрипки и фортепиано ля-мажор и никогда этого не делал. А вот Бетховен уже не мог переименовать свое произведение.

Отвлечемся от жизнеописания Людвига ван Бетховена и поговорим еще немного о судьбе Крейцеровой сонаты. Например, по свидетельству  директора Московской консерватории Николая Рубинштейна (89), название «Крейцерова соната» пришло к писателю Льву Толстому по воле случая: «Однажды граф Толстой обратился ко мне с вопросом: какое из ансамблевых произведений для скрипки и фортепиано является, по моему мнению, самым значительным. Я тотчас ответил: думаю, что соната Бетховена, опус 47, так называемая «Крейцерова» соната. Вскоре была опубликована под этим названием повесть Толстого, вызвавшая большой интерес в литературных и музыкальных кругах».

 «Эти вещи можно играть только при известных, важных, значительных обстоятельствах и тогда, когда требуется совершить известные, соответствующие этой музыке, поступки. Сыграть и сделать то, на что настроила эта музыка. А то несоответственное ни месту, ни времени вызывание энергии, чувства, ничем не проявляющегося, не может не действовать губительно. На меня, по крайней мере, вещь эта подействовала ужасно...» (90) — скорее всего, писательское воображение разыгралось, во всяком случае, позже сам Толстой признавался: «Я не вижу в этой сонате того, что приписал ей в своей повести».

Прочитав повесть Льва Николаевича (91) в 1923 году, чешский композитор Леош Яначек (92), должно быть, тоже поймал себя на том, что произведение не соответствует названию, и создал свой Струнный квартет № 1 по повести Толстого «Крейцерова соната».