Глава 26. Отчаяние

Вы спросите меня, откуда я беру свои идеи? Я улавливаю их на лоне природы, в лесу, на прогулках, в тишине ночи, ранним утром, возбужденный настроениями, которые у поэта выражаются словами, а у меня превращаются в звуки, звучат, бушуют, пока не станут передо мною в виде нот.

Людвиг ван Бетховен

Впрочем, все эти признания появятся через добрых двадцать лет. Тогда же, расставшись с Джульеттой,   Бетховен вел себя, точно безумный. Его ученик Фердинанд Рис буквально боялся оставить учителя надолго одного. Джульетта вышла замуж и уехала со своим избранником в Италию, эту информацию друзья старались скрывать от Бетховена как можно дольше, Иоганн жил неизвестно где, Карл гостевал у кого-то из друзей. Людвиг мечтал только об одном – чтобы его наконец оставили в покое, но как назло его одолевали посетители: заказчики, просители, желающие возобновить знакомства старые приятели и совершенно ненужные ему сейчас люди.

Узнав, наконец, о том, что Джульетта замужем, Бетховен впал в отчаяние. Несколько раз старающемуся не оставлять учителя надолго Фердинанду Рису даже показалось, что Бетховен пытался убить себя. Один раз, принеся в дом корзину продуктов, он вдруг стал свидетелем того, как учитель, насыпав себе в ладонь горсть пилюль, внимательно разглядывал их. Но потом выяснилось, что он попросту случайно раздавил коробку и теперь искал, куда бы пересыпать лекарства. В другой раз он застал Бетховена стоящим на столе, показалось, что вот сейчас он забросит на потолочную балку веревку и… Но Людвиг снова отговорился каким-то совсем уж простым делом, потолок потек прямо над его рабочим местом, вот он и…

 

— А ты знаешь, как Гайдн в свое время спас целую капеллу в Айзенштадте?  — Бетховен огляделся, ища глазами Риса, но того не было. Когда ушел? Час назад? День? Месяц? Люди-призраки появлялись в жизни Бетховена, привнося свои мелодии, чаще присущий им шум, и исчезали неведомо куда и зачем. Он почти не различал лиц, мало интересовался личной жизнью своих учеников, коллег, любовниц. Люди-призраки менялись, перемешивались. Вот и сейчас он, пытаясь развлечь не в меру подозрительного Риса, начал разговор с ним, а заканчивает с Черни? Когда тот пришел и зачем – загадка… Впрочем, Черни свой человек, раз пришел, значит так и должно быть. Хорошо, если Рис не успел рассказать ему про проклятую удавку. Впрочем… — Так слышал ты что-нибудь о том, как Гайдн спас свою капеллу?

— Вы говорите о «Прощальной» симфонии? Да, слышал, — отмахнулся Карл Черни, — не понимаю, ну музыканты гасили свечи, ну зал остался в темноте, подумаешь, большое дело. На месте князя я просто вышел бы из зала и на следующий день рассчитал бы озорников, как и собирался до этого. Должно быть, этот Эстергази впечатлителен, как женщина. Вот Гайдн и воспользовался.

— Все так, но… А ты знаешь, что означает обряд гашения свеч? Когда священник отлучает человека от церкви, он гасит его свечу, его душу. Во время таких обрядов обычно несколько священнослужителей выносят большие черные свечи и затем произносят традиционные слова: «Да будет он проклят в жизни или в минуту смерти». Там есть одна повторяющаяся музыкальная фраза. Ты вообще помнишь «Прощальную»?  — казалось, Бетховен снова погрузился в себя. — Эстергази ее не мог не узнать.

— То есть Иосиф Гайдн проклял на вечные времена своего благодетеля? — Карл Черни был поражен настолько, что даже не записал свою мысль, как делал до этого. Но Бетховен его понял.

— Как знать, — таинственно улыбнулся учитель, — как знать...

 

Нет, покончить с собой, как какой-то слезливый романтический герой – это не для Бетховена, любовная неудача не сделала его слабее, даже наоборот. Теперь он, уже не стесняясь, откровенно признается в своем несчастье, повсюду таская за собой тетради и карандаш. Хочешь что-то сказать человеку с проблемами слуха – напиши в блокнот.

Фердинанд Рис уговаривает учителя сменить обстановку, идеально — поехать на природу  самое лучшее — к знаменитым целебным источникам местечка Хейлигенштадт. Людвига с детства донимали боли в желудке, так заодно и полечится.

Все знают, что Бетховен находит успокоение в долгих одиноких прогулках, а что еще делать в деревне, как не гулять?

Едва устроившись в крохотном домике на краю деревни, они отправились побродить по лесу. Свежий воздух, прохлада всегда радовали Бетховена. Он обожал пешие прогулки и теперь чувствовал себя в своей стихии. Облокотившись на ствол ясеня, композитор, закрыв глаза, наслаждался нежным ветерком, когда вдруг Фердинанд потряс его за плечо.

— Не правда ли, прекрасная мелодия? — спросил он, доставая из сумки краюху хлеба и кусок сыра, полученные ими от новой хозяйки.

— Мелодия в диком лесу? Ты шутишь?  — пожал плечами Бетховен.

— Ну как же, нежная свирель! Полагаю, что это играет пастух, да вот же он сам, смотрите, — Рис показал рукой в сторону беззаботно валяющегося на пригорке по соседству молодого пастуха.

Людвиг вскочил, уставившись на крестьянина. Сделал шаг вперед, приложил руку к уху, как бы отгораживаясь от прочих звуков, он явственно видел движение пастушка, видел свирель, но не мог различить ни звука. А ведь при этом он слышал Риса. Впрочем, слышал или понимал по губам? Фердинанд Рис, Карл Черни — постоянные спутники Бетховена. Он знал их как облупленных и неудивительно, что и понимал с полуслова.

Закрыв лицо руками, Людвиг побежал, не разбирая дороги, когда же Фердинанд догнал его, Бетховен лежал на земле, сотрясаясь рыданиями. Постояв некоторое время рядом, юноша присел, пытаясь утешить учителя, уверяя его, что свирель звучала чрезвычайно тихо, и если бы в какой-то момент ветер не принес мелодию, он бы так же не разобрал ее. Ложь во спасение. Учитель откликнулся лишь тогда, когда Фердинанд Рис потряс его за плечо. Бетховен оглох.