Как давно это было!

Как давно это было! А между тем все в нашей жизни шло своим чередом, и мы не знали, что подступает событие, после которого нам придется расстаться на целых восемь долгих лет, когда многое в наших отношениях уже изменится… Но до описания этого важного в нашей дружбе момента необходимо одно лирическое отступление.

Не помню, сколько же тогда нам было лет? Однажды, притомившись в ожидании принца на белом коне, который наконец-то появится, припадет на колено с букетом роз и позовет (хотя бы одну из нас) замуж, в счастливую, неизведанную доселе семейную жизнь, мы решили под Старый Новый год, как это водилось исстари, погадать на женихов. Это было в Ново-Ленино, у Стрижули. Когда за окном стемнело, оделись потеплее и пошли на улицу, чтобы тайком заглянуть в чужие окна, благо, тогда там стояли еще низкие дома, похожие на бревенчатые бараки. Загадывали по очереди: вот в этом окне – моя будущая жизнь, а в этом – твоя.

Мне не повезло, ни одного будущего принца я не увидела. Так и сбылось. А вот Стрижуля… «Гадаем до трех раз, потому что Бог Троицу любит!» – решили мы, не ведая еще тогда, что подобные гадания глубоко противны Всевышнему. На третий раз (это была последняя попытка Стрижули), крадучись, по жесткому сугробу подошли к большому окну, небрежно зашторенному коричневой, косо висящей, тяжелой шторой и…

За окном горел тускловатый свет, в комнате было так неуютно, что стало понятно: тут давно живет холостяк или вдовец. На непокрытом крашеном столе (он близко у подоконника) лежал хлеб и стояла помятая алюминиевая кружка с остывшим чаем, на газете был виден шматок сала, порезанного на крупные куски, и начатая головка чеснока. На грубой табуретке, склонившись над книгой, сидел стареющий мужчина, одетый в темную, клетчатую рубаху. На переносице у него были водружены очки с одной оторванной дужкой. Тихо переговариваясь, мы стали внимательно разглядывать его, но головы от книги, которую держал в руках, он так и не поднял. Весь ушел в чтение. Наверное, умный…

«Ну, вот и твой принц», – тихонько пошутила я. Стрижуля легко согласилась: «А что? Пойдет! Похоже, давно без жены… Отбивать не надо!». Мы прыснули со смеха и быстро побежали от окна, а потом еще долго, во все горло гоготали на пустынной улице.

И что бы вы думали! Мой «принц на белом коне, припав на колено с букетом роз», растаял в моей жизни так же быстро, как ежик в тумане, оставив у меня на руках двухлетнюю дочь. А перед Стрижулей почти в то же самое время явился ее долгожданный «принц». Только без белого коня.

Как-то, с утра пораньше (что было редкостью) раздался ее звонок:

– Лилька! Мне тебя срочно увидеть надо!

– Что-то случилось?

– Еще нет…

– Ну, давай, лети! Только скорей. Мне уж не терпится!

Стрижуля появилась на пороге с загадочным взглядом. Глаза смотрят куда-то в себя, а там – на дне – тайна…

– У нас в ТЮЗе появился новый режиссер!

– Ну, и что?

– Интересный.

– А ты пошто такая странная сегодня?

Стрижуля набрала воздух и глубоко выдохнула:

– Мне кажется, он как-то особенно поглядывает на меня и на актрису N…

– На какую еще такую актрису N!!! – возмутилась я. – Ты что? С ума сошла! При чем тут она, да еще рядом с тобой? Только ты! Слышишь? Только ты!!!

– Ну-у-у…

Стрижуля замялась и глухо озвучила свои давние комплексы:

– Ты же знаешь, я – страшненькая…

– Да кто тебе это сказал? Какая глупость! И ты в это веришь? Не смей даже так думать! Ну-ка, подойти во-о-н туда.

– Куда?

– Да к зеркалу, к зеркалу!

В коридоре у меня тогда стояло большое – от пола до потолка – трюмо. Сердце Стрижули, конечно же, чувствовало нечто судьбоносное, но, видимо, в этот решающий момент ей не хватало дружеской поддержки. За ней она и приехала. Я уловила это сразу.

– Ну, подошла…

– Посмотри, какая у тебя талия.

Стрижуля легонько погладила себя по бокам и констатировала:

– А что? Очень даже стройненькая.

– Ну, вот, а ты говоришь… А теперь посмотри на свои ножки.

– Ножки, да… Я знаю… С ними все в порядке.

Она взмахнула рукой, отбила четкие дробушки, и голубые глаза ее стали чуть ярче.

– Ну, вот, а ты говоришь…

– А теперь построй свои неотразимые рожицы и улыбнись…

Только это и надо было ей: услышать слова поддержки, войти в свою стихию и стать неотразимой. Изящной рукой подбив короткую прическу, Стрижуля вонзилась в зеркало пытливым взглядом и пошла играть – улыбкой, глазами, мимикой. Уже через пять минут она запела и стала подтанцовывать, глаза ее засияли, и вся она стала легкой, мягкой и очень женственной. Преобразилась вмиг, и, как всегда, поразительно.

– Ну вот, беги скорей в свой ТЮЗ, пока не остыла, – сказала я ей на прощанье.

Сбросив с плеч давящий груз, счастливая, выпорхнула она из двери, и уже спускаясь вниз по лестнице подъезда, остановилась на ступеньке, подняла на меня глаза, пожала плечами и громко хмыкнула:

 – Правда, что! При чем тут актриса N? Да еще рядом со мной – со Стрижовой! – И стремительно побежала вниз.

– Позвони! – успела я крикнуть ей.

Но звонка так и не дождалась. И только потом узнала. Всегда такая общительная Стрижуля вдруг «ушла на дно». Новый режиссер Александр Валерьянович Ищенко стал все чаще захаживать к ней на чашку чая в ее общежитскую комнатку, а потом и вовсе остался в ней. Я искренне за нее порадовалась. Но дальше, как это и случается в обыденной жизни, все пошло по другому сценарию. При первом же беглом знакомстве ни Александр Валерьянович, ни я – на интуитивном уровне – не приняли друг друга. Возможно, отчасти еще и потому, что с обоюдной, тайной ревностью не поделили Стрижулю – одну на двоих. В семье главным должен быть муж, это понятно.