4 сентября 1992, пятница

Валерий, решивший снова заниматься своей физической формой, совершил с утра семикилометровую пробежку.

В офис приехал к полудню на машине.

Иза рассказала, что дважды звонил Георгеску, просил передать, что у него к Валерию «новое деловое предложение». И снова звонила мать Богдана Лозы, спросила телефон Корды. Сказала, что звонит тайком от мужа, он велел всякие контакты с агентством порвать. Ким Лоза отправил в инспекторат их города срочным заказным письмом заявление о пропаже сына.

— Пусть ждёт ответа как соловей лета. — сказал Деметер.

Иза сообщила, что также звонил новый потенциальный клиент — председатель национально-культурного общества ромов «Шатро». Сказал, что будет говорить только лично, перезвонит.

— Ты ведь, разумеется, знаешь, кто такие ромы?

Валерий только недовольно поморщился.

Иза сочувственно сказала:

— У тебя ведь к ним личная неприязнь, да?

— Нет у меня ни к кому неприязни по национальному признаку, я до сих пор советский человек. Но публика эта криминализированная, и в советское время была, и сейчас. С перестроечных времен еще и наркотиками начали заниматься, и не только анашой. Детей используют как толкачей.

— Сейчас говорят: «дилеров» или «пушеров».

Валерий решил с цыганом встретиться.

— Если почувствую, что что-то с душком — сразу отфутболю. Сегодня полчетвертого еще надо ехать с Гришкой, брать борца с... геями.

— Как, ты уже его вычислил?

— Думаю, да. По базе данных номер, с которого он звонит, — это номер уличного телефона-автомата. Я сегодня с утра сбегал к телефонной будке: она находится на тихой улице с частными домами. Он звонит оттуда каждый день, возвращаясь с работы, по пути домой.

— Почему ты так в этом уверен?

— Он шесть раз звонил в одно и то же время. И угрозы у него слишком уж красочные, запись я прослушал. Он глуп, но методичен. И в седьмой раз придёт звонить с того же телефона-автомата.

— Опять интуиция...

— А разве меня подвела интуиция, когда я с самого начала говорил, что пропажа Лозы не связана ни с какой юбкой? И Светлану Лозу интуиция насчет того, что ее мужа подцепила дама из эсперанто-клуба, разве подвела?

— Тебе бы в личной жизни интуиции побольше.

— Не сыпь мне соль на рану.

— Я тебе не о том, что прошло, а о том, что происходит сейчас.

— Ты это о чем?

— Подумай. Может, твой хвалёный внутренний голос тебе что-то подскажет.

— Не понимаем мы с ним твои загадки.

 

Председатель национально-культурного общества ромов «Шатро» Николай Марцинкевич выглядел как типичный цыган: и кудрявый, и со смуглой кожей. Одет был не без экзотики — в обычный темный костюм, но в красную рубашку с круглым воротом. Когда Валерий спросил, что у него за дело, ответил:

— Дело личное, лично к Вам, Валерий Ионович.

— Слушаю, — удивился Валерий.

— Те авес бахтало! Анда че вица сан?

— Извините, не понимаю по-цыгански.

Марцинкевич улыбнулся.

— Бывает. Но Вы ведь цыган! Без предисловий: предлагаю Вам войти в правление создаваемого в настоящее время национально-культурного общества ромов «Шатро». Нам пришла пора включаться в общественную жизнь, устанавливать контакты с властями, в том числе, в связи с правоохранительными вопросами. Вы ведь понимаете: среди нас мало людей, имеющих солидные профессии, образование. А Вы именно такой...

— Извините, а откуда Вы узнали обо мне и почему решили, что я цыган?

Марцинкевич улыбнулся.

— Нашел Вас в телефонном справочнике коммерческих организаций нашего города. Просто смотрел алфавитный указатель фамилий. Что человек с фамилией Деметер — цыган, так же понятно, как то, что человек с фамилией Иванов — русский, а с фамилией Шевченко — украинец. Столько есть наших выдающихся братьев с фамилией Деметер! Наш ученый, поэт Роман Деметер — составитель русско-цыганского словаря кэлдэрарского диалекта! Ольга Деметер-Чарская — заслуженная артистка России...

Валерий оборвал:

— Ясно. Я Вам расскажу, какое отношение имею к вашему народу.

Деметер сухо рассказал, что его отец Ион Деметер служил в милиции в звании старшины. Самое высокое звание в милиции, которое человек без профильного образования мог получить в СССР. Его убили неизвестные цыгане, когда Валерию был один год. Убили якобы за то, что порвал связь с общиной, женился на русской. На самом деле — за то, что не захотел помогать преступникам из числа цыган. Так Валерию рассказала его мать. Убийцу не нашли (цыгане, конечно, молчали), дело закрыли.

О том, как Валерий, начав работу в городском управлении внутренних дел, пытался самовольно расследовать давно закрытое дело, как они с Гришей пытались выбить сведения из местного цыганского барона, как их обоих за это чуть не выгнали со службы, Деметер не рассказывал. Барон тогда, отдышавшись от побоев, сказал, что человека, убившего отца, давно нет в живых: «Ромы его сами наказали». И что уже четверть века прошло. И что Валерий — настоящий гадже, потому что никакой цыган не поднимет руку на человека, который по возрасту годится ему в отцы (барон и в самом деле был старше 24-летнего Валерия лет на двадцать пять). Но что он его понимает и прощает.

— В общем, папа мне ничего цыганского передать не успел.

Марцинкевич вздохнул.

— Понимаю, судьба. Вы ведь тоже понимаете, что не все цыгане...

— Да, конечно. Просто я не цыган. Я, извините, гадже.

Марцинкевич сказал, что слово «гадже» — не оскорбление, а имеет описательный характер — как, например, «иностранец», «приезжий».

— Извините, Валерий Ионович. Очень жалею. Мне, по-честному, больно за старшину Деметера.

Цыган встал, за ним Валерий.

— Только характер-то у Вас всё-таки цыганский, прямой. И глаза цыганские. И талант музыкальный, думаю, от нас. Не держите зла на своих, хоть не считаете нас своими. Визитную карточку мою себе, пожалуйста, оставьте.

Цыган приписал на карточку свой домашний телефон.

— Может быть, мы Вам когда-нибудь в чем-то сможем помочь.

— Спасибо. По жизни мне помогать не надо, а по работе — как-то неуместно просить.

— Почему же? Если сумеем, то поможем и по работе.

А почему бы нет?

Валерий вынул из стола десяток фотографий Богдана Лозы. Сказал, что, хотя две главные бандитские группировки города к исчезновению Лозы не причастны, дело наверняка связано с криминалом.

Марцинкевич спрятал фотокарточки в барсетку:

— Поспрашиваю. Точнее, раздам фото кому нужно, а они спросят людей. Внешность у него необычная, бороду носит. Но он ведь не ром?

— Нет, он новый русский.

 

— А глаза-то у тебя и вправду цыганские, — сказала Иза, когда Марцинкевич вышел. — Черные.

— А у тебя — еврейские.

— Естественно. Но зачем ты его озаботил по поводу Лозы? Сам же заявил вчера, что с ним закончил.

Валерий не сказал, что фирма Лозы — под Боцманом, и он, может быть, предложит продолжить поиск. Ответил:

— Как сказал один монах, когда его спросили, зачем он под рясой носит брюки: «На всякий случай».

— Надеешься, что цыгане тебе могут как-то помочь?

— Не исключено. Вот Марцинкевич мне, например, сказал про музыкальный талант. Но откуда он знает, что я музыкант? В адреснике, где он меня нашел, об этом ведь не говорится. То есть он умеет собирать информацию. Ладно, поеду, мне еще Гришу от инспектората забирать.

Перед уходом, однако, снова пришлось поговорить с Георгеску.

— Валер, вот ты мне сказал, что ты сыскарь, а не решала. Я, Валер, понял, что да, ты прав…

Однако «новое деловое предложение» Георгеску было не лучше прежнего: он хотел, чтобы Деметер попросил Балана решить дело со сбежавшим партнером Георгеску, притом за небольшую цену.

— Все же знают, что ты, Валер, с Боцманом вась-вась…

Детектив отвечал долго и деликатно.

 

Напротив телефонной будки был удачно расположен переулок, Валерий там припарковал машину, в глаза она не бросалась. До будки — метров сто пятьдесят, в бинокль отлично видно каждого, кто в нее зайдет. Детектив приклеил к стенке будки под потолком коробочку-радиомикрофон — в машине разговор было отлично слышно. До того, как предположительно придет борец с геями, оставался еще час.

Казаков рассказал Деметеру неприятную новость. Ларионову в Кишиневе сделали рентген лица. Столичные специалисты, которых подключил Ларионов-папа, сделали вывод, что ему нанесены удары тонким железным предметом. Гопники, которых еще сто раз допросили, таких ударов нанести не могли — они били старшего лейтенанта кулаками и ногами. Папаша приказал выяснить всё, что было до гопников, и сказал, что это гопников важнее. И чтобы никакого закрытия дела, прислал из Кишинева аж двух офицеров, майора и капитана, чтобы руководили продолжением расследования. Майор в тот же день, как прибыл, приказал собрать офицеров поумнее, независимо от того, участвовали ли они в расследовании.

В телефонную будку вошла девушка, Валерий убрал громкость приемника, чтобы не мешать рассказу.

— И вот, значит, сидят за круглым столом они двое и мы: я, Чеботару, Армаш, Моравский и двое новеньких лейтенантов, ты их не знаешь: Петров и Петреску, по кличке «близнецы-братья». Майор говорит: устраиваем брэйнсторминг — мозговой штурм, никакой очередности в выступлениях по званиям и должностям не соблюдаем. Высказываем как можно большее количество версий того, что произошло.

Казаков начал с юмором пересказывать «мозговой штурм». Капитан Армаш отверг версию о двух этапах преступления. Сказал, что гопники могли на самом деле использовать, например, железный прут и потом его куда-то закинуть. Они же были в состоянии наркотического опьянения. На допросе не рассказали, опасаясь, что за избиение не голыми руками им прибавят срок. Тем более, что один из них опытный, с судимостью. При этом, добавил Армаш, который сам не принимал участие в расследовании и недолюбливал Чеботару, сидят они все в одной камере предварительного заключения, советуются, обсуждают поведение на следствии. Место преступления же толком не осматривали, прут не искали. Хотя если сейчас все тщательно обыскать, то прут тоже может не найтись — кто-то давно уволок, сейчас люди всю дрянь домой тащат.

— Чеботару, как это услышал, тут же вскинулся: да, да, он тоже так считает. Только, мол, место преступления осмотрели безупречно. А сидят вместе потому, что физической возможности рассадить их отдельно нет.

Но тут выступил кишиневский майор: давайте одноэтапную версию обсуждать не будем вообще, только двухэтапная интересует.

К телефонной будке подошла бабушка, Валерий звук приемника не прибавлял.

Казаков рассказывал о «мозговом штурме» дальше. Старший лейтенант Моравский высказал мнение, что, судя по рассказу о результатах рентгена, жертве были нанесены три точных, можно сказать, профессиональных удара. Обычный пьяный хулиган и вообще неподготовленный человек так не сможет. К тому же и жертва не простая: вооруженный офицер полиции ростом метр девяносто — не каждый рискнет на такого напасть. А травмы — лицевые, не сзади. Сказал, что в городе есть группировка «пижонов», у них фирменный стиль — телескопическая дубинка. Ее применение как раз согласуется с результатами рентгена. Майору и капитану версия понравилось. Только, сказали, если предположить, что Ларионов повздорил где-то с «пижонами» и они его отделали телескопкой, то странно, что он ушел от них с полными карманами: и бумажник с деньгами на месте, и доллары в потайном кармане, и пистолет, и паспорт, и дорогие часы не сняли.

К телефонной будке подошел молодой парень. Казаков прервал рассказ, Валерий включил громкость. Но нет, это был не «клиент»: парень звонил девушке, сыпал комплиментами, звал на свидание.

— А потом, Валер, неприятно пошел разговор: Петров и Петреску застрекотали. Сказали, что речь может идти о личных делах Ларионова. И, скорее всего, о женщине. Соперник его уделал, или муж, или брат. Этот человек — не грабитель, просто яростно мстил, потому и карманы не обчистил, и пистолет не забрал. Тут встрял Чеботару, напомнил о состоянии опьянения — как это вписывается в картину? Сперва с мужем Ларионов, что ли, пил или с соперником? Лейтёхи сказали: а почему бы нет. Сели, мол, поговорить по-мужски, а потом... И Моравский встрял: говорит, спиртное ему могли потом влить в глотку насильно, для большего унижения — чтобы обоссался и всё такое. Надо проверять все связи: с кем встречался вне работы, кого на квартиру приводил и всё такое. Чеботару спросил, а как насчет того, что профессионально били прутом или телескопкой? Близнецы говорят: а вот такой соперник попался. Ну, взял слово я...

В телефонную будку зашёл мужчина лет пятидесяти. Казаков умолк, Валерий прибавил звук приемника. Но снова не тот: разговаривал с кем-то о торговых делах.

— Значит, взял слово я. Говорю: сначала по поводу соперника, или мужа, или брата. Если кто-то из них, то, скорее всего, он в общих чертах представлял, кто бабу покрыл. То есть знал, что Ларионов полицейский. Да даже если и не знал, то после конфликта понял. И вот соперник или брат его не убивает, отпускает живого и ждёт, когда полицейский очухается, его заложит и посадит на много лет. Логичней уж тогда наглухо замочить, а труп спрятать. Кстати, спрашиваю, а у него полицейское удостоверение с собой было? Мы же всегда обязаны носить. Майор ответил, что в вещах Ларионова в полицейском общежитии удостоверения нет. Чеботару поспешил сказать, что и у гопников его не было и не валялось на месте преступления. То есть, спрашиваю, выходит, как: удостоверение мужик, чью бабу он покрыл, у старлея забирает, а паспорт и пистолет оставляет?

Время подходило к пяти, к телефонной будке никто не подходил.

— Ну, мне кишиневцы говорят: а твоя версия какая? Я говорю: вам она, извините, не понравится. Они: давай, давай не стесняйся. Я говорю: не бытовуха. Майор спрашивает: а что? Отвечаю: целенаправленное нападение приезжих профессионалов. С таким антуражем преступления, что он является содержательным посланием некоей важной фигуре. Капитан кишиневский говорит: а что конкретно? Но майор ему что-то шепнул на ухо. И говорит, всем спасибо, все свободны.

Меня наши потом обступили: что имел в виду? Я говорю: а вы совсем дураки? Ларионов — сын большой шишки. У них там в Кишиневе всякие разборки и терки. И вот Ларионову-старшему посылают намёк: не надо что-то делать. Или наоборот: что-то сделать надо. Отсюда то, что сынка оставили со всем, что в карманах было. Чтобы, не дай Бог, не подумали на простых грабителей. Но оставили всё, кроме полицейского удостоверения — чтобы любой тупица намёк понял. Убивать не обязательно, достаточно покалечить. Даже лучше: убитый похоронен — и всё. А вот покалеченный — постоянное напоминание.

Чеботару версия понравилась: вроде как наш инспекторат вообще сбоку припеку — столичные разборки.

— Гриш, я тобой просто восхищен. Но если версию этих петровых-петреску будут раскручивать...

— Не боись. Расследовать будет Чеботару, он и так-то туповат, а тут еще саботировать будет. И братьям-близнецам рот заткнет. Тут, Валер, опасности только две. Первая, не главная, что прогонят по газетам и телеку объявление с обещанием вознаграждения. Но если было как ты сказал — вечером, и никто в подъезде не встретил — шансов мало.

— Да, наверное.

Ни хрена не мало! Вечером и в самом деле все сидели, уткнувшись в сериал «Богатые тоже плачут», и стемнело тогда в полвосьмого. Но если он в субботу к ней пришел часа в два-три, могли видеть, запомнить. Он был без головного убора. В доме полно отставных милиционеров, у них профессиональная память на лица.

— Ну а вторая опасность — если твоя заявит.

А ведь если Ларионов — отец твоей дочери, то может. — Нет. Она прагматичная.

Заявит — получит дурную славу среди коллег. Из паспортного стола турнут, придравшись к чему-нибудь. Зарплата там небольшая, но стабильная, не задерживают, как на предприятиях, и еще кое-какие милицейские льготы с советских времен остались. Сейчас это всё ценно, полно желающих на ее место. Плюс конфликт с женой Ларионова — а ну как мстить ей будет? В конце концов, ведь если бы не она, Ларионов в состоянии комы бы не оказался. Почему и его могущественному папе ей не отомстить? Кроме того, бывший муж, находящийся на свободе, — это алименты. А если он в тюрьме — много ли с него получишь?

— Хоп, Гриш: вон, вроде, наш подошел.

Валерий и Григорий смотрели в бинокли на подошедшего к будке мужчину. Валерий увеличил звук приемника, нажал на кнопку записи.

— Похоже. Озирается вокруг, никто так не делает.

Полноватый мужчина лет сорока пяти не звонил после входа в будку минуты две. Потом набрал номер. Раздался искаженный голос:

— Мерзкие извращенцы! Вы думаете, я забыл о том, что вам обещал?

— Цыган, ты башка! Все, как ты говорил: он по расписанию подошел. А что это у него за трубка во рту?

— Музыкальный инструмент — мембранофон или, по-другому, казу. Такой у Юрайя Хип в «Дне рождения волшебника» играет. А этот его чтобы голос изменить использует. Так, наговорил он достаточно. Берём?

— Понеслась!

Детектив и полицейский вышли из машины, за тридцать метров от цели перешли на бег.

Ошеломленный мужчина, которого выдернули из телефонной будки, уложили лицом вниз и сковали руки за спиной, ничего не понял. Валерий и Гриша поволокли его к машине. Зашвырнули на заднее сиденье, Гриша сел рядом, Валерий пошел к телефону-автомату.

Поднял болтающуюся трубку.

— Алло, Вадим?

— Да, Валерий Ионович, я всё слышал. Вы его взяли! А ваш коллега так страшно ругался матом...

— Детство у него было трудное, без игрушек рос. Итак, мы едем к тебе. Если дядя из ваших — оставляем вам, делайте что хотите. Если не ваш — будем думать.

Валерий забрал радиомикрофон, казу и валяющийся в будке портфель мужчины. В портфеле лежали какие-то бухгалтерские документы и густо заполненный телефонник.

Мужчина смирно сидел в Москвиче. Рот и глаза у него были залеплены клейкой лентой.

Григорий заметил взгляд детектива.

— Что, не видел такого ни разу? Это называется «скотч». А лейкопластырь сейчас только в колхозе используют.

Так, у этого господина есть имя. Валерий прочитал визитную карточку: должность — бухгалтер в одной из частных фирм.

Может быть полезен.

— Надо же, солидный, наверное, немало зарабатывающий человек. И деловые бумаги в портфеле. Ладно, отъедем, допросим по дороге.

Машина остановилась в тихом месте, под деревьями.

Гриша сорвал скотч.

— Пой, пташечка.

— Кто вы такие?

— Специальное подразделение по борьбе с экстремизмом и терроризмом. Ты из какой террористической организации?

— Что вы! Я один!

— Твои телефонные разговоры записаны. Ты представлялся членом организации. Обещал перестрелять. Какое у тебя оружие?

— Я лгал, лгал! Никакого оружия!

— Неважно, за угрозы тоже есть статья. Откуда знаешь тех, кому угрожал?

— Не скажу.

— Зря.

Гриша залепил скотчем рот бухгалтера, пару раз ударил.

— Так-таки и не скажешь?

— Н-н-ет.

— Подумай. Суд тебе, может, всего год даст или условку, а то и вообще штраф. А не скажешь — забью здесь, скажу: при задержании сопротивлялся с ножом. Хотя нет. Мы на тебя развращение несовершеннолетних повесим.

— Не надо!

— Тогда отвечай. Откуда знаешь тех, кому угрожал?

— Я... у них бывал.

— Ясненько. — Гриша хотел снова залепить бухгалтеру рот скотчем.

Валера дал знак: подожди.

— Аурел Георгиевич, вы знаете коллег-бухгалтеров из других фирм города?

— Всех, кто из солидных организаций.

— Бухгалтера из «Лучафэрула» знаете?

— Да, на городском семинаре познакомились.

— У вас есть ее телефон?

— Это мужчина. Я не помню телефон. У меня телефонная книжка в портфеле, там он есть на букву Л.

На «Л» нашелся телефон и бухгалтера, и секретарши «Лучафэрула».

— Какие у вас дела с «Лучафэрулом»?

— Никаких. Они занимаются металлом, а у нас продукты и ширпотреб.

— Откуда телефон секретарши?

Телефон был с того же городского семинара, он был для офисных работников в широком смысле слова, посвящен офисной и корпоративной культуре.

Валерий попросил описать секретаршу и бухгалтера: сколько лет и так далее. Спрашивал и о «Лучафэруле», но бухгалтер ничего о фирме не знал.

— Товарищи офицеры, может быть, Вы меня отпустите? Я же никому не сделал зла. Я... просто хулиганил.

Гриша снова залепил скотчем рот Аурела Георгиевича.

— Вези к пидорам.

— Сейчас говорят «геи».

— Заютил ты меня своим новым языком.

— Ты сам клейкую ленту «скотчем» назвал.

 

Когда бухгалтер предстал перед Вадиком, и с его лица сдернули скотч, Вадик, вглядевшись в задержанного, воскликнул:

— О Боже! Аурел! Зачем ты так с нами? Ты нас так напугал! Ты обиделся на нас, да? А как тебе удалось изменить голос? Господа, да снимите же с него наручники!

— Значит, ваш? — спросил Гриша, снимая наручники.

— Наш, наш!

— У меня к нему разговор.

Пока Гриша разговаривал с бухгалтером (известно, насчет чего), Валерий говорил с Вадиком.

— Аурел, он, понимаете, би.

— Кто-кто?

— Бисексуал.

Валерий понял смысл по аналогии со словом билингв.

— У него, понимаете, жена и дети. Но в то же время он... понимаете? Не губите его, пожалуйста! Не говорите его семье!

— Не буду.

— А Ваш коллега?

— Ему это тоже не нужно. Он просто хочет, чтобы Аурел давал ему информацию, когда возникнет потребность в тех сведениях, которые ваш Аурел знает. Информация касается исключительно нарушений закона.

Договорились, что Вадик привезет Деметеру деньги (итоговую премию) в субботу в офис «Региона».

На обратном пути Деметер рассказал Григорию о ситуации с Лозой.

— Ваши будут его искать?

— У нас, Валер, теперь в делах с крупными бизнесменами стало точно так же, как у тебя. Деньги дают — работа есть. Не дают — дело заведут, да тем и кончится. Сейчас скорее пропавшего рядового человека будут даром искать, чем бизнесмена.

— А кому заносят?

— С этим строго — только заму. Первое лицо — чистенькое. Зам и называет сумму.

— Берут-то, наверное, побольше, чем я.

— Да как ты, задрипанный Шерлок Холмс, можешь сравнивать свою таксу с таксой инспектора Лестрейда!

Гриша рассказал еще одну неприятную новость: Демжо удержался на своем месте, не снимут его, как думали.

Когда проезжали мимо православной церкви — бывшего планетария (в 1950-е годы из этого здания выкинули религиозное учреждение, а в 1990 году — планетарий), Гриша сказал, что случайно увидел, как из кафедрального собора в центре города выходила Иза.

— Прикинь: в платочке, длинной юбке, все православно. Но она же в синагогу ходит, зачем ей наша церковь?

— Не знаю. Она вообще странноватая какая-то в последнее время.

Дома Валерий занялся стиркой белья. Выгладил рубашку на завтрашний день рождения руководителя их тарафа. Опять он там увидится с Боцманом и получит задание.

Тихонько поиграл на флуере, порепетировал — наверняка сыграют они завтра на дне рождения.

С внутренним голосом обсуждали самый худший вариант расследования по поводу Ларионова: объявление по телевизору и в газетах о вознаграждении всем, кто может сообщить что-либо о пострадавшем. Решили, что в суде адвокат Деметера будет иметь хорошие позиции: прямых доказательств того, что Валерий нанес увечья любовнику жены, нет. Если, конечно, дойдет до суда...