Когда Маргарита вернулась с прогулки, он, находясь в растерзанном состоянии, даже обрадовался возможности побыть с дочкой до завтра, когда тёща поедет к мужу. Она же после разговора с зятем, всё от него узнавшая, теперь не могла понять, как с ним говорить, не понимая, зачем дочь всё рассказала-то: бабьей хитрости-то, что ли, нет совсем?! А от её глупости у них теперь всё по-серьёзному закрутится. И Семён хорош ‒ сразу в деревню собрался, птичек, что ли, давно не слышал?! Впрочем, у неё своих волнений хватало, и Маргарита оставила Семёна и на время забыла о молодых. Почему-то казалось: вот побесятся-побесятся и обломаются ‒ не они первые, не они последние.

Она хотя и опечалилась, но её в эти дни заботило совершенно другое ‒ просьба мужа о деньгах, хотя он и объяснил, для чего они нужны. Но одно дело объяснить, а другое понять для кого они, за что, за какие заслуги? Подарки ‒ это привычно, ну, можно заплатить, если какая-то операция намечалась. Всё так. А что за необходимость деньги по ветру пустить?! Или, может, муж совсем стал неадекватным, втемяшилось ему что-то ‒ вот и выдумывает. Завтра всё прояснится.

После сомнений и переживаний она всё-таки приготовила пятьсот тысяч, но прежде, чем кому-то их передавать, решила сперва всё выпытать. И вдруг всё поняла: муж говорил о деньгах видимо для какого-то важного дела! Она предполагала причину одну за другой, но из гаданий ничего не выходило путного. Тогда поехала утром сама. И только перед самой клиникой осенило: ведь деньги для врача он просил привезти неспроста, даже вспомнилось, как он недавно выдал мечту: залечь в клинике, полежать для вида, а после за взятку получить справку о своей, допустим, шизофрении. Пусть потом на него будут пальцем указывать, даже более того ‒ будут сторониться, ничего, он стерпит … «А что, это вполне в его стиле, ‒ думала по дороге Маргарита, ‒ если он деньги занимал у брата для отвода глаз!»

До клиники она не поехала, а попросила водителя, вызванного с работы Германа, остановиться у салона красоты. Пусть ей пришлось полкилометра идти пешком, зато водитель ‒ болтун и пустомеля ‒ не расскажет о цели и месте её поездки. Она и подумать не могла, что её поведение тому показалось подозрительным, тем более что не просила подождать, и он потихоньку проехал за ней следом. Когда же она скрылась в психдиспансере, всё понял и, вернувшись в бизнес-центр, по секрету шепнул о новости Лене, а у той стойкое словесное недержание.

Маргарита же, кое-как уговорила врача выйти в холл и было приготовила деньги, но хорошо, что сразу не отдала, а начала издалека:

‒ Что-то не звонит мой муженёк? ‒ спросила она, оглядывая высокого и горбоносого врача с длинными, заложенными за уши волосами. Врач замялся, жалеючи посмотрел на Маргариту:

‒ Он и не мог позвонить, так как вторые сутки содержится в изоляторе…

От такого ответа у неё сердце будто оторвалось и затрепетало на тоненькой жилке, она испуганно и тихо спросила, словно остерегалась, что их кто-то услышит:

‒ Что за причина?

‒ Вчера здоровье Германа Михайловича резко ухудшилось, мы его вернули из санаторного отделения, но потом у него наступил кризис и мы вынуждены поместить в изолятор… Должен вам признаться, что состояние его, значительно обострившееся, видимо, связано с утратой крупной суммы. Он постоянно твердит: «Сгорело бабло, совсем сгорело!» ‒ и это, надо полагать, неспроста. У него были какие-то финансовые проблемы?

Рассыпаться в подробностях ей не хотелось, но всё-таки сдержанно сказала:

‒ Да относительные трудности имелись, но главное, думаю осложнения на работе… Кто-то влиятельный позарился на его компанию, а ведь он поднимал её с нуля. Сами понимаете, сколько это стоило здоровья? Он старался-старался, и вдруг. Представьте, приходит дядя со стороны и подвигает его… Любому-каждому станет обидно…

‒ Тогда вполне можно предположить, что это и повлияло на его здоровье… Кризисы, особенно финансовые, частенько гнут людей. Слаб человек, слаб… Но не всё потеряно. Думаю, пара месяцев хватит, чтобы проследить динамику здоровья Германа Михайловича и понять его перспективы. Но сейчас важно добиться хотя бы относительной стабилизации, и она у него уже налицо, если вечером переводим его в обычную палату… Будем надеяться, что кризис ‒ временное явление, так бывает после перенесённых стрессов, его болезнь, если сказать доходчиво, идёт извне, как можно понять с ваших слов, и это значительно обнадёживает, как если бы болезнь незаметно подкралась изнутри. Так что подождём. Время всё расставит по своим местам. Вот всё, что хотел вам доложить, Маргарита Леонидовна.

Он слегка поклонился, а она, сладко млея от мысли, что не надо расставаться с полумиллионом, всё-таки приличия рада достала из сумочки пятитысячную купюру, приготовленную на всякий случай, и вот этот случай представился. Она вплотную, будто случайно, приблизилась к врачу и опустила купюру, легко провалившуюся в оттопыренный карман халата, пояснила негромко:

‒ От души благодарю вас, Владимир Абрамович, за внимание к мужу!

‒ И вам спасибо за понимание… Будем на связи…

В клинику Маргарита вызвала такси, и пока шла до машины, чувствовала, как дрожат ноги. Никогда она не представляла, что попадёт в такую ситуацию, ломавшую все планы и ожидания. «Что случилось? Почему такое происходит с людьми? Почему всё так вдруг и резко меняется? Муж в психиатрической, дочь загуляла, зять раненым вернулся из Донбасса? Зачем, почему так сразу и резко поменялись люди? Или, может, они всегда такими были?! А теперь, когда настали испытания, все сразу раскрылись?!» Много было вопросов, и все они угнетали, давили на сознание, создавали в душе растерянность ‒ жизнь будто рушилась на глазах.

Маргарита вернулась домой в полдень, но Семён обедать не собирался, о чём сразу сказал, указав на рюкзак в прихожей:

‒ Мы с Виолкой перекусили, так что она не голодная, а мне пора к родителям.

‒ Завтра бы утром и поехал!

‒ Сегодня вполне успею, езды-то на электричке два часа, да на автобусе потом полчасика. Так что как раз к ужину попаду, обрадую предков.

‒ А на машине-то чего не едешь… Полтора месяца ждала в гараже?!

‒ Всё, отъездился… Ключи, доверенность и техпаспорт на тумбочке…

‒ Семён, чего дуришь-то?! Ну, случилось… Ну, Ксюшка виновата, но она же повинилась, а повинную голову меч не сечёт!

‒ Сечёт, ещё как сечёт… Мне такая жена не нужна, да и все вы – тоже! Надоели!

И Маргарита отмахнулась:

‒ Езжай, герой ты наш, другого от тебя и ожидать не приходится…

Зять ушёл, а Маргарита прошла в спальню, легла на кровать и долго лежала, прижимая к себе плачущую внучку, хотела, но не могла собрать мысли в пучок.

Другим днём, немного встрепенувшись, она достала из укромного места под матрасом ключи от сейфа мужа, где у него хранились какие-то призовые деньги, позвонила его секретарю, заказала пропуск и попросила прислать машину. Потом сама собралась и начала собирать внучку. Та стала капризничать, пытаясь досмотреть мультик, и ничего у неё не спрашивая, бабушка выключила компьютер. Обидевшись, Виола дорогой не разговаривала, молчала и Маргарита, обдумывая как правильнее объяснить свой визит. Кажется, придумала. Войдя в приёмную кабинета мужа, она грустно поздоровалась с секретарём, сказала любезно:

‒ Елена, пришла по просьбе Германа Михайловича… Он просил забрать деньги из сейфа… ‒ И добавила после паузы: ‒ На лечение…

‒ Ой, Господи, что случилось-то с ним, а то разговоры ходят разные? ‒ Лена вспомнила, что шепнул ей вчера вернувшийся шофёр, поделившийся догадкой. 

‒ Инфаркт… Лежит в реанимации… Будут делать операцию. А если операция, значит, надо готовить деньги. Вот приехала за ними, с вашего позволения, конечно.

‒ Но у меня нет ключей от сейфа… ‒ как чужой, резко ответила она Маргарите.

‒ Герман Михайлович передал… Вот они, ‒ она достала из сумки два массивных ключа, соединённых длинной цепочкой. ‒ Верхний и нижний замки надо открывать одновременно.

‒ Забирайте, как я могу быть против, если это его личный сейф, а вы жена.

Суетясь от волнения, Маргарита раскрыла тяжёлую дверь и чуть ли не ахнула от количества пачек, но виду не подала, сказала как о нестоящем, радуясь, что прихватила объёмную сумку.

‒ Думаю, здесь на операцию хватит…

Загородив собою сейф, Маргарита покидала пачки пятитысячных, двухтысячных в сумку, сунула в неё какой-то список и, едва закрыв на молнию, вздохнула притворно:

‒ Нет бы в крупных купюрах, а то мелочёвка…

‒ Может, вам чаю, а то у вас щёки горят?!

‒ Нет-нет, водитель ждёт… ‒ отговорилась Маргарита.

‒ Ну, как хотите… ‒ не стала настаивать Лена и подала Виолке, рассматривавшей в аквариуме цветных рыбок, шоколадку.

Внучка только успела сказать «спасибо», как Маргарита схватила её за руку и рванулась к выходу, словно её могли остановить. В машине внучка начала ныть:

‒ Почему у нас нет аквариума, я тоже рыбок хочу!

Маргарита могла наобещать ей сейчас что угодно, а сама пела в душе от радости, что не упустила своего, пусть и немного, но и такая сумма не будет лишней в семье. Почему-то вспомнились слова доктора, и, иронизируя, она заочно посмеялась над ним: «Вот вам, дорогой Владимир Абрамович, и ʺсгорело бабло!ʺ Вроде пустячок, а ведь приятно!» Перед домом вспомнились слова Подберёзова, говорившем о деньгах, по-прежнему поступающих в фонд. Поэтому, приехав домой, сразу позвонила ему и строго сказала, будто собеседник стоял перед ней навытяжку:

‒ Я сейчас от Германа Михайловича, он просил вам передать, чтобы все деньги, поступившие в фонд, вы привозили мне в любое удобное для вас время.

‒ Обязательно-обязательно, Маргарита Леонидовна! По-иному и быть не может! ‒ торопливо и угодливо пообещал Подберёзов, зная, что её муж находится в психической, мстительно подумал, невольно вспомнив об отданной Танкисту сотке: «Но сперва своё верну, да с прицепом, как компенсацию за порчу нервов и стихийную трату времени! А потом и «Писатели Заречья» будут в моём кармане! Вот так всех держать буду!» ‒ и, стиснув кулак, счастливо улыбнулся и вздохнул.