06. Последние месяцы учёбы в десятом классе совсем скучные.
Последние месяцы учёбы в десятом классе совсем скучные. Бесконечное надиктовывание билетов. Билет номер такой-то, вопрос номер один, ответ на вопрос… Да ещё приговаривают: "Успевайте записывать, в институте для вас никто повторять не будет". Обязательная фраза всех учителей. Наверное, им тоже когда-то так говорили… И ведь всем понятно, что вот хотя бы и этим "успевайте записывать… в институте не будут" – придаётся ложная значимость, тому, чем занимаются, глупой этой надиктовке… И Кольке даже жалко учителей (себя не жалко, хочет – пишет, не хочет – не пишет), что вынуждены они вот читать и читать эти билеты, эти ответы на вопросы, потому что ведь, неровен час - завалит кто-нибудь выпускной…
Но если он все эти годы учился по физике, например, на двойки, что же за месяц выучит тридцать билетов?.. Только и надежда, что на тройку всё равно вытащат. И если бы только по физике…
Большинство, конечно, в институты и собираются, не зря же и в девятый класс пошли.
Кто-то уже готовил "шпоры", кто-то ничего не готовил… Колька билеты всё же кое-как писал, но не учил ничего. А по истории и не писал, потому что это был единственный предмет, по которому на пятёрки учился, любил историю.
Вот и сегодня – сидел, поглядывал в окно, почиркивал ручкой в тетрадке: дома, кружевные макушки деревьев, небо… Он ходил в ту же художественную школу, что и старший брат Сергей, и, как и он, бросил недоучившись… "Не получится из меня художник", - дома заявил. Родители не настаивали – хоть бы в обычной-то школе успевал. Когда же отдавали в художественную школу довод был: "Хоть по улице меньше болтается…"
- Попов, на память надеешься? – всё же сделала замечание Ирина Николаевна, диктовавшая билеты.
Колька пожал плечами и сделал вид, что пишет.
Рядом с ним за партой сидит Ромка Финашев, хоть не друзья они и даже не приятели. Но в эти последние школьные дни мода такая определилась – на каждый урок садиться на другое место – любое…
На задней парте Рощин и Лебедев дуются в шахматы, "дорожные" – с дырками в доске и штырьками на концах фигур.
Девчонки из коричневых своих платьиц чуть не выпадают – взглянешь, в жар бросает.
Колька стал по памяти рисовать ту, вчерашнюю девушку.
Финашев заглянул к нему:
- Ни чё тёлка, - одобрительно сказал. Потом ещё спросил: - Ты в око, что ли, записался?
- Да.
- Как пролез-то? Туда ж не берут.
- Я с Мурзаевым…
- А-а, Мурзик везде свой человек, - понимающе кивнул Финашев. И добавил: - Ну, и он у тебя что-нибудь попросит…
- Коля, Роман, я не задерживаю – выйдите и поговорите.
Было желание тут же встать и выйти. И, пожалуй, на любом другом уроке Колька так бы и сделал, но Ирину Николаевну уважал, поэтому просто замолчал. Прикрыл плечом от Финашева рисунок, ещё несколько штрихов добавил. Вроде бы и похоже получилось, но чего-то не хватало… Жаль, что скорее всего уже никогда не увидит он эту девушку…
После уроков Мурзаев сказал:
- Не забыл? В шесть вечера в опорный пункт.
Колька кивнул.
Отец в этот вечер почему-то задерживался с работы. Мать пришла в пятом часу, и, не увидев отца дома, предположила, конечно же, что он пьёт, – по другим причинам отец и не задерживался никогда, - злая по дому ходила.
Всё же, надо было с ней говорить.
- Мама, я ухожу до утра… - только приступил к разговору.
- Куда это? Не рано ли гулять начинаешь?
- Я не гулять. Дежурство у меня. Я же в око…
- Да мне плевать на твое око! Ты экзамены как сдавать собираешься? Поступать в институт как будешь? Или как старший бродяжить собрался…
- Мама, я пошёл.
- Алёшка где?
- Да вон идёт, - как раз раздался звонок в дверь.
Октябрина Савельевна открыла дверь и перекинулась на младшего:
- Уроки сделал? Шляешься… Посмотри, что есть-то, ведь все штаны ухайдакал!
Колька дождался, когда они уйдут из прихожей, и быстро оделся.
- Я ушёл!
- Да хоть и не возвращайся!..
Опорный пункт милиции находился неподалёку, в здании общежития для семейных, в комнате на первом этаже.
Тут были уже почти все, кого видел Колька вчера на тренировке. Славик оказался в милицейской форме (вот в чем дело!) с погонами, кажется, сержанта. Прибыткова не было. Зато был ещё милиционер-офицер. Колька не разбирался в этих лычках и звёздочках, но почему-то решил, что это капитан.
"Капитан" инструктировал: "Вы как обычно разбиваетесь по два-три человека и придаётесь к милицейскому наряду, поступаете в полное его распоряжение. Никакой самодеятельности. Напоминаю, главное – выполнение постановления партии и правительства о борьбе с пьянством и алкоголизмом. Заметили нездоровый огонёк в глазах – смело берите… "
Он ещё минут десять что-то говорил. Колька не слушал. Он чего-то вдруг заволновался, поглядывая на "ориентировки", висевшие на стене, думая о том, что вот придётся, может, кого-то "брать"…
- Ну, пошли, дружинник. На вот тебе повязку, - это ему неожиданно Славик сказал.
Мурзаев помог привязать на руке красную повязку с белыми буквами "ОКО" и сказал:
- Ну, давай.
Юрку прикрепили к другому наряду.
А Колька вместе со Славиком, ещё одним милиционером – молодым парнем с чистыми погонами, и здоровым парнем на котором Славик вчера показывал приём, сели в милицейский жёлтый "уазик". Водитель ещё был, молчаливый, постоянно курящий немолодой милиционер. Итого – пятеро.
- Ну, вперёд, оперативный карательный отряд! – весело скомандовал Славик.
Водителя все называли по имени-отчеству – Евгений Иванович. Второго милиционера – молодого, веснушчатого, с белесыми бровями и красными почти безресничными веками - звали Миша. Крупного парня с повязкой на рукаве синей болоньевой куртки – Игорь, он был студентом второго курса.
Евгений Иванович неторопливо вёл машину по давно, видимо, наезженному маршруту. Уже смеркалось, загорались фонари.
Свернули в тёмный проулок. И тут фары выхватили фигуру склонившуюся над мусорным баком. Человек обернулся на свет, но, наверное по инерции, сунул в рот и начал жевать что-то, только что из помойки вынутое…
Проехали мимо…
- Сумасшедший! – вырвалось у Кольки.
- Нет, - спокойно возразил Славик, - это бомж. Не видели, что ли, таких?
- Что такое "бомж", - спросил Игорь, тоже, явно, потрясённый увиденным.
- Без определённого места жительства, - расшифровал Миша. – Бездомный, бродяга.
- Да, у нас все теперь есть – и бездомные, и наркоманы, и проститутки. Догоним и перегоним буржуев по загниванию! – подал вдруг голос водитель.
- Ты мне, Евгений Иванович, давай, вражескую агитацию не разводи! – строго и как всегда весело (и всегда в его веселье была злость) прикрикнул Славик.
- Чего разводить-то, включай телек и смотри – гласность. – Спокойно ответил Евгений Иванович.
- Вот именно. Партия сказала надо, комсомол ответил – есть! Верно, орлы-комсомольцы?.. Чего носы повесили, вон клиент тащится…
Мужчина шёл, очень стараясь держаться ровно.
Вышли Миша, Игорь, ну, и Колька за ними.
- Мужчина, вы пьяны, - сразу сказал Миша, равнодушно, привычно.
- Да, я выпил. Вон мой дом.
- Пройдёмте в машину.
- Ребята, мужики, вон дом-то мой, - заволновался мужчина. Был он лет сорока пяти, в кепочке, в какой-то спецовке или старой давно ношенной куртке…
Миша, не говоря больше ни слова, прихватил его за правую руку, сразу как-то кисть на излом взял. Колька оказался ближе к ним, чем Игорь, и ему пришлось схватить левую. Он просто взялся двумя руками за предплечье, будто бы придерживая, помогая идти. Рука была твёрдая и необхватная. Мужик поглядел на Кольку и презрительно скривил губы:
- Да не бойся ты, не бойся… И не стыдно…
- Пошёл давай, пьянь! – зло рявкнул Миша и, видимо, нажал на кисть.
Мужик ойкнул и пошёл быстро, молча.
Он сидел у задней двери, на откидной какой-то скамейке, молчал, но глядел с презрением. В полутемном салоне мужик этот показался Кольке похожим на отца.
Славик сказал кому-то по рации:
- У нас тридцать восьмой.
Вскоре подъехали к медвытрезвителю, именуемому в народе "метро".
Славик и Миша увели бедолагу в недра "метро", Евгений Иванович, вышел из машины поразмять ноги. Колька спросил у студента Игоря:
- Ты давно в око?
- С самого начала. Год.
- Нравится?
Игорь усмехнулся:
- А тебе?..
- Пока не знаю, - неопределённо ответил Колька (хотя ему уже определённо не нравилось). – А зачем ходишь-то тогда? – спросил опять, поняв ответ Игоря, как отрицательный.
- Ну, знаешь, по некоторым предметам зачёты ставят автоматом, - не понятно ответил Игорь. Но Колька опять спросил.
- Почему?
- Потому… Хотя бы потому, что Прибыткин член горкома комсомола и чего-то там для нас в ректорате договорился… - И добавил, опять не понятно: - Не мы такие, жизнь такая…
Снова ехали по совсем уже ночному городу.
- А сходим-ка на последний сеанс, - сказал Славик.
Евгений Иванович сразу понял его, тормознул у кинотеатра. На огромной афише было написано: "Маленькая Вера". А сбоку от афиши зачем-то был прикреплён плакат поменьше: "Перестройка - это революция!" Когда проходили мимо плаката, Колька увидел, что спереди к слову "революция" приписано более мелкими и неровными буквами, синим фломастером: "контр".
Вошли в тёмный уже зал, сели на указанные билетёршей места в последнем ряду.
Колька уже знал, что в этом фильме будет "секс" (одна из главных тем разговоров в последнее время был этот фильм), и уже мучительно чувствовал, как наливаются краской уши – хорошо хоть темно в зале.
Впереди похихикивали, в предвкушении, видимо, парни. Славик сразу прикрикнул:
- Ну-ка, тихо там!
Примолкли.
… Выходили все, весь зал, молча, и, кажется, стараясь не глядеть друг на друга.
- Весьма сексуально, - констатировал Славик, когда уже вышли на улицу.
- Да уж, - откликнулся Миша.
Игорь и Колька промолчали.
Неподалёку от них мгновенно вскипела какая-то заварушка, похожая на начинавшуюся драку, но отчётливый голос: "Менты здесь", сразу прервал её.
Разбудили дремавшего Евгения Ивановича. Поехали.
Колька, кажется, впервые и увидел-то ночью свой город. Если и случалось загуляться допоздна, так в своём районе. На дискотеки и ночные сеансы кино он не ходил. Был один раз в парке на танцах прошлым летом – больше не захотелось…
И сейчас он даже не сразу узнавал знакомые, конечно же, улицы (город-то маленький). Фонари, витрины с дежурным освещением, редкие машины… Кусты, деревья, стены сливаются в единый чёрный фон.
В сквере на скамейках под фонарём необычная ещё для их города компания: все в каких-то рваных куртках и джинсах, а на головах высокие и (в свете фонаря было видно) выкрашенные в зелёный цвет гребни.
Игорь вопросительно взглянул на Славика, а тот, подняв указательный палец вверх, успокаивающе сказал:
- Есть указание, не трогать без особых причин неформальную молодёжь. Это панки у нас завелись…
- Ага, - опять неожиданно подал голос водитель. – Легко ли им – молодым… Тяжело им, бедненьким. А пожилым легко быть? А старым?.. Скоро с голыми задницами ходить будут – и не тронь…
- А то как же, - оборвал его Славик. – Свобода!.. – И, будто успокаивая Евгения Ивановича, добавил: - Ничего, мы ещё своё возьмём – кровью ср…ь будут… Неформалы…
Свернули в тёмный завокзальный район – дома тут деревянные, двухэтажные, серые, заборы длинные, фонари редкие.
Тряско переехали рельсы. Остановились у кирпичного ярко освещённого здания. Колька здесь раньше никогда не был.
- Подхарчимся малость, - деловито сказал Миша.
- Эх! Люблю повеселиться, особенно пожрать! – выскакивая из машины и потягиваясь (видимо, задремал пока ехали), выкрикнул Славик.
Евгений Иванович запер машину и поотстал, закурил.
- Это чего? – спросил Колька у Игоря.
- Столовка деповская.
Пока стояли в очередь в кассу, Колька стыдливо пересчитывал мелочь. На "второе" и компот не хватало десяти копеек.
Ввалился и ещё один милицейский наряд, в котором был Юрка Мурзаев. Не замечая недовольного бормотания и даже громких резких восклицаний рабочих депо, этот наряд пристроился в кассу за первым.
- Юрик, десятунчик займи до завтра, - сразу попросил Колька.
- Отдашь двадцать, - сказал Мурзаев, подавая монетку.
- Конечно.
- Да шучу я, шучу! Ты уж совсем… Слушай, мы в клетке были! Это цирк! Там все наши были… Ну и махач с мухинскими начался…
"Клеткой" называли танцплощадку в парке, обнесённую сетчатым забором. Ходили туда больше не танцевать, а драться. Район на район – старинная забава…
Юрка возбуждённо продолжал, когда уже сидели за столом – успевал набивать рот, жевать и рассказывать:
- Ну, стали разгонять, хватать там самых борзых – все бежать, через сетку полезли. На меня Старый выскакивает – я думал сметёт меня, а он увидел повязку-то, да через кусты, как ломанётся… Старого напугал, да, не хило, да… А потом Финашев на меня бежит – встал, и глаза на лоб… Ну, я ему говорю – дуй, давай, Финик. Он бежать, я за ним – будто догоняю, чтоб не прихватили его… Так что причитается с Финика… Слушай, ну, цирк…
Из столовки вышли отяжелелые. Славик, Миша, Евгений Иванович сразу закурили.
Заработала рация, и всю расслабленность со Славика, как рукой смело. Он сразу опять стал бодр и резок. И опять показался Кольке похожим на зверя… На волка или на рысь, точнее. Была в его резкости ещё и какая-то кошачья опасная мягкость…
- Понял! Всё едем!... Быстренько в машину, бойцы, - скомандовал Славик и сказал Евгению Ивановичу адрес. Тот деловито кивнул и завёл двигатель.
Вскоре подъехали к одному из тех тёмных двухэтажных домов, что и составляли весь этот завокзальный район. Свет горел в одном из окон второго этажа.
- Вы здесь будьте, не суйтесь, - сказал Славик Кольке и Игорю. – Миша со мной. Евгений Иванович…
Водитель кивнул и тоже остался в машине. Когда Игорь хотел выйти вслед за милиционерами, Евгений Иванович резко остановил:
- Сказано же, не суйтесь!
Через открытую форточку послышался хриплый крик:
- Не подходи!.. – потом какой-то грохот. – А, пусти, а…
- Взяли, - удовлетворённо сказал водитель. – Вот теперь выйдите, освободите место клиенту.
И вскоре из дома вышел, открыв дверь головой, мужик согнутый в дугу, с заломленной рукой, вёл его Славик, за ними шёл, отстёгивая на ходу от пояса наручники Миша, а за ним женщина в халате:
- Пустите его, пустите, он не виноват… - схватила Мишу за руку.
- Отвянь, а то и тебя приберём, - вырвал Миша руку.
Наручники защёлкнулись, и дебошира втолкнули в машину. Усевшись, он оглядел всех, будто запоминая и сказал спокойно:
- Всё, вам не жить.
И тут же Миша, севший рядом с ним, без замаха вдавил локоть в него.
Мужик сразу будто бы поперхнулся и замолк.
- Что ж ты, жену-то? А она тебя ещё защищает, - сказал Славик.
- Петухову зарежу, у нее телефон, - озвучил свои мысли мужик, и опять был прерван Мишей.
Приехали в райотдел милиции.
- В обезъянник его, - небрежно бросил Славик, и Миша выдернул хулигана на улицу, увёл.
- Ну, всё, бойцы, на сегодня. Спасибо за службу. Евгений Иванович раскинь их по домам, - сказал Славик и тоже вышел.
Сначала подвезли Игоря, он жил неподалёку в новой девятиэтажке. Потом Евгений Иванович спросил, куда везти Кольку, кивнул и развернул машину. Пока ехали, Колька задремал.
- Здесь, что ли? – спросил водитель, тормознув у дома.
От толчка Колька очнулся:
- Спасибо, - сказал, вылезая из машины.
- Давай-давай, - кивнул милиционер, не подав руки.
Был пятый час утра, двор был забит туманом, в котором, как в вате гасли все звуки…
Колька придержал дверь в подъезд, чтобы не хлопнуть, поднялся к квартире, своим ключом открыл дверь, не включая свет в коридоре, прошёл в ванную. Затем пошёл в кухню, попить и споткнулся… Отец лежал поперёк кухни, и запах перегара…
Колька прошёл в большую комнату.
- Чего ползаешь? Спи на кухне! – громко прошептала мать с кровати.
- Мам, это я… - сказал Колька и торопливо прошёл в маленькую комнату.
Алёша спал, сбив одеяло в ноги, раскинув руки.
Горько стало Кольке, горько… "Ведь целый год не пил и опять…" Он торопливо разделся и провалился в сон, скоро нужно было вставать – в школу.