Вернувшись после школы домой, Алёша сразу ухватился за книгу.

Он сидел в своей (на двоих с братом) комнате за столом, снимал школьную форму и не переставал читать; так же, читая, оделся в домашнее; отвлёкся от книги, чтобы быстренько повесить форму на спинку стула, и опять книгу в обе руки, глаза в страницу – путешественники уже достигли Патагонии.

Ушёл в кухню. Тут опять пришлось на время книгу отложить. Поставил на огонь сковородку, в неё кусок маргарина, ломтик хлеба. Когда хлеб обжарился, перевернул на другую сторону, залил двумя яйцами, посолил. Чайник поставил кипятиться.

Ел и пил чай, опять читая…

Успел ещё математику сделать (задачу, вроде бы, верно решил – его ответ сходился с тем, что был дан в конце учебника), чтобы не оставлять на вечер неприятное, и, быстро одевшись, вышел из дома, заспешил к автобусной остановке. Договорились с матерью встретиться у фабричной проходной, чтобы идти потом "в центр", по магазинам.

День после ночной грозы был по-настоящему летний, повсюду, отражая солнышко, подсыхали лужи, густой тополиный аромат витал в воздухе, листва и трава были умытые, сочно-зелёные. И настроение у Алёши было самое хорошее, какое только может быть у двенадцатилетнего мальчишки.

Хоть и не любил он ходить с мамой по магазинам, но сегодня и это казалось ему приятной прогулкой. Покупать, насколько он знал, мать собиралась ему на лето одежду и обувь.

И уже минут через двадцать он стоял у проходной. Большие железные ворота для машин, рядом одноэтажное  жёлтое здание, а в нём проход с "вертушкой" и рядом с ней строгий дедушка, которому все показывают пропуска, а к некоторым он даже заглядывает в сумки.

Алёша постоял на выходе из проходной – мамы не было. Он взглянул на большие круглые часы над дверью – без пятнадцати четыре – и вышел на улицу. Тут был тенистый скверик, клумбы с ярко оранжевыми цветами, памятник - солдат с автоматом времён Великой Отечественной, выкрашенный серебряной краской… На высокой кирпичной стене фабричного здания, уже там, за воротами, огромными буквами написано: "Слава КПСС". И он вспомнил обрывок анекдота, который услышал сегодня в школе (на перемене подошёл к брату Кольке, а ему дружок как раз рассказывал): "… а Слава Капээсэс, вообще, не мужик!"

На стене соседнего здания надпись: "Перестройка – это революция! М. С. Горбачев".

Люди идут и идут через проходную, мамы всё нет и нет… И мысли к нему пришли совсем не детские (конечно, сам он не мог оценить – детские или нет, подумал вот так – и всё): вырастет он, станет взрослым и тоже будет ходить на какую-то работу. Каждый день – на работу-с работы. Выходные, и опять на работу. А разве можно, честно-то, любить, например, работу смазчика оборудования, как у матери. Да ведь и любимая, но каждый день одинаковая работа, надоест. Да ведь и помимо работы жизнь тоже однообразна… Ведь все эти путешествия, приключения – это только в книжках. А на самом деле даже работа, допустим, космонавта – однообразна. Так ведь скучно жить-то!.. И Алёша сам испугался этих мыслей. Он знал, что в них какая-то неправда, но вот явились они, эти мысли, испугали, чем-то ещё незнаемым, и в чём защита от них, и как понять их неправду…

…А только жизнью, вот этой самой, которая вся ещё впереди. Но этого Алёша Попов ещё не знает…

Вот и мама!

Быстрые и, как всегда, строгие её вопросы: "Уроки сделал? Поел?.." И ещё спросила:

- Отец не появился?

- Нет.

Вчера он не пришёл ночевать. Это бывало. И Октябрина Савельевна, пока что не переживала особенно – вечером явится, никуда не денется. И всё же беспокойство, неуют в душе  у неё, но вида не показывает.

Вчера аванс получила – вот и решила по магазинам пройтись. Да Кольке сорок рублей дала на кроссовки, давно уж обещала. И даже разрешила самому идти покупать – взрослый парень-то уже. "Взрослый-то, взрослый, а ребёнок ведь ещё, купит ерунду какую-нибудь… Да уж что купит, то и купит…"

Вскоре они зашли в большой, со множеством отделов, магазин "Детский мир".

Алёше особенно нравился отдел обуви. Вернее – запах новой обуви ему нравился, витавший здесь, запах кожи. Он помнит, как ещё когда маленький был, раньше, просил мать в этом отделе или в другом обувном магазине: "Мама, давай ещё здесь постоим, понюхаем…" Сейчас он уже большой, с улыбкой те слова вспоминает, но запах этот всё равно нравится ему…

Уже несколько пар полуботинок примерил – то жмут, то велики… Наконец, выбрали – чёрные, на кожаной с невысоким каблучком подошве, блестящие. Конечно, хотелось Алёше, что-нибудь "повзрослее", но, и эти хорошие, очень хорошие… Не хотелось уж и снимать их, но пришлось. Он сам понёс картонную коробку с покупкой.

В соседнем отделе продавались рубашки. Купили Алёше голубую с короткими рукавами – сразу впору пришлась.

Брюки ещё купили.

Некоторые из приятелей и одноклассников в настоящих джинсах щеголяют или в новомодних "варёнках". Появились ещё какие-то "бананы" – ну, это для взрослых, "бананы" ему и не надо. А вот джинсы бы… Но они в магазинах не продаются, да и стоят дорого. Так что, брюки мама купила самые обычные, прямые, серые.

Потом зашли в соседний магазин. А там женское бельё. Алёше стало стыдно.

- Мама, я на улице подожду.

- Ну, подожди, - равнодушно, как показалось Алёше, ответила мать.

Он вышел на улицу. По дороге, под ярким солнышком, посверкивая лакированными чёрными боками, с тёмными, скрывающими машинное нутро стёклами, ехал автомобиль. Это был автомобиль! Не только Алёша, но и большинство прохожих, наверное, никогда таких не видывали, останавливались, оглядывались.

"Мерседес!", - восхищенно выдохнул кто-то…

Мама вышла из магазина:

- Ну, домой.

- А в книжный? – Они всегда заходили в книжные магазины, но покупали книги редко – не было хороших-то. Вернее, они были, но по какой-то, непонятной Алёше, "подписке". И стояли эти "подписные" книги на отдельной витрине, за стеклом. Там и Жюль Верн бывал, и Фенимор Купер… Хоть поглядеть-то…

Большой магазин "Дом книги" был рядом, на этой же улице.

- Ну, пошли, - сказала Октябрина Савельевна, но опять, показалось Алёше, равнодушно сказала.

Вот и сегодня стояла там, за стеклом близкая, но недоступная, такая желанная книга "Последний из могикан". Алёша уже читал, брал в школьной библиотеке, книги "Зверобой" и "Следопыт", тоже о Нати Бампо, отважном охотнике и друге индейцев. А вот этой, "Последний из могикан", не было в библиотеке…

- Мальчик, ты что? Что с тобой? – всполошилась продавщица, полная беловолосая женщина.

- Я… ни… ничего…

- Ну-у, ещё не хватало! – увидела и мать его беззвучный плач, две горошины, оставляя мокрые полоски, ползли по щекам.

- Подождите! Мальчик, не плачь. Какую ты хочешь книгу? Эту?

Алёша молча кивнул. Мать крепко держала его за руку, но уже не тянула на улицу и тоже молчала.

- Есть, есть у меня такая книга. Есть, - обрадовано даже заговорила продавщица. – Не выкупили одну, так я и отложила для себя… - и тут же споткнулась на слове, поняла, что лишнее сказала.

- Нет, нет, спасибо, не надо, - сразу же, будто за подсказку ухватившись, сказала Октябрина Савельевна.

Алёша уже веривший, знавший, что книгу купят, опять, в миг единый, ощутил, как рушится что-то вокруг него или внутри него, будто в этой книге, о которой ведь и не думалось несколько минут назад, заключалось что-то самое-самое для него…

- Да может и другую не выкупят, - спохватилась сердобольная продавщица. – Я-то найду себе. Идите в кассу, пробивайте рубль сорок.

- Мама… - зачем-то сказал Алёша едва слышимо.

- Выревел… - откликнулась Октябрина Савельевна, уже направляясь к кассе.

- Спасибо, - прошептал Алёша, принимая книгу из рук женщины.

Книга совсем новая (Алеша больше привык к библиотечным), пахла клеем, типографской краской, картоном обложки. Серия: "Приключения и фантастика" – рамка из множества маленьких рисунков: корабли, пальмы, космические ракеты… А в центре большой рисунок: молодой индеец с выбритой головой (только длинная косица на макушке и в ней несколько перьев), в одежде, наверное, из кожи, с бахромой по швам, с большим охотничьим ножом на поясе. Алёша уже знает, что это Ункас, сын Чингачгука, последний из племени могикан… Запах книги пьянил сильнее, чем запах новой обуви…

… Октябрина Савельевна понимала, что для особого волнения причины нет. Одну ночь её загулявший муж мог провести где угодно – у кого-то из собутыльников, на улице (тепло уж, не замёрзнет), в вытрезвителе в конце-концов… И всё же, она не могла ничего поделать с собой, чувствовала – что-то плохое с ним… Ну, то что с работы уволят или сам уйдёт, это понятно, не впервой… Но нет, не это, что-то другое…

… Нашёл Василия Попова председатель профкома завода Батистов. Взял в тот день отгул и ехал на собственном "Жигулёнке" шестой модели (за зелёный цвет называл его "лягуша") на дачный участок – договорился с мужиками из соседнего совхоза, что вспашут трактором и проборонят ему гряды. Да брёвна и доски на дом должны ещё сегодня привезти. Хлопот, в общем, полон рот.

А он и лежит – почти уж выбрался из придорожной канавы на саму дорогу. Батистов, конечно, решил, что пьяный, но почему-то остановился, вышел из машины. Запах перегара, и правда, чувствовался в утреннем свежем воздухе. Да только уже не пьяный был Василий Петрович Попов. Был он уже мёртвый.

И так стало Батистову… не страшно, нет – тоскливо.

Ярое, будто обновлённое ночной грозой солнце всходило. Серая лента дороги – без конца, в синий горизонт. Молодая зелень совхозного поля справа, густая зелень придорожных кустов слева. Воробьи, топорща пёрышки, купаются в луже. Шмель прогудел по своим делам. А человек мёртв.

Только в воскресенье ведь вместе ехали сюда на заводском автобусе. Да вчера, после уж смены, видел его мельком, копошились с Хрыновым и Макаровым в цехе – не секрет, что халтурили. Так как же он здесь-то оказался?

Ближайший телефон в конторе совхоза, оттуда и позвонил. Сперва в милицию, потом вспомнил телефон (часто приходилось звонить когда-то) недалёкой соседки Поповых, бывшей работницы их завода, а ныне пенсионерки Соколовой. Попросил её сходить к Поповым.

…Неля Павловна Соколова, работавшая когда-то на заводе бухгалтером, жила в этом же доме, через подъезд. Она-то и сидела сейчас на скамейке у подъезда Поповых. Строгая и даже торжественная, в сознании своей миссии.

- Октябрина, постой-ка, - сказала, поднявшись, не меняя торжественного и скорбного выражения на лице.

Алёша не стал мешать разговаривать старшим, но и домой один не пошёл. Отшагнул в сторону. Его привлёк котёнок – маленький, серый, сжавшийся в комок на газоне, под кустиком.

Обернувшись на мать, увидел её лицо – строгое и будто окаменевшее, даже глаза застыли.

- Что, мама?

- Отец умер у нас.

Алёша не понял, что отца больше нет, но понял, что случилось страшное… Книга, которую он держал в руке – выпала прямо в тротуарную лужу. Он сразу же схватил её, стал вытирать, но обложка и края страниц успели намокнуть. Так и остался насовсем серый потёк на картинке обложки,  страницы по краям стали кочкастые, и книга никогда не закрывалась плотно.