Андрей скучал, отдыхая после больницы. О Варваре он думал постоянно. Раза два даже проходил мимо ее дома и каждый раз видел на двери замок. «Где она, что с ней?» — эти мысли не давали ему покоя, и в голову лезла всякая муть. Через три дня, не взирая на уговоры матери, он вышел на работу. Получив новый трактор и перегнав его на полевой стан, Андрей все эти дни только и был занят им. Даже домой не ездил, а жил в вагончике прямо в поле. Назавтра ему с Николаем Чуевым предстояло боронование клевера на дальней делянке.

Поле с многолеткой, окруженное двумя оврагами и посеченное надвое дорогой, лоснилось нежной зеленью. Покропленное бусинками росы, оно сверкало блестками искр, переливалось разноцветием, слегка туманилось перламутровой игрой бликов взошедшего солнца. Изумрудный отлив молодой поросли сочно и ярко стлался перед взором и этим как бы еще сильнее подчеркивал синеву горизонта, куда, горбатясь на изломе, уходило поле. От ощущения всей этой красоты на душе Андрея было необыкновенно легко и радостно. Даже в короткие остановки, когда разморенные жарой трактористы покидали кабины машин и сходились, чтобы переброситься словами или освежиться водой, Андрея и тут не покидало веселое настроение. Он беспричинно смеялся, охотно болтал о разных пустяках, и Николай, зная характер друга, нет-нет да вскидывал на него пристальный взгляд, поражаясь столь странному поведению Андрея.

Автобус-кухня прибыл с большим опозданием. Ксюша в неизменном своем беленьком халатике выскочила из кабины машины и, как бы не замечая злого выражения на лицах, с неподдельной веселостью пропела:

— Заждались, наверное, мальчики? Да? Зато обед у меня сегодня — пальчики оближешь, с добавками!

Как ни сердиты были трактористы, а выходка молодой поварихи развеселила их, вмиг погасив еще несколько минут назад бушевавшее в них желание отчитать ее как следует за опоздание. А Ксюша то с припевочками, то с шутками расставляла перед ними все свои запасы и, не сгоняя с лица улыбки, приговаривала с подчеркнутой доверительностью:

— Это самое вкусное. Только для вас…

Потом села рядом и, подперев голову рукой, смотрела с прищуром смеющихся глаз, как парни охотно и аппетитно управлялись с едой.

— Ксюш,— не удержался спросил Николай, — ты сегодня неотразима. Я бы сказал, в каком-то ударе, что ли. Уж не влюбилась ли, часом, в кого?

— Ты, Чуй,— рассмеялась девушка,— можешь спать спокойно. Тебе это не грозит: ты, прими к сведению, не в моем вкусе.

— Ну, если Андрей, то тут пустой номер. В его лодке для третьего места нет.

— А может, как раз и найдется. Не так ли, Андрюша? — Ксюша лукаво подмигнула ему и громко рассмеялась, прикрыв лицо руками.

— Если пораньше будешь приезжать к нам и вот так вкусно кормить,— подыгрывая ей, говорил Андрей,— то считай, дело сделано. Мы не только троих, а даже четверых усадим.

— Учти это, Чуев,— сказала девушка и вдруг, отбросив шутливый тон, тихо и нараспев протянула: — А у нас в деревне новость есть одна.

Оба парня молчали, не выказывая любопытства. Боялись, как бы за этим ее сообщением не последовал какой-нибудь подвох. А попасться на ее уловку ни тому, ни другому не хотелось. Девушка же собрала со стола пустую посуду, начала мыть и тоже не проявляла никакого желания вести дальнейший разговор.

— Очередная костеневская суперсплетня,— заключил Николай.— Говорят, на этом кое-кто огромный бизнес делает сегодня. Была одна Сычиха, теперь вот Ксюша этим занялась.

Девушка перестала вытирать посуду, уставилась на парней. Смотрела долго и пристально. Чего-то выжидала, а может, решала про себя, говорить или промолчать, затем без интереса, как будто о чем-то незначительном, сказала:

— Варьку-почтальоншу сегодня утром в больницу увезли. Отравилась, говорят…

Ребята при этом сообщении только лишь переглянулись, но опять не проронили ни слова, продолжали допивать чай. Тогда Ксюша для большей убедительности добавила:

— Сама видела, как ее на носилках выносили к «скорой»…

На этот раз парни встали и опять недоуменно посмотрели друг на друга. Андрей, ставя перед Ксюшей пустой стакан, с холодным равнодушием заметил:

— Хватит врать-то. Ее и в деревне-то нету.

— Не было — так вернулась и почту начала возить. А вот сегодня отравилась.

Андрей вышел из автобуса, встал в тени его, привалившись к дверце кабины. «Неужели это правда? Не врет ли повариха?..»

Пять дней он находится безвыездно в поле, за это время все могло случиться… Но нет, не верилось, чтобы Варвара решилась на такое… Завтра суббота, значит, домой надо будет ехать в баню. Вот тогда-то он все и узнает. А сейчас как поверишь этой девчонке? Она и соврет — недорого возьмет. В больнице-то тоже чуть не попался на крючок медсестре, хотела облапошить. Наболтала с целый короб, да хорошо что вовремя спохватился, не поверил… И сейчас, может, все это выдумала сама Ксюшка, чтобы его немного подзадорить, а потом состроить ему козу: обманули дурака на четыре кулака. Нет, тут надо все разузнать самому. Ну а если все же не наврала Ксюша и Варвара действительно отравилась?

Наконец из салона вышел Чуев и на вопрошающий, беспокойный взгляд Андрея качнул головой:

— А ведь не врет она… Варвару на самом деле увезли в больницу.

Андрей так и подался вперед, схватил Николая за руку, сдвинул брови.

— Не врет, Андрюха… Это уж точно.

Андрей почувствовал, как где-то под самым сердцем у него что-то дрогнуло и в то же время захолодело все тело внутри. Видимо, это внутреннее напряжение настолько было сильным, что оно незамедлительно отразилось на его лице, и это не скрылось от Чуева.

— Вот что,— теперь Николай поймал за руку Андрея.— Поле я и без тебя сбороную, а ты гони сейчас на стан, возьмешь мой мотоцикл и дуй в больницу. Разузнаешь что и как.

…В лицо упруго бил ветер. В ушах стоял свистящий шум. Андрей, не переодевшись, в рабочем комбинезоне и без шлема, гнал проселком «Яву», выстилая за собой длинный шлейф пыли. И хотя мотор работал на пределе и от быстрой езды придорожные предметы теряли очертания, сливались в одну темную полосу, Андрею же казалось, что мотоцикл обидно медленно отмеряет километры, и все жал и жал на газ.

Еще там, возле вагончика, когда садился за руль, он не совсем ясно понимал, что ему надо. Было лишь одно жгучее желание — скорее увидеть Варвару; а зачем увидеть и что будет потом, он это ладом себе не представлял. Он мчался как в пьяном угаре. Гнал и гнал, нисколько не страшась той опасности, какой подвергал себя ежеминутно. В одном месте он чуть не вылетел из седла, когда вдруг «Яву» занесло в глубокую промоину. На следующем прогоне дороги врезался в пашню и опять еле удержал мотоцикл.

Только когда выскочил с проселка на Еланскую гору, через которую пролегала основная дорога, напряжение спало. Он не совсем четко помнил, как проскочил центральную улицу райцентра, очнулся у высоких ворот, где в застекленной рамке значилось: Новобельская центральная больница.

Отведя мотоцикл в сторону и прислонив его к дереву, Андрей поспешил к знакомому зданию хирургии, где несколько дней назад сам вымучивал время на больничной койке.

На его стук в окошечко приемного отделения дверца отворилась и старческое лицо, показавшееся в нем словно в портретной рамке, недовольно и даже сердито спросило:

— Че шумишь на все здание? Чего надо?

— К вам сегодня утром поступила больная из Костеневки… Отравилась… Почтальонша наша… — сбивчиво и бессвязно заговорил Андрей.

— Ты пьяный, что ли? Мы таких не пускаем…— и окошечко с шумом захлопнулось перед самым носом Андрея. Он было отступил от него, прошелся туда-сюда и забарабанил еще сильнее.

— Вам же сказали, нельзя, неужели…— лицо, теперь уже молодой медсестры, исказилось изумлением и расплылось в улыбке.

— Оля,— обрадованно воскликнул Андрей и просунул голову в окошечко.

— Андрей? — не менее удивилась Оля.— Проходи, проходи. Вот так встреча.

Она обернулась на пожилую женщину, сидящую за угловым столом и перекладывающую какие-то бумаги:

— Теть Поль, вы разве не узнали его? Он же у нас в шестой палате недавно лежал… Ножом-то которого…

Женщина взглянула на Андрея, смерила его взглядом, снова принялась за бумаги.

— Ну рассказывай, как ты там? — усаживая рядом с собой на кушетку, спросила Оля.— Ты к ней? Я ведь сразу ее узнала, как только привезли. Да ты не очень-то переживай, ничего страшного…

— Скажешь тоже, ничего страшного,— оторвалась от своего занятия все та же пожилая медсестра.— Чуть на тот свет не отправилась… Говорит еле-еле.— И, кольнув неприязненным взглядом Андрея, осуждающе покачала головой: — До чего жену довел… Беременную…

— Теть Поль, да не муж он ей вовсе. Они просто дружили…

— Хорош дружок, нечего сказать… Таких друзей…

— Айда, я тебя к ней провожу,— не слушая ворчания женщины, Ольга взяла под руку Андрея, накинула ему на плечи халат, подтолкнула к двери, ведущей во внутренние помещения здания.

Как только Андрей открыл дверь, сразу же почувствовал резкий запах лекарств, а сверкающая белизна стен длинного коридора так ударила своей свежестью в глаза, что он на секунду зажмурился.

— Вот здесь,— тихо возле самого уха прошептала Оля и открыла дверь палаты, пропуская Андрея вперед.

Он сделал неуверенный шаг и встал, не решаясь пройти дальше. На угловой койке, стоящей почти рядом с ним, зашевелилась больная. Андрей скосил туда взгляд и в разметавшихся по подушке темных волосах узнал лицо Варвары. Она тоже посмотрела на него, но взглядом отрешенным и каким-то потерянным, словно не он был рядом с ней, а кто-то другой, посторонний. Андрей еще никогда не видел таких безучастных ко всему глаз, и это еще больше смутило его. Он приблизился к ней, но не сел на рядом стоящий стул, а опустился на колени, взял ее руку и прижался к ней лицом. От наплывшего чувства жалости и этого неживого взгляда у него запершило в горле и сдавило так, что нечем стало дышать, и как ни силился он сбросить с себя навалившуюся душевную тяжесть, но ничего не мог поделать: сердце, казалось, оборвалось в груди, а в глазах померк свет.

Оля постояла за спиной Андрея, а потом неслышно вышла из палаты.

— Что же ты наделала? — прижимаясь щекой к теплой руке Варвары, наконец прошептал сдавленно Андрей и тут же почувствовал, как тяжелым наплывом подступают слезы, он пытался сглатывать тугие комки, в глазах туманилось и все в нем напряглось до предела.— Дома мать... Теперь вот ты... Варюша... Как же ты решилась на такое?.. Вы же без ножа меня... Прямо на куски... И что ж, что ребенок будет? Он же наш с тобой, наш... Зачем же ты так с ним?..

Андрей привстал и нежно поцеловал Варвару в губы. Оторвался, увидел, как мелко-мелко задрожали ее ресницы, из-под которых покатились слезы. Он пробовал стирать их большой шершавой ладонью, но они все катились и катились.

— Я больше так не могу...— жалостливо протянул Андрей и как никогда раньше решил для себя, что нет ему никого дороже на этом свете чем Варвара и он не может жить без нее, как не может жить без воздуха.

— Я больше никуда тебя не отпущу... Никуда...

Андрей положил голову ей на грудь и сразу услышал, как часто торкается там ее сердце и как прерывисто рвется из груди, будто толчками, дыхание. В это время кто-то тихо тронул его за плечо. Он поднял голову, обернулся. Перед ним стояла Оля с длинной стойкой капельницы.

— Сладкого понемножку,— весело проговорила она, показав глазами на Варвару.— Завтра еще придешь, а сейчас у нас вечерний обход начинается.

В Костеневке только и было разговоров, что соловьевский сынок огулял почтальоншу, которая забрюхатела от него, а чтобы избежать позора, решила отравиться. Сплетни снежным комом обрастали все новыми и новыми подробностями, но Андрея не это удивляло, странным казалось упорное молчание матери. И хотя в своих намерениях Андрей решил до конца отстаивать честь Варвары и напряженно ждал предстоящего разговора в доме, но мать словно не слышала всех пересудов деревенских, была каждый раз ровна в разговоре с ним, подчеркивая своим поведением, что никаким сплетням она, дескать, не верит и что они не задевают ее самолюбия.

Андрей же теперь каждый вечер мотался в больницу к Варваре. В последнюю их встречу она с невеселой улыбкой сказала:

— Ну вот и все, Андрюшенька мой: завтра на выписку мне. Отмучился ты со мной... Дошел-то как, одни кости да синева под глазами,— гладила она его, словно ребенка, по голове и говорила в задумчивой печали: — Выпишут — и уеду я от вас... Раньше не прижилась, чужой была, а теперь и вовсе не дадут покоя... Уж лучше бы умереть…

— Не говори так, не рви мою душу... А что отмучились мы с тобой, это уж точно.

В день выписки Варвары он с утра отпросился с работы, нарядился в костюм, до блеска вычистил ботинки. Василию же Шустову наказал не опаздывать с машиной.

По дороге в больницу, когда уже подъезжали к райцентру, Андрей велел остановиться, выскочил из кабины и, не говоря ни слова, побежал к ближайшим посадкам. Вернулся он не скоро, неся в руках огромный букет лесных весенних цветов.

— Вот теперь полный порядок,— довольный, тряхнул букетом Андрей.— В общем, Варвару не повезем мы домой…

— Как не повезем? А куда же?..— с тревогой глянув на друга, беспокойно завозился на сиденье Шустов.— Ты че это надумал, Андрюха?

— А чего ты сразу-то испугался? Повезем, но только не к ней. Вот дурья башка, ничего сообразить не можешь. К нам ее повезем… Ко мне домой, понял?

Варвара до последней минуты не догадывалась о намерениях Андрея, а тот всю дорогу говорил и говорил и был весел как никогда. Приехав в Костеневку, она сразу же побежала к соседке, чтобы забрать Андрейку, а вернулась - ахнула: машина Шустова была загружена ее вещами. Даже вешалка, которая еще до нее была кем-то прибита в избе, и та сейчас отодранной лежала поверх узлов в кузове.

— Андрей, что все это значит? — испуганно приоткрыв рот и окинув парня тревожным взглядом, замерла посреди двора Варвара.

— А вот сейчас узнаешь,— весело проговорил Андрей и, подскочив к ней, подхватил на руки вместе с сыном и усадил в кабину. Варвара наконец-то поняла его намерения, рванулась было из кабины, но Андрей втиснулся рядом и решительно захлопнул дверцу.

Возле ворот соловьевского дома Шустов резко затормозил, машина отозвалась протяжным визгом колес. На шум на крыльцо вышла Алевтина Ивановна. Она поспешно начала вытирать о передник руки и хотела было спускаться вниз, но, увидев в калитке Андрея с Варварой, вдруг оторопела, попятилась назад. Подведя Варвару к матери, Андрей глухо, но твердо сказал:

— Вот здесь мы и будем жить, мама. Теперь, Варюша, это и твой дом. И мы – одна семья.

Алевтина Ивановна не проронила ни слова. Она как бы с равнодушным видом смотрела на все происходящее вокруг. Глядя сейчас на быстро снующих мимо нее Андрея и Василия с вещами Варвары, она про себя даже как-то отдаленно подумала, что, не дай бог, как бы ребята в этой спешке чего не покололи. И когда снова ее взгляд обратился на Варвару, в скорбном унынии стоящую с сыном рядом, Алевтина Ивановна вдруг с пронзительной ясностью осознала, что теперь у нее есть не только сын Андрей, но и эта… Варвара, сноха... И потеряй она одного из них, не станет и другого...