Жили напротив друг друга два зеркала. Одно было нормальным — прямым, удачным от рождения. Другое получилось кривоватым — несовершенным с точки зрения мастера, человека и первого зеркала.
Воспринимали и отражали эти зеркала мир по-разному. Первое — таким, каков он есть; правда, всегда была путаница — где «правое», а где «левое». Второе, немного деформированное от рождения, искажало вещи и существа; стало быть, представление о так называемой объективной действительности у него было превратное. Всем знакомая и понятная красота во втором зеркале принимала непривычные формы, зачастую уродливые, изменчивые, ведь отражаемая в нем картина сильно менялась, если во вне происходило даже самое ничтожное движение.
Воспроизведение мира в прямом зеркале мало зависело от перемещения вещей, предметов, людей и сфер, — менялся только масштаб изображения.
Но что интересно, люди вовсе не обходили вниманием второе зеркало, которое вроде бы никак не улучшало их облик и образ. Все любили тайком поглядеться в него и делали это с большей пристальностью и особым вниманием, чем в случае с первым: отходили, приближались, вертелись, приседали, строили рожи — вообще любили подурачиться перед кривым зеркалом. А то бывало: кривляются, кривляются, потом внезапно помрачнеют, плюнут и бегом — прочь.
С первым мы не играли.
Перед ним мы только причесывались, напомаживались, выясняли взаимоотношения одежды и тела, лица и возраста, цвета и стиля, а такие занятия редко сопровождаются весельем.
Своеволие кривого зеркала служило для нас развлечением, не более. Правда, иной раз развлечением тайным, без посторонних; бывало и похуже. Вероятно, поэтому оно знало о людях много больше, чем первое, прямое зеркало. Перед прямым мы не откровенничаем и не кривляемся никогда.
Как это бывает в любовных историях и замкнутых пространствах, эти два зеркала постепенно начало тянуть друг к другу. Чувство росло, и вот страсть достигла такого накала, что они тесно сблизились и тут же отобразили друг друга, а не внешний мир, до которого им теперь не было никакого дела.
Ровное зеркало отразило в своей глубине кривое. А кривое, конечно, никак не могло отразить в себе идеальную правильность первого. То есть объективное воссоздание действительности для этих двух существ стало равно невозможным.
Так они и смотрелись друг в друга, зачарованные и удивленные.
И прямое с недоумением и растерянностью видело, что оно кривое. Кривое же — с радостью и все растущей влюбленностью убеждалось, что наконец-то нашло существо, полностью подобное себе.