[10] Муравей тащил семечко. Оно елозило по спине, сползало то на один, то на другой бок...

       Муравей тащил семечко. Оно елозило по спине, сползало то на один, то на другой бок. Но он, спотыкаясь и покачиваясь, все же шел и шел по лесной дороге. Перелезая через толстый сук, преградивший ему дорогу, Муравей потерял равновесие и кубарем полетел вниз, но и прощаясь с жизнью,  не выпустил добычу, а еще крепче вцепился в нее лапками.

       Куда его занесло!? Он открыл глаза: темно. "Нора, что ли, чья-нибудь?”- рассуждал он, вытряхивая песок из карманов. Темно-то как. У норы должен быть выход, значит, где-то должен быть свет. А тут глухо. Он испугался. Тараща глаза в темноту, он вертел головой, тыкался туда-сюда, но вокруг только осыпалась земля. Все. Не выбраться. Муравей снял майку, кепочку и принялся изо всей мочи работать лапками. Еще не все. Еще не все... Поборемся! Он сучил и сучил лапками, пока совсем не выбился из сил. Тогда он затих. Лег на семечко, как на матрасик. Закрыл глаза и стал тихо вспоминать. Что хорошего было в его жизни.

      А хорошего было много. Ну, конечно. Друзья-муравьи. Как вкалывали на заготовке сосновых иголок. Как потом, вечером  возвращались в свой мауравейник к муравьихам и муравьятам. И жаль ему стало маленькой жизни, большеглазую муравьиху с мягким брюшком, вечно с муравьиным яичком на спине. И заплакал он  горько, утирая усики смятой кепкой.

      Он не помнил сколько прошло времени. Может, уже и не часы шли, а дни, как он сидит здесь, засыпанный землей навеки.  Он еще немного поплакал, потом вздохнул, надел майку. Заправил ее в штанишки, надел кепку набочок и решил, что должен выглядеть достойно, если его, дохлого, вдруг откопают. Но тут семечко пол ним стало шевелиться. Намокнув от муравьиных слез, оно разбухло, треснуло, и зеленый росток полез вверх. Муравей вцепился в него изо всех сил и, закрыв глаза, замер. Он чувствовал, как вместе с ростком буравит землю, протискиваясь через шершавые песчинки и камешки.

    Наконец, яркий свет брызнул Муравью в глаза, и он зажмурился и вздохнул радостно и свободно. Он твердо стоял на земле. Он был спасён! Муравей отряхнулся, посмотрел на стебелёк, который спас его, и очень удивился: "Никогда не видел, чтобы что-нибудь так быстро росло!"

     Огуречная лоза, как в мультфильме, ползла по стволу тонкой березки, выбрасывая длинные завитушки усов и цепляясь ими  за все на своем пути. Бутоны набирали силу и с хрустом лопались, превращаясь в огромные цветы. Пчелы и бабочки тут же слетались на пир.

     Муравей заглянул в один из цветков. Там, в глубине душистого тоннеля зеленела шишечка завязи. Вдруг лепестки отпали сами собой и эта зелёная шишечка сначала превратилась в маленький огурчик. Муравей всё внимательней всматривался в него.

- Это какой-то странный огурчик: уж очень похож на что-то живое. Вот чудо! 

      Один из бутонов закачался, лепестки зашевелились и из него пыхтя вылез шмель.

- Ну что там? Что там внутри? -  затормошил его Муравей.

- Ф-ф-ф-у! Пыльцы много, а так ничего особенного! - сказал Шмель, и тяжело поднявшись, улетел.

- Нет, не полезу, - решил Муравей, - хватит с меня, и так чудом жив остался. Надо скорее позвать кого-нибудь поумнее! Кого? Профессор Хвостатов! Вот кто нужен! - решил он и со всех ног бросился бежать к  большому дубу на опушке.

Чудесный огурчик продолжал расти: вот брюшко, головка с ушками-листиками, свёрнутыми трубочкой. Лошадка, будто просыпаясь, потянулась, открыла глазки и встала на тонкие ножки.