За несколько лет плаваний Ласкарёва они с Салабиным виделись, кажется, только дважды: один раз в здании пароходства – мельком, а другой – во время краткого круиза от «Ленинграда» до Ревеля (Таллина), который был устроен для работников пароходства пассажирской службой на борту Лёвиного лайнера.

Роскошь и блеск помещений круизного судна, вышколенные официанты, то бишь стюарды, изысканные блюда и отчасти напитки (валютный товар берегли для иностранцев) – всё это заставило Салабина вспомнить о годах студенчества, когда он был в гостях у Лёвы в Сосновой Поляне и тот угощал его хлебом, накрошенным в подсоленное подсолнечное масло.

До того как Лёва оставил флот и возглавил Интерклуб моряков, Салабин даже не знал о таком заведении.

Чтобы узнать о новом назначении Ласкарёва, как и о том, что он вернулся, Салабину надо было столкнуться в ним в пароходстве лицом к лицу – иначе бы так и не узнал! Лёва был из тех людей, которые всегда торопятся, всегда заняты, всегда увлечены. Вот и теперь он выпалил свои новости на ходу и пригласил Салабина в Интерклуб «в любое время – звони – приезжай». Оказалось, что особняк Интерклуба – это тот дом на набережной, что мелькал у Геннадия перед глазами каждый будний день – по пути на работу и с работы. «Вот и заскакивай!» – поощрил его Лёва и дальше сам поскакал по делам.

Брызжущий энергией Ласкарёв развернул рекламу Интерклуба среди работников пароходства и, действуя через партком, многих сотрудников привлёк в ряды официально утверждённого «актива». Однако надо объяснить читателю, что под этим подразумевалось.

Когда вождь пролетариата озаботился досугом иноземных братьев наших по классу – во время стоянки их судов в наших портах, это привело не только к созданию рабочих мест для гидов-переводчиков, пропагандистов и методистов, но и вызвало вполне понятный интерес у специалистов другого профиля. Последние откомандировали кураторов для постоянного надзора за круговоротом людей в природе, а идей – в народе. Эти же кураторы опекали «девушек», которые скрашивали досуг морякам – или хотя бы часы их пребывания в Интерклубе. Одинокие незамужние, разведённые и просто увлечённые «заграницей», отобранные с миру по нитке (из бассейновой поликлиники, с меховой фабрики «Рот-Фронт», от швейного объединения «Большевичка» и т.д.), представляли собой «спецконтингент» – с которым, вполне ожидаемо и естественно, специальные люди «контактировали». «Интерактивистами» называли работников пароходства, бассейновой больницы, порта и так далее – лиц обоего пола, привлечённых Ласкарёвым (а пуще привлечённых возможностью «культурно отдохнуть»). Третью категорию посетителей составляли пригретые Ласкарёвым люди разного чина и звания – и пригретые им по разным соображениям. (Об этом последнем обстоятельстве Салабин узнал, уже принимая бразды от уходящего на повышение Лёвы...)

А пока этот печальный день не наступил, Салабин иногда заглядывал к директору Ласкарёву, а тот ему оказывал трафаретное гостеприимство. Директор зычно окликал буфетчика (буфетчицу) и приказывал подать «директорской»... Им подавали по стопке прозрачной жидкости и тарелку горячих бутербродов.

Не через месяц и не через год догадался Салабин, что зычный сигнал – «директорской!» – означал для буфета команду ничего не напутать и подать директору пятьдесят граммов питьевой воды, а гостю – столько же водки.

Однако недогадливый Салабин был достаточно чуток, чтобы ощутить некую принуждённость Лёвиного радушия. После разсказов о посягательствах немолодых американок на целомудрие администратора, а затем – пассажирского помощника капитана советского лайнера, тем для разговора как будто не оставалось, и Лёва переходил на восклицание, повторяемое с регулярным интервалом:

- Мы сколько лет с тобой друг друга знаем, а?.. То-то!.. Мы сколько лет с тобой друг друга знаем, а?.. То-то же!

Салабин задавал вопросы, и это выручало. Отвечая на них, Ласкарёв охотно разсказывал о картинах Константина Васильева, висевших у него в «капитанском салоне» (теперь сказали бы: «VIP-салон»), о клубе восточных единоборств, который посещал, а когда вопросов не было, просто брал гитару и напевал что попало – от Джоан Баэз до «Гори, гори, моя звезда!». Лёва повидал мир, повидал наверняка и такое, что Салабину даже не снилось, свободно лопотал по-английски – хоть и с прежним акцентом, состоял в номенклатуре идеологического отдела в Смольном – а кем был, по сравнению с ним, скромный диспетчер по флоту Гена Салабин, то и дело отправлявший и встречавший торговые суда со станками, вертолётами, советским цирком, бихроматом натрия и какао-бобами?

Всё же встречи их были нечасты. А если бы Геннадию могли предсказать будущее, то он и вообще поостерёгся бы.