* * *

 Деревне, в которой Гордон отыскал Живаго, повезло, она, чуть ли не единственная в округе не пострадала от войны. «Дома ее, поблескивавшие на западный манер узкими многостворчатыми окнами во всю стену, были до последнего сохранены» (стр. 116). Напиши Пастернак о домах, что они до последнего сохранились, т.е. уцелели, и все было бы ясно. А тут приходится еще гадать: кем же они были сохранены? Очевидно, богом. И об окнах он написал тоже так, что попробуй угадай, какими они были. Окно «во всю стену», напрашивается понять, как – вся стена сплошное окно. Однако, «узенькое» окно, не может быть «во всю стену». Были они, судя по всему, не узенькими, а низенькими (небольшой высоты), но широкими (длинными) – и впрямь во всю стену, в смысле – от угла до угла.

 * * *

 «На юге мы обошли или прорвали немцев в нескольких местах, причем, говорят,

несколько наших распыленных единиц попали при этом в мешок, а на севере немцы перешли Свенту, считавшуюся в этом месте непроходимой» (стр. 116). О войне, я уже говорил об этом, Пастернак пишет, как правило, по-дилетантски беспомощно, без понимания сути дела, пишет, создавая собственную, обычно весьма курьезную терминологию. Чтобы «обойти» немцев, надо было их сначала «прорвать». Через «или» эти слова («обойти» и «прорвать») не пишут. Получалось у него порой просто смешно. Мест, где мы прорвали немцев, было несколько и распыленных единиц, попавших к ним в мешок, тоже – несколько. Очевидно, в плен попали все те «распыленные единицы», которые немцев прорвали… Нелепое выражение – «распыленные единицы» Пастернак, очевидно, придумал сам. Не знал Борис Леонидович, оказывается, и того, что водные преграды на войне преодолевают не вброд, а с помощью плавучих средств или по специально сооружаемым саперами переправам, и что непроходимых речек не бывает. «Проходимые» же речки, которые можно преодолеть, не замочив рукавов, водными преградами вообще не считаются.

 * * *

 Вот еще одна из сочиненных Пастернаком нелепостей о войне. «На земле у лесной дороги, раскинув ноги в тяжелых сапогах, лежали на животах и спинах запыленные и усталые молодые солдаты в пропотевших на груди и лопатках гимнастерках – остаток сильно поредевшего отделения. Их вывели из продолжающегося четвертые сутки боя и отправляли в тыл на короткий отдых» (стр. 118). На отдых и пополнение после тяжелых затяжных (не четыре, конечно же, дня), боев в тыл выводят целиком участвовавшие в боях части (это может быть даже дивизия). Отделение – самая мелкая (примерно двенадцать человек) единица в составе воинских подразделений. Отделение не может существовать само по себе в отрыве от воинской части, в состав которой оно входит, так как все виды жизнеобеспечения солдат осуществляются специальными службами этой части. Уникальный случай вывода в тыл на отдых и пополнение остатков отделения (несколько человек), описанный в романе Пастернака «Доктор Живаго», – наивнейшая фантазия автора, ничего не понимавшего в военных делах. Этот случай даже смешным не назовешь, настолько он нелеп по своей сути. Но автор сотворял в своем романе нелепости и гораздо круче этой. Нам еще предстоит с ними познакомиться.

 * * *

 «На носилках несли несчастного, особенно страшно и чудовищно изуродованного» (стр. 119). Пожалеем этого несчастного. Но жалеть тут надо в первую очередь автора, который вот так запросто мог уложить в строчку одно за другим слова «страшно» и «чудовищно». О том, что выглядеть это будет, если и не чудовищно, то страшно, ему и в голову не приходило. Дальше он написал так: «Скончавшийся изуродованный рядовой запаса (рядовым запаса он был до его призыва в армию. – В.С.) Гамазетдин, кричавший в лесу офицер – его сын, (уместна ли тут запятая? – В.С.) подпоручик Галиуллин, сестра была Лара, (уместна ли запятая и тут? – В.С.) Гордон и Живаго – свидетели, все они были вместе (вместе были только двое из них – Гордон и Живаго. – В.С.), все были рядом (но видели друг друга далеко не все. – В.С.) и одни не узнали друг друга, другие не знали никогда, и одно осталось навсегда неустановленным, другое стало ждать обнаружения до следующего случая, до новой встречи» (стр. 119). В этой бездумно написанной фразе, с очевидными признаками авторского умничанья, но, по существу лишенной смысла, пастернаковская графомания являет себя с откровенной очевидностью. Читайте и удивляйтесь! Так пишут гении!

 * * *

 «Смущенно улыбавшийся государь производил впечатление более старого и опустившегося, чем на рублях и медалях» (стр. 121). Поздравляем Бориса Леонидовича с очередной мощнейшей ляпой. Не заметил Борис Леонидович, что написал опять то, чего не может быт никогда. Получилось у него так, будто на рублях и медалях, чеканившихся в России при жизни государя, он изображался старым и опустившимся.

 * * *

 «Несколько телег и линейка, из которых состоял обоз, двинулись, наезжая друг на друга и постепенно выравниваясь» (стр. 125). Не мог Борис Леонидович обойтись без придумывания подобных, уже набивших оскомину подробностей. Помните, как гости у Свентицких наступали друг другу на ноги? Но гужевой транспорт тем и хорош, что возница может даже вздремнуть в дороге, зная, что лошадь, в случае чего, поведет себя, как надо, и на катящуюся впереди нее телегу не наедет. А так, как об этом написал автор, «наезжая друг на друга», наехать в обозе вообще невозможно.

 * * *

 «С перекрестков, пересекаемых дорогами в поле, было видно, как над ним зонтами пламени раскидывались разрывы шрапнели» (стр. 125). Перемудрил тут слегка Борис Леонидович. Перекресток в деревне не пересекается дорогами, а их пересечением образуется. И не имеет значения куда эти дороги ведут – в лес или в поле.

 * * *

 Лара, считавшая, что ее муж погиб, хочет выяснить обстоятельства его гибели у лежавшего в госпитале Галиуллина. «У Галиуллина не хватило духу подтвердить ее сведения, почерпнутые из слухов. Он решил соврать ей, чтобы ее успокоить» (стр. 126). И соврал он ей так, как еще никто и никогда о войне не врал. Как соврать, придумал, разумеется, автор – Борис Леонидович Пастернак. Галиуллин был кадровым военным и, конечно же, понимал, что придуманное Борисом Леонидовичем вранье на вранье совсем не похоже и скорее смахивает на розыгрыш или шутку, но все же по воле автора вынужден был эту его придумку озвучить. « Антипов в плену, – сказал он. –Он забрался слишком далеко вперед со своей частью во время наступления и очутился в одиночестве. Его окружили. Он был вынужден сдаться». Удачную операцию по окружению и пленению оказавшегося в одиночестве русского поручика немцы в дальнейшем усовершенствовали и из мелкой тактической превратили во вторую мировую войну в крупную стратегическую. Что можно сказать о сочинявшем подобную чепуху авторе? Гении – они такие забавные.