Глава 15.

Юрий Васильевич Голубев примостился рядом с Бродовой, пил, не закусывая, молчал, в общем хоре не участвовал.

            - Что, танкист, головушку повесил? – Спросила его Маруся. – Где твоя Незабудка?

            - Душу не рви, - резко ответил Голубев, - будто не знаешь сама, где.

            О Юрке гуляла слава  бабника с тех времён, как с войны явился. Не к одной вдовушке молодой лазил он по ночам в окошко. И хотя сплетен было больше, чем подвигов, грехов за ним прелюбодейских водилось достаточно, чтобы беда семейная однажды не грянула.

            Приведя в дом жену, Юрка не бросил-таки Катьку с первой фермы. Марина забеременела вскорости, ну, и Катьку Голубь обрюхатил, и всем на ферме погодя какое-то время это стало заметно.

            -  Уж не ветром ли Голубевским тебе надуло? -  Ехидно интересовались товарки.

            - Не-а, - отнекивалась лихая Катерина, -  капитан один из военного санатория. Я сама попросилась. А чё? Чё мне одинокой вдоветь, без детишек? Не-а, я семью хочу и заведу. Ничё, выращу пацана, молочком коровьим выпою, будет на кого мамке Катерине в старости опереться.

            А Юрка вдобавок через пару лет завёл себе хахалицу-москвичку, которая снимала на лето дачу в Верхнем  Посаде.  Как  дачный  сезон  открывается,  так  Голубев  начинает посевы  дальние по реке Москве обследовать, да на директорском «козле» и шасть через мост понтонный в Посад к подруге. Иногда исчезал из дому и на пару дней под видом обмена опытом с хозяйствами района, а то и области.

            «Знаем мы этот обмен», - жужжали в уши Марине Голубевой дотошные бабёнки совхозные.  А Марина работала заведующей совхозными мастерскими, была правой рукой главного инженера совхоза Владимира Лашкова.

Двух девчонок родила Юрке однокурсница красавица Незабудка.

            - Ну, что тебе ещё надо, кобель ты борзый? – сказала как-то ему в сердцах Бродова. – Всё у тебя в порядке, с одним ты справиться не можешь. Слаб ты на это дело, Юркеш, долазишься, гляди, кабы беды какой не стряслось.

            Не знала Маруся, что кара уже занесена, как топор, над шеей деревенского бонвивана-сластолюбца. Дело в том, что месяц назад, и об этом уже знали все,  Незабудка не выдержала мужниных похождений, собрала вещички, усадила дочек в невесть откуда прикатившую за ней «Волгу», хлопнула дверцами и – привет! – уехала неведомо куда, оставив Голубеву, который отсутствовал под видом передачи передового опыта в Верхнем Посаде, заявление об увольнении и записку: «Всё, Юра, терпение моё лопнуло, не ищи меня, документы   на развод пришлю по почте. Вольному – воля. Марина». И ни адреса, ни телефона.

 

                                                                            25

            Вернулся Голубев домой – и на тебе, умылся, была семья людям на зависть, и где она теперь? Сел на диван, обхватил буйную головушку гулеванную руками, задумался. Кто ты теперь есть, Юркеш? Что сделал в жизни такого, чем похвалиться можешь? Ну, вернулся с фронта живым, подпалённым слегка.  Твоя ли в том заслуга? Ну, хозяйство развил, в передовые вывел, но не ты же один! Кукуруза на заливных землях в пойме реки Москвы – почти как на Кубани, чуток – и молоти на зерно, а на силос массы даёт – ого-го, цифры запредельные, но не ты же лично её растишь - агрономы, полеводы… Ну, построил ты животноводческий комплекс с каруселью, Бродова там в передовиках, тянет на орден Ленина, а то, глядишь, по итогам года и звезду золотую Героя труда схлопочет. Но не ты ведь, а Маруся. А тебе за развал семьи дадут по шее, ой, дадут!

            И дали. Только исполнение приговора, то есть решение отложили на после праздников: пожалели, пусть, мол, фронтовик спокойно отгуляет положенное. Потому как слухи слухами, а повестку в суд на развод он-таки получил, и развели Юркеша с Незабудкой, присудив ему алименты. На суде он вины своей не отрицал. Да что отрицать, вон малой Катьки Лопаткиной Пашка уже в детский сад пошёл – вылитый маленький Юрка Голубев (кто помнит его маленьким-то),  хоть усыновляй да новую семью конструируй.

Да,  не отделался он только партийным выговором с занесением. Это было. Но ещё сняли его через месяц после праздников с должности и назначили директором крохотной овощной семеноводческой станции,  что была неподалёку от Устьев под Соколовкой. Юрка из Устьев не уехал, а гонял на новую работу на станционном  «Запорожце». И покатилась его жизнь в другом порядке.

А на место директора совхоза поставили Юркиного другана Володьку Лашкова, к которому давно пристало прозвище «Гэтак»: скажи Гэтаку, спроси у Гэтака и так далее – не забывалась ему белорусская мова в русской среде. А спец он был толковый, и требовательный – это все сразу почувствовали…