Из столовки Аркадий вернулся на подворье Бродовой. Вообще-то в  Устьях  по-старинке его называли Нестеровским и знали его таковым, и если кто спрашивал у встречного: «Где Бродовское подворье?»,  тот показывал дорогу к старому дому тётки Натальи и Степана Бродовых, но мы под Бродовским подворьем будем понимать усадьбу Маруси.

            Аркадий вынес из пристройки самодельный мольберт, и, усевшись на перевернутое ведро, принялся торопливо красить свой вариант панно. Впервые в жизни он испытал нечто, что даётся только большому таланту и не всегда рядовому слуге искусства, художник ли ты, артист, поэт или композитор. Он испытал редкое чувство – порыв, подъём духа, по нынешнему – схватил кайф, но это звучит не высоко; у него словно крылья выросли за спиной, и нет счёту времени. Он не знал, что такое будет суждено ему испытывать не часто, лишь в те миги, когда он будет творить прекрасное.

            Он спешил, потому что его ждала глина, ГЛИНА! Она звала его, притягивала, и он  

                                                                            36

чувствовал, что за работой, которую он сейчас заканчивал, его ждёт нечто ещё более возвышенное; и по нему от нетерпения пробегали судороги счастья.

            - Сейчас, сейчас, подожди, глинушка, подожди… - шептал Бродкин. - Я сейчас, вот здесь чуточку подмажу, ещё один мазочек, штришок и всё, всё! Всё! – Закричал Аркадий, воздев руки к небу, потрясая колонковыми кисточками. – Финиш, финиш!

            - Ты чего вопишь, Ван Гог? – крикнул кто-то сзади.

            Аркадий вздрогнул и оглянулся. Вся группа давно собралась во дворе, встав позади него полукольцом, и молчала, наблюдая, как заканчивал работу их однокашник. Просторов кулаком гасил отдельные попытки вмешаться в процесс.

            - А, пацаны.  Я сделал, что хотел, вот, гляньте! Идея такая: женщина после трудов праведных идёт к счастью.

            - Высокопарно объясняете, коллега, - это Косяков.

            - Чисто! Только бидон приземляет. – Это Кравчёнок.

            - Величественно. Жаль, что не на полотне будет, а на штукатурке.

            - Ну и что? Как фреска у Рублёва. – Отозвался Аркадий. – А за бидон спасибо, согласен.

            - Не замахивайся, Бутербродкин, - пискнул малорослый Чибис - Володька  Чибисов, - не замахивайся на святое! Всего-навсего клубная стенка. Протрут её задницами и спинами до извёстки, и все дела!

            - Ладно, толпа! – Поднял руку Просторов. – Смотрим! – И они обступили Аркашкин мольберт.

            Тут и Маруся с фермы подошла.

            - Ребятушки, козлятушки! – дурашливо заблеял Косяков. – Ваша мать пришла, молочка принесла!

            Пока пили молоко с белым хлебом, выяснили, как обстоят дела с остальными эскизами. В общем, пришли к выводу, что через день можно утверждать их у начальства.

            - Кто сегодня дежурный по кухне? Кому стаканы мыть?!

            - Да пусть каждый свой сполоснёт под рукомойником, - подсказала Маруся.

             И все после этого отправились в клуб смущать девчонок стильными столичными танцами.