Как-то Гришка набедокурил в школе в очередной раз, в четвёртом или, кажется,  ещё в третьем классе это было. Добыл он где-то воронёнка, то ли слазил на дерево и достал его из гнезда, то ли птенец сам выпал, пытаясь летать – неизвестно. Держал его Гришка тайно в сарае, прикармливал и прятал в корзине под тряпкой. И вот как-то вечером притащил корзину к школе, окно в учительской было приоткрыто – душно, шёл педсовет по итогам года, и Гришка, давясь  от смеха, толкнул свою добычу в окно.

Поднялся крик, воронёнок метался под потолком, гадил на головы членам педсовета, а Гришка под стеной школы покатывался со смеху.

Но кто-то видел кого-то, кому-то сказал (да и Гришка о своей проделке должен ведь был кому-то шепнуть)… Ну, в общем, наутро выдернули его  с урока из класса и повели к завучу. Ваня встал и пошёл за братом-преступником.

                                                              94

- Ты куда, Бродов? Иван! – пыталась вернуть его учительница, но куда там! Заступник уже стоял перед завучем рядом с Гришкой.

- Ваша работа? – закричала завуч.

- Какая? – не понимая, о чём идёт речь, - спросил Иван.

- И вы ещё спрашиваете? Кто вчера ворону в учительскую запустил, признавайтесь?

Ваня хоть и соображал, не торопясь,  тут сразу всё сложил в уме: сарай, ворону, корзину, тряпку и Гришку, почесал затылок, сделал виноватее лицо и спросил:

- А где он?

- Кто?

- Воронёнок.

- А, значит это твоя работа?! Я слово «воронёнок» не произносила!

Иван взглянул на брата. Тот пожал плечами, давая понять, что не понимает, о чём идёт речь.

- Вы две беды натворили, два проступка: сорвали педсовет и погубили несчастную птицу!

Гришка выпучил глаза и открыл рот:

- Как погубили?!

- Очень просто: пока её ловили, она умерла от страха, сторож её закопал в школьном палисаднике.

Лицо Гришки исказилось, искривилось, и он заплакал:

- Карла мой любимый, я хотел его выучить говорить, приручить. Я его кормил… а вы его убили. Вас надо судить, а не меня!

- Так, сознался-таки. Значит, на Первое мая все твои одноклассники получат красные галстуки, а тебя в пионеры не примут, так и знай!

- И мне тогда не давайте галстук. – Тихо, но твёрдо заявил Иван.

- Марш оба в класс, на урок! И чтобы завтра мать была у меня! Мать у вас знатный человек, орденоносец, лауреат, а вы её позорите! Распустились, безотцовщина! Отца на вас нет строгого, с хорошим ремнём!

Воронёнка, конечно, вчера поймали и выкинули обратно в форточку. Он сейчас сидел на тополе возле школы и каркал. А Гришка топал за Ваней в класс и размазывал слёзы по щекам, юный орнитолог.

Дома пацаны перво-наперво задали Марусе вопрос:

- Кто наш папка и где он?

Вы скажете, что автор допускает ляп: неужели ребята уже третий год в школе заканчивают  и до сих пор ни разу не поинтересовались, кто их отец и куда он подевался. Почему же, ставили они Марусю в тупик, помнится, ещё малышами. С самого их рождения она больше всего боялась этого вопроса. Но Маруся была не изощрённой интеллигенткой с философским дипломом МГУ, а рядовым мастером машинного доения. Нет, мы не пытаемся здесь унизить героиню нашего романа постановкой её в разряд второстепенных личностей, отнюдь; она, как раз, из тех людей, которые могут легко против университетского диплома выставить доильный стакан и сорвать банк; автору также известно, что деревенская женщина может быть мудрее образованной горожанки – в жизненных вопросах. Но когда ребёнок спрашивает у матери-одиночки, кто его отец, а отцовство строго засекречено, находится под запретом разглашения, тут диплом и стакан ставятся в равное тупиковое положение.

            Сыновья Маруси этот вопрос в первый раз ещё из детского сада принесли. Там детишки по заданию воспитательницы должны были назавтра рассказать о своих родителях. Марусю этот вопрос, хотя она к нему и готовилась, застал врасплох. Это сейчас легко солгать, сказав, что папа погиб в Афганистане или в Чечне или где-то ещё при выполнении интернационального долга на территории дружественной страны.

                                                                          95

У Маруси был заготовлен вариант о гибели отца на далёкой границе или в океане на подводной лодке, но она не терпела вранья, и она вспыхнула, замялась, не зная, как ответить мальчишкам, потом скороговоркой невнятно пробормотала:

- На войне погиб, на войне, - и сразу же: - а на кой это вам?

- Людмил Сергеевна, воспитательница будет спрашивать завтра всех, - бойко доложил Гришка.

- А ты, мам, кто? – на распев спросил Ваня.

- А мамка у вас доярка, - и добавила: -  мастер машинного доения, - подумала, что не запомнят, и повторила: - доярка, доярка я. Надо вас свести на комплекс, на экскурсию, поглядеть, где ваша мамка рекорды ставила. Вот какая я у вас! А вы не знаете! – Она ещё долго говорила, говорила, пытаясь увести разговор в сторону. По малости пацанов это ей удалось. И долгое время они этого вопроса ей не задавали. А на комплекс  она ребятишек так и не сводила.

А когда они снова заговорили об отце, мать поведала им сначала историю о Степане Бродове.

- Помните, я рассказывала вам о нём? – она указала на портрет Николая Нестерова.   

– Это мой отец, ваш дед. Он погиб на войне с фашистами. А это Степан Бродов, муж мой, сгорел в танке восьмого мая одна тысяча девятьсот сорок пятого года. Он не мог быть вашим отцом. Но Степан – герой войны, он принёс нам Победу и мирную жизнь. В память о нём я записала вам в метрики отчество Степановичи, я очень хотела, чтобы мои дети были Степановичи, и Бог послал мне вас. А от кого, я расскажу вам, когда вы станете взрослыми. Вы Бродовы и Степановичи. Носите эту фамилию и отчество, ничего и никого не стыдясь, пусть хранит вас Боженька и ваши Ангелы-хранители.

Однажды, посещая в родительскую субботу кладбище, Маруся обратила внимание на заброшенную могилу с покосившимся крестом. Трудно читалась посечённая временем надпись: «Степан Анатольевич Челобашкин». Вспомнила Мария покоившегося под этим крестом человека. Занесла судьба в Устьи одинокого мужичка году в пятидесятом, электрика по профессии. Устроился он в их хозяйстве на работу, снимал угол у одной из вдов, жил бобылём, тихо, правда, попивал крепко, но не шумно, компаний не любил, семьи так и не завёл. Говорили, что детдомовский. Вот и всё, что знала о нём Маруся. Чинил он у неё в доме как-то раз проводку, больше она с ним не встречалась. Правда, мельком видела на комплексе, вызывали его приводить в порядок электрику – менял он моторы для молоконасосов.  Попьёт дня два-три, потом месяц ходит трезвый, лежит после работы дома, сказывала вдова, уборщица на комплексе, да всё книжки читает из клубной библиотеки.

«Грех-то какой, могила неухожена», - пожалела Маруся и взялась её прибрать. Обиходила территорию, покрасила дешёвенькую ограду, крест поправила, надпись восстановила. Помня, что упокоившийся был одинок, стала поминать его в церкви да к Пасхе и на Покров прибираться в ограде.

И когда мальчишки после выволочки у завуча опять пристали к ней со старым вопросом, она сказала им:

- Хорошо! В выходной пойдёте со мной на комплекс, по дороге всё узнаете. А сейчас марш руки мыть и за стол. Не то я на вечернюю дойку опоздаю из-за вас. И чтобы тут без меня без озорства. Ваня, гляди в оба. Всё на столе, я пошла…

В воскресенье по дороге на ферму зашла с сыновьями на кладбище, на могилу матери заглянула, прибралась, нарциссы свежие в баночку поставила, помолилась, потом подвела ребят к могиле совхозного электрика.

- Вот, сыночки, здесь покоится человек, который дал вам жизнь. О том, что он ваш отец, ни одна живая душа не знает. И не должна знать. Жизнь он прожил незаметную и недолгую, даже не успел узнать о вас, умер неожиданно.

- Алкаш что ли? – спросил всезнающий Гришка.

                                                              96

- Нет, током его зашибло по неосторожности.

- Значит, мы с Ванькой Челобашкины?

- Фамилию люди выбирают либо отцову, либо материну. Я решила, что вы будет Бродовы – крепкая фамилия, гордая. Я как подумала, что в школе и по деревне вас будут дразнить Челобашками, так сразу и поняла: быть вам Бродовыми. А потом, мы же с ним не записывались, я и фамилию свою не меняла. Так что вот, ребятки,  такие дела.

Они втроём прибрались на холмике, вырвали длинные сорняки, оставили хорошую травку. Маруся цветы поставила. Потом постояли немного у оградки, мать прочла молитву: «Упокой, Господи, душу  усопшего раба твоего Степана…» и повела своих двойняшек на ферму.

- Мам, а мы тут с классом были на экскурсии в прошлом году, - сообщил Марусе Гришка, когда они подходили к комплексу. – Я тут всё знаю.

- Так уж и всё?

- А чё, Ванёк, скажи? Нам всё показали, чё надо делать и как. Только мы тебя, Марусь, там не видели.

- Наверное, была выходная. А вы что ж мне тогда не сказали, что вас сюда приведут?

- А мы не помним. Ну и что? Тут работа – делать нечего.

- Нечего? Выдрать бы тебя, Гришка, крапивой за такие слова. А ты, Ваня, как думаешь?

Иван сначала поварил мозгами, как всегда, потом ответил  весомо:

- Здесь работа тяжёлая. Это тебе не за козой ходить.

- Правильно, сынок.

Гришка закривлялся:

- А давай, Ванёк, бросим школу и в доярки пойдём. К тебе,  Маруся, в помощники.

- В ученики сначала. Сперва научись, потом помогай.

- А чё тут учить?

- Нет, я всё-таки выдеру тебя крапивой.  Научился, не знаю, у кого, языком молоть. Ты думай сначала, вон как брат, что сказать, а уж потом говори, голова твоя кудрявая.

Мать долго водила детей по комплексу, показывая и объясняя, что, зачем и как тут делается, разобрала и собрала доильный аппарат, приказала Гришке:

- Ну-ка, отнеси, сынок, на место. – Гришка схватил агрегат за ручки – ого, ничего себе – заковылял к скамье, где стояли аппараты, чуть не упал, едва поднял его с натугой – ох – ткнул на лавку.

- Ну, что? – смеялась Маруся, - будешь дояркой?

- Ну, на фиг! Пошли домой, я есть хочу.

- Давайте погодим. Сейчас коровки пойдут в станки на дойку. Идите сюда. – И она отвела экскурсантов в доильный зал. Попросила оператора:

- Я за тебя чуток постою? Ребятам покажу. – И заняла рабочее место.

- Маруся отдоила трёх бурёнок и всё объясняла пацанам, как и для чего делается, и куда молоко убегает по молокопроводу.

- Дай попробовать подоить! – Попросил Гришка.

- Нет, тебе баловство, а коровке, как пишут в «Зоотехнической газете» - психологическая травма.