Глава 08.

Евгений Иванович держал братьев Бродовых в госпитале максимально допустимый срок. Наконец, он объявил им, что через неделю завершается  их пребывание в «доме отдыха». В выписке тому и другому он указал, что поражённые участки тела регенерировались на 70%, что полное восстановление возможно в течение полугода со дня выписки и что тот и другой ограниченно годны для продолжения службы. Медицинская комиссия согласилась с мнением лечащего врача и выдала на руки братьям Бродовым аналогичные заключения. С ними братья и были доставлены в часть, тая надежду, что их всё-таки отправят в Союз.

            Земели встретили братьев радостными криками и объятьями. «Ну что, братаны, скоро домой?» - говорили с завистью.

Но командиры распорядились иначе. Людей не хватало, и Гришке нашлась работа по ремонту техники и по оформлению стенгазет и боевых листков; Ивана определили по писарскому делу при штабе.

- Правая рука здорова? – спросил начштаба. – Вот и будешь работать  авторучкой и на машинке, помогай левой, развивай её не торопясь, осваивай инструмент и подменяй телефониста. А там видно будет.

Анюта настрочила Ивану на дорогу десяток маревых свободных перчаток, Евгений Иванович натопил для обоих банку яичного масла и проводил  братьев до места, объяснив начальнику госпиталя, что ему необходимо проконсультировать тамошних медсестёр о дальнейшем лечении Бродовых и возможных небольших ожогов у  других солдат.

Прибыв в часть, Евгений Иванович привёл Ивана и Гришку в медсанчасть, представился медсёстрам и провел свои наставления.

- Постарайтесь, ребятки, не повреждать молодой кожицы, не расчёсывайте: занесёте грязь ногтями – буду проблемы. И сюда дважды в день – утром и вечером. А вы, девочки, слегка их подмазывайте, как блины. Вот мазь. Должно хватить надолго. Пальцы спиртом протереть,  щеку и ладонь поражённые – тоже. Взяла мазь на палец – чуть-чуть и разнесла её  по всей поражённой части, сильно втирать не надо. Сделайте Григорию марлевую защиту. У Ивана есть перчатки, сносит – сшейте ему ещё, если будет в них нужда. Но  думаю, что всё к этому времени заживёт.

- К какому времени? – Поинтересовался Иван.

- Как последняя перчатка сносится – считай, здоров. – Улыбнулся хирург.

- К бою готов! – Добавил, ощерившись, Гришка.

- Если только добровольцами.- Заметил Чистяков.

- А если мазь кончится? – Спросила медсестра.

- Если кончится, сделайте так.- И Евгений Иванович продиктовал ей рецепт.

В огромной палатке, где разместилась столовая, после обеда перед личным составом с небольшой лекцией о профилактике заболеваний, типичных для данной местности,    выступил   военврач   Чистяков.   И   потом   долго   отвечал   на   множество

 

                                                             313

посыпавшихся на него вопросов. Так для Ивана и Григория  Бродовых продолжилась их военная служба.

Вечером, в момент «личного времени», когда можно было 40 минут побездельничать или пришить подворотнички, Иван сел сочинять письмо матери и брата заставил сделать то же самое.

- Ладно, ладно, напишу, только не погоняй, - отмахнулся Гришка и уселся на свою койку с Ивановой гитарой  и запел:

Ишла баба с Гонарёвки,

Вела мужа на верёвке….

- Гриня, давай «Чёрного Ангела»! – Попросил кто-то. – Или «Калину» - донеслось с другой койки и пошли заявки по казарме со всех сторон.

- Не, земели, это после. А сейчас будет премьера авторский песни Ивана Бродова! Давай, братан!

- Ребята, я пока не могу, рука ещё не зажила. Потом.

-Я тебе подыграю, - от Гришки отцепиться было невозможно, Иван это знал и потому не стал препираться, отложил письмо.

- Хорошо, только подпевай, брат.

- Выступает кавалер ордена Красной Звезды ефрейтор Иван Бродов! – Закричал Гришка. – Авторская песня «Афганский огонь»!

И песня закричала. И накрыла собой воспоминаниями горячих моментов боевых операций всех присутствующих, и каждое слово обожгло, опалило душу горячим  огнём Афганской войны. И с последними словами наступила тишина. А потом она раскололась реакцией однополчан, «земелей».

 А потом полетели просьбы списать слова. И каждый из друзей, уцелевших в той войне, увёз на родину в дембельных кейсах листочки с Ивановой и Чистяковскими песнями.

За «Афганским огнём» последовали и «Чёрный Ангел», и «Калина»,  и озорные попевки про Германа Попова и Семенчука… И новую, свеженькую:

Лежит в бинтах на койке

Солдатик молодой

И трогает на кой-то

Животик свой рукой.

И кое-что ещё, чего трогать не надо,

И кое-что ещё, чего трогать нельзя.

Гришка показал правой рукой, как солдатик трогает «кое-что» и под хохот казармы допел: «Хочу мужа…» и так далее.

Поржали, потравили анекдоты, поутихли слегка и каждый занялся своим делом. Гришка взялся за письмо; судя по его хмыканью, сочинял для Маруси что-то весёлое. Спросил Ивана:

- Конверт есть?

- Зачем он тебе? Вложим в мой оба конверта.

- Это понятно, я о другом: давай девчонкам напишем?

- Каким?

- Лозовым, конечно.

- Можно.

- Ты кому будешь писать, Татьяне?

- Кому скажешь, той и напишу.

- Я хочу Таньке. Можно?

- Валяй…

Надежда Лозовая, повар звенигородского ресторана, получила письмо от Ивана Бродова,  первое  письмо  за  год  после  проводов,  адресованное  лично  ей и в отдельном

 

                                                            314

конверте. Иван, соблюдая секретность своей службы, не сообщал места своего пребывания, а скупо рассказывал, что  служит в дальнем гористом краю нашей родины, является водителем автомобиля, участвует в самодеятельности вместе с братом, пишет стихи в стенгазету части, занимается спортом – тяжёлой атлетикой, сорвал грифом штанги кожу с левой ладони, ходит на перевязку в медсанчасть, сестрички там симпатичные. Бывают увольнительные, гуляют в лесочке за территорией части, собирают с Гришкой  ягоды и грибы, сушат их на солнышке. Будет дембель – привезу рюкзак сушёных грибов, Аграфена напечёт нам пирогов с картошкой и грибами, как положено… В конце передавал приветы мамане, Татьяне и перечислял на половине страницы всех, кому кланялся.

И Маруся, и сёстры Лозовые получили письма уже после того, как у них погостевал Георгий Иванович. Они собрались у Маруси в выходной на Аграфенины пироги, читали письма  вслух по очереди и смеялись над  Ивановой фантазией и Гришкиным враньём. Он, в частности, пафосно сообщал, что увлёкся рисованием, пишет гуашью портреты офицеров части и копии с фотопортретов членов политбюро ЦК КПССС, пашет зябь в подшефном колхозе «Ленинское знамя», а Ванька пшеницу молотит и деньги за это получает. Писал также о бассейне, что стал чемпионом части по плаванию вольным стилем,  ведь он быстрее всех умел плавать в Москве-реке против течения.

Маруся улыбалась, мысленно слушая голоса сыновей. Девчонки с Аграфеной прыскали от смеха.

- Ну, я им напишу, я им отвечу! – грозилась Надежда.

- Погоди, - остановила её Маруся, - о том, что мы знаем про Афган, ты им не пиши. Не то плохо будет и Георгию Ивановичу с братом, и Ване с Гришей. И не поздравляй с наградами, даже не сообщай, что Чистяков гостил у нас, ладно? Я тебя очень прошу. Напиши о себе, передай привет от нас, скажи, что ждём и надеемся на скорое их возвращение, пусть сообщат, когда, будем готовиться.

- Пирогов напеку цельну гору, напиши, и с грибами, и с картошкой, и с яблоками. А не то и с потрохами, - добавила Аграфена. 

Но скорой встречи на Устьинской земле родной не случилось. Щека у Гришки погрубела, на ней даже появился лёгкий слабый пушок, хотя при первом взгляде постороннего разница в цвете кожи на щеках была заметна; и первая мысль: ожёг или большое родимое пятно?  

Иван постепенно, настойчиво и упорно разрабатывал раненую руку гимнастикой для пальцев, игрой на гитаре, садился за рычаги БМП, примериваясь, сжимал их, тянул на себя, бросал вперёд до отказа. Чувствовал, что силы возвращаются, скоро можно будет и железо качать, самодельная штанга на спортплощадке части скучает по твоим мышцам.

Все солдаты в части мечтали о дембеле и говорили о нём постоянно, надеясь поскорее покинуть Афган. И Братья Бродовы, конечно, не были исключением, но они не поддерживали этих разговоров, боясь спугнуть свою надежду, и по той же причине не решались поинтересоваться у начальства о досрочной демобилизации.

Но вот в часть прибыли инспекторы от Союзного Министерства обороны. Один из них, чиновник Минздрава, напуганный этой командировкой, даже по территории части ходил, пригибаясь. А когда узнал, что бывают ночные обстрелы, вообще боялся лишний раз выйти из помещения.

Инспекторы провели проверку по вопроснику, составленному в Москве, просмотрели все карточки личного состава, отобрали в отдельную папку личные дела всех, имеющих  ранения и распорядились собрать их с утра в медсанчасти для осмотра. Чиновник-медик признал всех годными для дальнейшего прохождения службы.

- Разрешите вопрос, - вылез Гришка, Иван не успел его одёрнуть.

- В чём дело? – строго спросил чиновник.

- В госпитале нам записали  длительное лечение здесь, в части и отправку в Союз.

 

                                                             315

- Слишком сердобольные ваши госпитальные лекаря, так и норовят вас по мамкам распихать. Если всех вылечившихся отправить по домам, кто же будет здесь исполнять интернациональный долг?! – Гришка открыл было рот, но сказать ничего не успел.                         - Молчать! – Рявкнул чинуша. – Будете здесь, как предписано приказом министра обороны, до конца срока службы!