- Вань, - приставал Гришка, - мы, значит, сами должны рассчитывать все работы и расходы?

- Не обязательно. Можем нанять плановика или бухгалтера. Только тогда придётся ему платить из  нашей общей кассы и прибылью делиться.  Чем больше мы будем делать сами, тем выше будет наш доход. И чем быстрее станем управляться на поле, тем нам выгоднее. А что не  успеем, помощников придётся нанимать, понятно?

- Понятно. Будем вкалывать до темна, подыхать на работе.

- А  вот  это  зря  так  считать.  Тут  нужна  золотая  середина.  И лениться нельзя, и

                                                             335

скупиться не подобает. А потом, у нас площади посевные определены? Определены. Больше не распашем и не засеем; а то засадим столько, что вдвоём убрать не управимся. Должны сами, брат. Таков он, бригадный подряд. О, как складно.

                                                 *       *       *

Гришка в свободное время продолжал скульптурничать в сарае. Раздобыл сварочный аппарат и с его помощью мастерил  проволочный каркас. Никого в сарай не пускал; уходя, вешал на двери  амбарный замок.

Как-то вечером за чаем сказал:

- Холода идут. Можно мне работу перенести в пристройку?

- А гостей на Новый год не ждёшь? – поинтересовалась Маруся.

- У меня гостей – одна Танька Лозовая, у неё есть где ночевать.

-  А Дуньку Саврасову с Передней улицы куда приведёшь? Туда же, к своим железкам?

- Это не железки, а памятник  Голубеву. А начёт Дуньки бабы в магазине треплют, больше ничего.

- А как родит она тебе? Вот и будет тебе памятник. Голубев вон, царство ему небесное, как с войны пришёл, по вдовьим избам кочевал-ночевал, угомону не было. И что? Пашку ему  Катерина Лопаткина принесла,  дак он только через двадцать лет остепенился.

- Правда, брат, - проворчал молчавший до  того Иван, - ты бы завязывал с гулянками. Стыдно, когда  про нас, Бродовых говорят всякое.

- Я два года воевал, под пули шёл, дайте мне мою волю отпраздновать!

- Ох, знакомая песня, - вздохнула Маруся.

- А я, стало быть, под пулями не был? За твоей спиной отсиживался? – вспылил Иван.

- А кто тебе не велит? Гитару на плечо - и вперёд! А то сидишь как дед, рано состарился, Ванёк!

- Моя воля – моя работа, да еще лист бумаги, он меня на столе ждёт. А у тебя тоже есть чем помимо работы заняться.

- Да? А как же это…

- Что?

Ну, это самое, трали-вали…

- Твои трали-вали – грех великий, разврат. Добром не кончишь.

- Да ладно тебе, святоша. Мне Надька жаловалась, что ты её избегаешь под разными предлогами.

- У меня предлог один – надо закончить стихи для Чистякова.

Гришка засмеялся:

- У тебя на уме стихи, а у Надьки – грехи, и никак у вас не складывается.

- Ну, хватит вам! – мать хлопнула ладонью по столу. – Тащи свою арматуру в пристройку, делай, что задумал. И кончай девок портить, перед Лозовыми стыдно. Думаешь, с войны пришёл – так тебе всё позволяется? Многие после Отечественной  также считали, Юркеш, например, да ничего хорошего  это им не принесло. Бабы и водка до могилы приводят раньше срока.

- Ма-ару-с-я-я-я! - Расплылся в разоружающей улыбке Гришка. – Разве мы пьём? Мы только пивка для рывка и то очень редко.

Маруся сняла с плеча полотенце и шлёпнула Гришку по кудрявой башке.

- Ай, ай, тётенька! Не убивайте! – притворно завопил он и поднял руки, - сдаюсь, сдаюсь!

                                                             336