Глава 23.

Из дневника Ивана Бродова. «Георгий Иванович быстро и успешно провёл встречу у нас в клубе с московскими поэтам Воропаевым, Грушей и сам в ней участвовал, даже кое-какие денежки нашлись у Лашкова и в сельсовете заплатить им за выступление. А записал я  их в дневник по алфавиту, как было указано и на клубной афише. Никто  не обиделся. Вечер был посвящён международному женскому дню 8 марта и состоялся в пятницу, 6 марта. Концерт был в двух отделениях, что оказалось для меня сущей неожиданностью:  2-е отделение – «Презентация сборника стихов Ивана Бродова «Афганская тетрадь». Наша семья участвовала в полном составе, о чём напишу ниже.

Первое отделение открыл Воропаев; он был с гитарой, читал  стихи и пел свои песни; запомнились его стихи о любви, песня о печенежской стреле. Дальше сценой овладел Сергей Груша. Читал он яростно, с большим подъёмом, особенно запомнилось его стихотворение о топоре ратника. Потом настала очередь Чистякова. Он вообще-то открывал концерт, представляя гостей, а потом и сам прочитал пару коротких стихотворений и затем предложил залу прослушать его песню «Калина», которую, как всегда, просил из зала Алексей Сычёв, в исполнении Марии Бродовой. Ну, и, само собой, зал аплодировал ей стоя.  

А вот дальше для многих был сюрприз. Дело в том, что Георгий Иванович  включил в состав московской делегации  свою родную сестру Лидию Чистякову,   заведующую редакцией литературы по механизации и электрификации сельского хозяйства «Агропромиздата», ту самую, которая когда-то  выпустила книжку о бригадном подряде на Кубани. Как выяснилось, Лидия обладала профессиональным голосом, пела  ещё в войну в Куйбышеве в детском хоре Большого театра СССР. И на сцене совхозного

клуба она спела сельчанам под собственную семиструнку (да как спела!) русские народные  «В низенькой светёлке», «Что ты жадно глядишь на дорогу», «На Муромской дорожке», растрогав женскую часть зала до слёз. Бабы наши онемели от восторга, мы давно ничего такого простого и замечательного не слышали.  Даже Маруся ей позавидовала, сказав потом дома: «Куда мне до Лидии Ивановны!» А затем с братом Георгием они спели «Старый клён», да так ладно, так сладко.

Далее Чистяков напомнил зрителям о недавно прошедшем празднике Дне Советской Армии и объявил, что известную устьинцам его песню «Чёрный Ангел» исполнит воин-афганец Григорий Бродов. Мы с братом пришли в армейской форме и выступали по Чистяковской программе.

Был объявлен перерыв на двадцать минут. Второе отделение и  было презентацией моей «Афганской тетради». Но я свою программу сжал до получаса, потому что обо мне и сборнике вначале говорили и Чистяков, и Груша, и Воропаев. И, конечно, «Афганский огонь» мы пели с Григорием.

            После концерта по традиции женщин-передовиков, в общем, лучших женщин совхоза и гостей руководство повезло в пансионат, где нас ждало угощение, а оттуда Лашков провёз поэтов и Лидию Ивановну по отделениям, уже без моего участия.

            Ночевали гости в Голубевском доме; в субботу 7 марта Георгий Иванович повёз москвичей в столицу на своих новых  «Жигулях». Днём позвонил и сообщил, что всё в порядке, всех развёз по домам. «И слава Богу!» - сказала Маруся. Она им вслед читала перед иконами молитву «О путешествующих». 7 марта 1987 года.

 

                                                                         379

Из дневника Ивана Бродова. Встреча со старшеклассниками состоялась 29 марта. Сначала планировали на День Победы, но всё-таки решил, что в разгар весенней посевной кампании я выступить не смогу, предложил отложить на осень. Нет-нет, сказали, давайте в конце марта. Я согласился, и вот читательская конференция в школе состоялась сегодня.  Здесь я программу не сокращал, выступил по полной, но опять   пришёл  с  Гришкой,  и  оба  при  параде.  Брат    было  заартачился,  что,  мол,   из-за   одной  песни тащиться. А «Чёрный Ангел»? – спросил я его. – «Это не твоё же, а Чистякова». – «Ничего страшного. Объявим, что эта песня не моя, а моего учителя. А  если тебе этого мало, выбери из сборника любые стихи и сделай из них песни, время есть, две недели. Давай!»

Он насочинял ещё три песни на мои стихи и спел их нам с Марусей и девчонкам Лозовым. Здорово. Всё прошло замечательно, сложности начались, когда ребятам предложили задавать автору вопросы. Вот тут пришлось мне попотеть. Ладно, завтра допишу. 29 марта 1987 года.

Из дневника Ивана Бродова. Вчера школьники изнасиловали меня вопросами. Я-то думал, будут интересоваться содержанием стихов, не тут-то было.

- А сколько вам заплатили за книжку? – Отвечать – не отвечать? Надо по-честному. Я назвал сумму. По залу пробежал шелест удивлённых возгласов. Кто-то крикнул: «Значит, писатель может не работать: сиди и пиши, а денежки капают!»

Я не ожидал такого поворота дела и не сразу нашёлся, что сказать. И всё-таки, кажется,  ответил: «А разве писать стихи или повести  это не работа? Попробуйте, сочините что-нибудь стоящее. И заработок у писателя зависит не от того, сколько написал, а от того, сколько издадут! Вы думаете, что это большие деньги, что я получил за сборник?  Давайте подсчитаем. Я сочинял его два года – и на войне, и в госпитале, и дома. Два года – это 24 месяца, так? Теперь разделите мой гонорар на 24, сколько будет? Считайте, считайте. Значит, в месяц получается меньше, чем зарабатывает доярка. А когда писатель сидит дома за столом и пишет новое произведение, он ведь ничего не получает, он не на окладе живёт, а на гонораре. А у него жена, дети, а им кушать надо каждый день. На какие шиши? Так-то вот.

- Вы работаете в совхозе. Когда же вы сочиняете? – Ещё один сложный вопрос.

- У меня всегда в кармане блокнот и авторучка. Мысль какая мелькнёт, я  тут же занесу её туда, а дома я телевизор не смотрю, на рыбалку не хожу. В кино стараюсь бывать пореже. Всё свободное время отдаю творчеству.

- А где вы учились писать стихи?

- Специально этому я ещё не учился. Буду, возможно, поступать на заочное отделение литературного института или на специальные курсы. А моим первым учителем был поэт Георгий Чистяков, и продолжал я учиться у Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Есенина, Маяковского, у многих советских поэтов, в том числе и у здравствующих ныне, чьи тома я находил в библиотеках – и у нас в клубе, и в школе, и в училище механизации, и в армии, в госпиталях. Но если бы во мне не проснулось вдруг желание складнго излагать свои чувства, учить меня было бы бесполезно.

И вдруг вопрос: « А вы умеете писать стихи по заказу?» - Не знаю, не пробовал. Мне ещё никто ничего не заказывал. Я пишу только по заказу сердца.

- А напишите нам песню о последнем звонке,  слабо?!

- Не обещаю, но попробую.

- А у вас есть собака? – неожиданно спрашивает девчонка.

- Нет.

- А почему?

 –  Приручённому животному нужно  уделять много внимания, времени.  А у меня как раз его не хватает. Я не хочу, чтобы моя собака сидела весь день на цепи и выла, пугая всю деревню. Вот построю дом, обязательно заведу пса.

 

                                                             380

- А ещё какие животные у вас есть?

- Никаких. Ой, была коза. – Засмеялись.

- Как ей звали?

- Симка. – Опять смех.

- А где же она теперь?

Мы уезжали учиться и подарили её соседке. Там и живёт до сих пор, старая уже.

- А на войне страшно?

- Страшно, очень. Лучше жить так, чтобы не воевать. Ни с кем. Но каждый пацан, когда вырастет, должен пройти армию.

- Зачем?

- Чтобы научиться защищать Родину.

Может, я отвечал на вопросы не  так, как пишу, но так и было, и это правда. 30 марта 1987 года.

Из дневника Ивана Бродова. Из района пришло нам с Гришей приглашение на встречу с воинами-интернационалистами, потом мне – на читательскую конференцию в Центральную библиотеку в Звенигороде, куда я завёз пять  или шесть сборников. Это здорово, но мешает подготовке к посевной. Буду как-то выкручиваться. 2 апреля 1987 года.

Из дневника Ивана Бродова. Закончили подготовку техники к весенней страде. Занимаюсь составлением наиболее выгодных технологических карт, веду расчёты потребности в семенах, топливе, ГСМ, формирую состав агрегатов – пахотных и посевных и  т. д.  Консультируюсь  с новым  главным  инженером  И. З.  Бойкисом и с П. Ф. Лозовым. Пытаюсь привлечь к расчётам Гришку, но он ленив не в меру.

Мне кажется, Маруся нездорова, только скрывает своё самочувствие ото всех, тайком от нас попивает корвалол и принимает какие-то таблетки. Отмахивается, говорит – для хорошего сна. Обманывает нас, конечно. Скоро у неё юбилей, надо готовиться.   От    доения   она   всё-таки   ушла.   Лашков   предложил   ей    должность

заместителя начальника комплекса, будет заниматься кадрами, учётом и профучёбой. 5 апреля 1987 года.

Из дневника Ивана Бродова. Взял в совхозной кассе обещанный Лашковым кредит. Он попросил начальника отдела строительства подобрать мне дельную бригаду для постройки коттеджа. Я мечтал, что мой дом будет копией материнского. Меня застыдили: ты что, собираешься поставить в конце 20 века древнюю деревенскую избу? Надежда меня активно разубеждала: «Зачем тебе русская печь?! Я в духовке газовой, а хочешь – в электрической  такое тебе испеку - пальчики оближешь!» Планировку обсуждали с ней вместе, советовались и с Марусей и с Гришкой, со всеми понемножку.  С бригадой договорились о цене, и за материал, и за работу. Сносно. В общем, я настоял, на своём, вернее кое-что отвоевал. В доме будет камин, как у Лозовых,  а кухня – деревянная, из бруса, на одном фундаменте с домом, под общей с ним крышей. Через кухню  – выход на летнюю веранду. Всем понравилось, с 10 апреля начинают рыть фундамент. От модного ныне гаража под домом отказался; участок большой, построю гараж, если будет авто. 6  апреля 1987 года.

Из  дневника Ивана Бродова. Позвонил Георгий Иванович, сообщил, что едет к нам по приглашению Лашкова и Петрушкина. Приехал. Руководство обратилось к нему с просьбой организовать встречу Дня Победы с поздравлением ветеранов.

_ У меня тут, -  Чистяков постучал пальцем себе по лбу, - есть сценарий. Мы на сорокалетие Победы в издательстве  ставили. Но мало времени осталось. Нужны самодеятельные актёры, репетиции. По упрощённому варианту  могу взяться за всё сам.  Дайте мне сегодня до отъезда  список номеров, которые готовят в клубе ко Дню Победы, я включу их в сценарий, и список ветеранов войны и тружеников тыла, с пояснениями,  где  и  кем  воевал,  воинское  звание  в  конце войны,  кем трудился в войну –

 

                                                             381

всех, кого вы хотите поздравить в этот день. Сможете подготовить такой список?

- Это всё у нас есть, нет проблем.

- И прекрасно. Я каждому напишу краткое стихотворение, будем вызывать ветеранов на сцену, читать ими стихи, вручать подарки, да, и еще: соберите с каждого заявку заранее: что каждый  хотел  бы услышать со сцены. Мы всё суммируем, клуб подготовит номера, и концерт у нас пройдет как концерт по заявкам ветеранов.

- А пляски?

- Будут заявки на пляски, ваш коллектив станцует что-то подобное или близкое. Отлично получится! Много у вас ветеранов?

- Двадцать шесть, ответил Лашков, - вместе со мной.

- Как Бакинских комиссаров, - пошутил неловко Чистяков. – Но, в общем, договорились. Я на пару дней вырвусь, порепетируем.

Для меня Георгий Иванович привёз бланки для вступления в Союз писателей СССР. Велел заполнить немедля, чтобы  успеть на последнее заседание  приёмной комиссии СП; рекомендации даёт он, Воропаев и Груша. Взял несколько экземпляров сборника – и всё увёз с собой. Сказал, что результаты будут в начале июня.

Из дневника Ивана Бродова. Весной на селе занимать будний день праздником не гоже. Поэтому поздравление ветеранов с Днём Победы назначили на субботу, 8 мая, вечером.

Но до этого днём произошло событие, о котором я обязан рассказать в своём дневнике, И фото приложить.

Григорий, наконец, позволил взглянуть на своего «Чёрного Ангела», над которым он трудился с осени. Как он добился густого чёрного цвета у раствора, с которым работал, он так мне и не  открылся. Но позвал всех наших знакомых на «презентацию», всё равно ведь памятник надо будет везти на кладбище и устанавливать  на могиле Ю. В. Голубева.  Собрал нас он на 1 мая. Мы долго стояли  молча у памятника, Екатерина разрыдалась, Маруся плакала и пила корвалол, давала  капли Екатерине.

Глыба чёрного бетона как бы наплывала на пробившуюся сквозь неё и застывшую переднюю часть танка, вернее угол с фрагментом левой гусеницы. Из нутра машины пытался выбраться водитель в шлеме и с не вышедшим  до конца из люка правым крылом за спиной и едва намеченным левым. И крест зажат в правой руке.

Маруся сначала ахнула, потом тихо сказала: «Юра, ангел, Юркеш…» и заплакала. Лицом ангел был похож на Голубева. Как Гришке это удалось – наверное, одному  Господу известно. Дал он это ему.

Когда все, наглядевшись на скульптуру, успокоились, стали гадать, как  вынести памятник из пристройки. Оказалось, Гришка учёл масштаб памятника  и размер двери в пристройке. «Надо только боком» - подсказал скульптор. Собрали мужиков покрепче,  добыли на машинном дворе рольганги и по ним выкатили изделие во двор. А там понадобился грузовик с краном. И это нашлось в хозяйстве Лашкова. Поставить памятник решили с утра 8 мая. К этому дню на могиле Юрия Васильевича сделали бетонный постамент. И вот  в день, когда многие пришли на кладбище возложить цветы на могилы тех ветеранов,  которые до этого дня не дожили, при большом скоплении односельчан, друзей Голубева со станции, с начальством  во  главе,  с  журналистами  и   фото-кинохроникой,  что  организовал,  конечно,  Петрушкин,  памятник был доставлен из мастерской автора и торжественно водружен на место. «Как заново его похоронили», - сказал кто-то.

            Это был, конечно, Гришкин день.  Он ликовал, но тщательно скрывал свои чувства. Его фотографировали, снимали на плёнку, брали у него интервью… Мы не вмешивались, стояли в стороне, смотрели, как он бойко воспринимал авторские почести.

                А  вечером  состоялся  праздник  по  сценарию  Чистякова.  Он  приглашал  меня

 

                                                                         382

принять участие в сочинении стихов о ветеранах, но я ничего не смог написать, а Георгий Иванович хореем, под размер поэмы Твардовского «Василий Тёркин» кратко и ярко, профессионально, в общем, все сделал один. Я так ещё не умею, и это мне урок. И всё сопровождалось песнями по заявкам фронтовиков. К каждому фронтовику поэт подобрал золотой ключик.   Я почему-то с интересом ждал, что же он припас для Лашкова. Нашёл-таки и для него слова:

Шёл войной Лашков Володя,

Как по углям босиком.

По фашистской бил породе

С белорусским огоньком!

Что там пули, что там мины,

Что гранаты иль фугас.

Для своей подруги Нины

Он спасал себя не раз!

Лашков засмеялся, а жена его Нина Кузьминична зарделась. Здорово. Ну, а  завершился вечер, как всегда, в пансионате банкетом в честь ветеранов войны и тружеников тыла. Кстати, Маруся пела «Калину» по заявке Лашкова. А маме как труженице тыла мне пришлось по просьбе Чистякова петь песню «Мария». Стихи ветеранам Чистяков предложил издать отдельной книжечкой, Лашков с Петрушкиным ухватились за эту идею. 9 мая 1987 года.

            Из дневника Ивана Бродова. Посевную провели отлично. Даже Гришка под конец разохотился. Поля вспахали и разделали под орех, классика – все комочки  не более  фундука. Пшеницу отсеяли элитную. С семенами произошла история. Пошёл на склад с Петром Фёдоровичем  отбирать зерно на семена. Вот, - говорит, - смотри. Я зачерпнул горсть, пригляделся: чуть не половина дроблёные. Взял одно зерно – зародыш выбит, взял – другое – то же самое. Это не семена, говорю. – А что же это такое?- спрашивает П. Ф. – Мусор, - отвечаю, - я его сеять не буду. – Как не будешь? – А очень просто. Чтобы у

меня что-то из этих семян взошло, надо тройную норму высева закладывать, чтобы бой зерна учесть. Мы с Григорием в конце лета молотили элитное поле. Где пшеничка?- То… так сказать, была команда, передали в фонд  Заготзерна, осталась только эта. – Вот кто её молотил, тот пусть и сеет. А мы не будем. Она годится только на спиртзавод или в животноводство.- Ну как же? – А вот так! Вы для чего наше звено создавали? Для галочки? Или для того, чтобы всем доказать, что бригадный подряд – это блеф? Уговаривали нас, золотые горы сулили. А теперь, значит, ничего не хотите? Нет, добывайте нам нормальные семена!

На другой день он мне говорит: завтра с утра будь у конторы в 8-30, при параде и в орденах. – Зачем?- Поедем  за  элитной пшеницей. - Поехали  на  бортовом  ЗИЛе в  Зерновой  фонд, я стоял и молчал,  а П. Ф.  распинался перед начальством, Горбачёва цитировал, нажимал на значимость политического момента развития села и бригадного подряда на благо советского народа. Директор фонда махнул рукой и сказал: Ладно, идите, забирайте. Сколько вам надо? П. Ф. протянул ему бумагу с расчётом: площади там, нормы высева, планируемый урожай. – Хорошо, даю тонну суперэлиты. Остальное  элита. Но осенью вернёте новым урожаем, с  походом – двадцать процентов. Транспорт ваш? – С нами. – Идите, грузитесь.

Так вот классную пшеничку добыли и посеяли. Потом сажали картошку. Семена женщины отбирали под моим присмотром, потом мы с Гришкой  налаживали и регулировали сажалки; управились в срок. За ней – капуста. И небольшое поле засеяли свёклой и морковью. Была ещё делянка цветной капусты. Теперь можно чуток отдохнуть, попытаюсь заказ школьников на последний звонок выполнить. Будем ждать хорошего урожая, коли даст Господь  погоду. 10 мая 1987 года.

 

 

                                                             383