VI. «История Хопёрского полка» Василия Толстова. Штрихи на память. О наших предках в Императорском Конвое

«Наш маленький Париж» не раз побуждал меня заново перечитывать книги об Императорском Конвое и своих предках: «Историю Хопёрского полка» казака станицы Темижбекской, Атамана Кавказского отдела, генерала Василия Григорьевича Толстова (1857-1935), окончившего свой путь псаломщиком в сербском монастыре Хопоно; казака станицы Темнолесской, первопроходника, полковника Николая Васильевича Галушкина (1895-1964), умершего в Сан-Франциско; краеведа, писателя Тамары Михайловны Лобовой из Кисловодска, по словам Лихоносова, «хранительницы исторических Кавказских Вод».

 «История Хопёрского полка» В. Толстова, издалека перекликается с некоторыми реальными героями романа. Листаю документальные страницы и будто пью кристально чистую воду из родника у Синих скал. За лихую джигитовку в городе Калише король Пруссии в 1835 г. наградил наших конвойцев памятными медалями. В том же году император Николай I изволил пребывать в Богемии, в Данциге. При нём неотлучно находились урядник Подсвиров и казак Рубцов. Генералу от кавалерии графу А.Х. Бенкендорфу запомнился мой предок. По свидетельству Александра Христофоровича, тот служил примером своим товарищам, был «росту очень большого и наружности самой удовлетворительной». В 1836 г. его определили к Высочайшему Двору. В истории Собственного Конвоя Подсвиров стал первым камер-казаком.

 Меня необыкновенно волнует упоминание в «Истории» двух имён – моего предка и казака Рубцова. О них мне сообщил Лихоносов, приславший выписку из Краснодарского архива. И вспомнилось, как Виктор Петрович Астафьев в поездках носил при себе, в особом блокноте, стихи Николая Рубцова «Россия, Русь! Храни себя, храни!..» В располагающей обстановке он любил читать их друзьям. Стихи звучали как моление и заклинанье. В отдельных местах голос Виктора Петровича срывался. Чтобы не разрыдаться, он смирял дыхание, пересиливал себя, прикрывая глаза ладонью…

Невероятно, что творит с нами её величество Судьба. В разное время по различным поводам сходились на предначертанных путях живые и мёртвые, конвойцы Подсвиров и Рубцов, генерал Бенкендорф, писатели Астафьев и Лихоносов, поэты Есенин, Рубцов и я, грешный, пишущий эти строки.

 У меня нет сомнения в том, что Николай Рубцов – родственник того самого Рубцова, сопровождавшего в Богемии императора Николая I. Кипела в поэте, как и в Есенине, бунтарская казачья кровь, незримо для других соединявшая духовными нитями Астафьева и Лихоносова, всех, кто ушёл и был живой, кто чувствовал свою причастность к родству с казачеством. Уточню для ясности: в советском литературоведении не было принято обстоятельно исследовать родословие русских писателей. Неудобную тему не будировали. И ныне при всей официальной открытости, наличии Интернета, мировых коммуникативных связей продолжается та же тенденция – по возможности избегать тему родословия, делая вид, что она не существует.