Ко времени, когда пришёл сменщик, кое-как вымучил некролог. Всё лишнее для газеты (но на самом-то деле – главное) откинул. Остался обычный траурный текст.

Отнёс исписанные листки редактору. Тот быстро просмотрел:

- Отлично, спасибо, сейчас отдам в набор и на вёрстку. 

Попрощался со сменщиком – уныло-серьёзным Николаем Петровичем. Тот, перед тем как расписаться в журнале о приёме смены, проверил – все ли сданы ключи. «Лампочка в коридоре на втором этаже перегорела», - недовольно сказал. Жилкин не ответил ему, и тот больше ничего не сказал, поставил в журнале подпись.  

Игорь посмотрел на часы. Лена на работе ещё наверняка. Андрей… «Да, надо бы поговорить нам… Или что-то вместе сделать. В отцовскую деревню, например, съездить», - подумал. И тут же понял, что не поедет Андрей с ним в деревню… А, может, поедет?..

 А сейчас он сам поехал, на кладбище. На новое большое кладбище на окраине города. Ещё сохранился один полуразваленный дом у кладбищенской ограды. Мёртвые потеснили живых – кладбище на месте брошенной деревни.

У входа целый рынок – искусственные цветы на все вкусы. Что-то балаганно-ярмарочное…

Пошёл на самый дальний край кладбища. Тут могилы молодые, заваленные ещё невыгоревшими на солнце венками. Жёлтая, мягкая после вчерашнего дождя глина.

Не долго искал, нашёл. Белый пахнущий смолой крест, аккуратно ухлопанный лопатами холмик.  На фотографии за стеклом усмешка в усах Станислава Комарова. «Упокой, Господи, упокой…»

Постоял, помолчал и пошёл…

«Брожу меж могил,

С молчанием

Молчаливо беседую…», - вспомнились строчки Дорогина.

На одной могиле привлекла внимание надпись на камне, подошёл, прочёл: «Граждане, не гордитесь, помяните мой прах. Я уже дома, а вы в гостях».  

Да, конечно – общий небесный дом. Но для всех ли откроются двери его?.. И дом небесный не с земного ли дома начинается?.. «А где мой дом?!» - опять пронзила мысль.

Елена была дома.

- Чего-то поздно.

- Это ты чего-то рано.

- Садитесь, ешьте.

Андрей уселся на стул, подогнув под себя ноги.

- Сядь нормально.

- Я нормально…

- Как в школе?

- Нормально…

- Уроки сделал?

- Не задают, последняя неделя.

Потом Игорь и Елена сидели в комнате перед телевизором, Андрей в своей – за компьютером.

- Хочу до деревни доехать, где отец жил.

- А чего там?

- Да и не знаю, наверное, ничего… Андрея хочу позвать.

- Позови. А чего там? - опять спросила.

- Не знаю. Отец жил, когда ушёл от нас, я ездил к нему…

- Да, ты рассказывал. Съездите, конечно. А когда?

- Можно послезавтра. На автобусе. Посмотрим да и назад.

В телевизоре шла передача в которой на весь мир говорили о том, в чём самому близкому-то человеку бывает сложно признаться… С наслаждением старого сплетника косноязычный, через каждое слово «мэкающий», ведущий передачи допытывался кто там кому изменял в семье…

- Тебе интересно?

- Да я и не гляжу.

Переключил – тут очередные «менты», кого-то ловили…

- Оставь…

Оставил, поднялся из кресла. Заглянул в комнату Андрея:

- Спокойной ночи.

- Спокойной ночи, папа.

Елена долго разговаривала с кем-то по телефону. «По работе». Потом снова смотрела телевизор и вязала.

Игорь освободил стол на кухне, разложил свои бумаги…

«Мать работала на железной дороге, старшая сестра Елизавета, окончив в 1942  году седьмой класс, пошла работать в госпиталь санитаркой. В 1944 году умерла от тифа младшая сестра Женя. Переболел тифом и Олег.  Он учился в поселковой школе. Судя по сохранившимся похвальным листам – учился хорошо. (Документы и немногочисленные фотографии того времени сохранились благодаря Елизавете, затем она передала их дочери поэта Юлии). Правда, пропустив из-за болезни несколько месяцев учебы, оставался на второй год в пятом классе…

Конечно, не только Дорогины,  все жили бедно, трудно, но и помогали друг другу, как могли, поддерживали.

«Все жили бедно да не скрытно.

Всем было трудно да не стыдно», - писал поэт о том времени».

Отец Жилкина примерно одного возраста с Дорогиным был, рассказывал немного (он вообще мало чего рассказывал) о том времени. «Летом ягоды, огород да река спасали немножко хоть. А зимой – хлеб Галка (сестра) выкупит, принесёт домой, спрячет и уйдёт в госпиталь.. А я найду – свою часть съем (никогда весь не съедал, терпел). Вечером мать с Галкой придут, а у меня уж нет хлеба, ну – мать свой отдаёт, не берёшь, не берёшь да и возьмёшь… Огород весной по десять раз перекапывали, и ведь каждый раз хоть три-четыре картошины да найдутся… В четырнадцать лет на завод взяли учеником слесаря – полегче стало».

«Спасение – река и лес да доброта людская», - подтверждал Дорогин слова отца.

«В 1947 году в семнадцать лет Олег Дорогин надолго покидает родной дом на станции Октябрьская. Сначала поступает учиться в ФЗО (на столяра), а затем уходит в армию.

По воспоминания самого поэта – первое «профессиональное» стихотворение он написал именно во время учёбы в ФЗО. Оно было опубликовано в училищной стенгазете. Текст этого стихотворения не сохранился, но можно предположить, что это то самое стихотворение, которое было опубликовано в том же году в областной молодёжной газете в коллективной подборке «Молодые голоса». Вот это стихотворение:

Наше знамя

Здравствуй, мир,

Большой и светлый.

Все дороги перед нами!

Победившая страна,

Высоко вздымает знамя.

Знамя счастья,

Знамя славы,

Знамя нашего труда.

Это знамя молодые

Не уронят никогда!

В этом стихотворении ещё сложно узнать будущего лирика и философа. Хотя уже в то время в его записной книжке сделанной из расстриженной надвое школьной тетради (поэт вспоминает об этой первой записной книжке в одном из писем) появляются и такие строчки:

«В этом страшном и бешеном мире,

Как живу? – не любим, не любя.

Да, я в вечном, безумном побеге

От себя в самого себя!»

Оказывается, не такой уж и добрый мир окружал молодого поэта.

К этому же времени относится первая и, как водится, несчастная любовь, породившая множество, в большинстве своём очень слабых стихотворений.

Весной 1949 года Олега Дорогина призвали в армию. «Первые три месяца нас просто откармливали. В армии я впервые вдоволь наелся хлеба», - вспоминал гораздо позже поэт, в одном из вариантов так и не дописанной художественной  автобиографии.

В армии он тоже писал –  его стихи сначала украшали ротный «Боевой листок», а в последний год службы уже печатались и в окружной газете (это уже был серьёзный успех молодого поэта). Отправлял он стихи и в журнал «Советский воин», но там они не были напечатаны. Хотя в ответном письме редактор отдела поэзии отметил талант Олега Дорогина и посоветовал ни в коем случае не бросать писать стихи, а искать свою тему, свой поэтический голос и обязательно после демобилизации заниматься в каком-нибудь литературном объединении, а затем попробовать  поступить в литературный институт. Скорее всего, именно тогда Олег  Дорогин узнал о существовании в Москве Литературного института имени Горького. 

Его армейские стихи отличались пафосом советского патриотизма, показной бодростью и явной надуманностью. Но в это же время Дорогин писал и другие стихи. Настоящие.

Например, вот это (неопубликованное, но приведённое самим Дорогиным в поздних дневниково-воспоминательных записях), уже вполне «дорогинское», если ещё не по исполнению, то по внутреннему наполнению, стихотворение:

***

День за днём,

За ночью ночь –

Жизнь моя уходит прочь,

Улетает.

Для чего, зачем живу?-

Даже сам я не пойму.

Кто же знает?

Но если всё же я дышу –

Для чего-то я дышу!

Для чего-то я живу…

Кто-то знает.

Я дышу и я живу,

Я пойду, а не уйду –

И узнаю!

Вот, пожалуй, это страстное желание узнать и познать тайну жизни и жизненного предназначения – и есть главная тема Олега Дорогина.

Не случайно же и главная, итоговая книга Дорогина, написанная и собранная им в последние годы жизни, а изданная уже после его ухода, называется «Тайна»…

Отслужив в армии, Олег не возвращается домой. Начинаются его скитания по стране».