Лаура Цаголова

                           1918

Москва не верит в святость Рождества…

Москва своим слезам уже не верит!

Блажит пурга, как белая листва,

Владимир Сытенко

         Не забывай, Россия...

Не забывай, Россия, сыновей,

Отдавших всё для твоего покоя,

В любой разор, в беспамятство любое

Не растоптавших совести твоей.

При ветрах злых нам не дано взлететь

Лада Григорьева

Клоуны (эпоха после 1917 года)

Цирк уехал. Клоуны остались.

Умирать уходит старый слон.

Оглушённый, ослеплённый сталью

О покое тихо молит он.

Беззащитен? Поиграют в жертву,

В злую шутку под названьем жизнь.

***

Мне не нужно сбивчивых фраз,

Не за них я тебя обниму.

Мне лишь нужно тепло твоих глаз -

Я пойму.

 

Если я поверю тебе,

То у всех тебя отниму.

Не сули только звезд с небес -

Я пойму.

* * *

***

В моей стране в чести крутые нравы,

Здесь не жалеют стрелки на часах.

В моей стране некошеные травы,

Как партизаны прячутся в лесах.

В моей стране на столбовых дорогах

Клубится пыль до самых облаков.

В моей стране громят и любят Бога,

И ближних ненавидят как врагов.

В моей стране сперва семь раз отмерьте,

А после режьте, грубо, по судьбе.

В моей стране не думайте о смерти...

Она сама напомнит о себе.

* * *

Небо проткнул свинцовое

Останкинский шприц.

Шумом кольцо Садовое

Всех распугало птиц.

Как будто брожу оврагами

И ускоряю шаг.

Все у меня зигзагами.

Вот и теперь - зигзаг.

Души хрустят купюрные.

Позвякивают рублем.

Страсти вскипают бурные,

Сваренные Кремлем.

Лабиринты столичные

Чудо-народа-творца.

Слышу: стучат кирпичные,

Асфальтовые сердца...

* * *

Волк

(Бармаглоты)

Я хвосточкой трескучил вас по мроже,

Но волк мой сизокрылый ускакал.

Он пестинки и тычки растерял

И целый год найти уже не может.

Природа лысопятится в полях,

Кромешничают фильки и совешки.

Я жду, когда проскачет по дорожке

Мой волк, развечерившись в пух и прах.

Когда расчепухвоститься рассвет,

Когда лунить закончат небосвечки...

Но волк мой ускакал, но волка нет,

А мне остались тыстики да печки.

Ассоциации

I.

Стремясь к конечной точке мастерства,
осенний лист желтел, краснел, и все же
еще непожелтевшая листва 
ему твердила: “Как-то непохоже 

твоё пятнисто-рыжее лицо
на золотисто-алые закаты.
Прости, дружок, но мы, в конце концов,
в твоем немастерстве не виноваты”.

Осенний лист, краснея все сильней,
от старости по краю подсыхая,
в один из незапомнившихся дней
побрел, куда несла его лихая.

Он двигался по изморози стылой

***