«Я полон нежности к мужичьему сну…». 1935

А вот любимое стихотворение народного артиста России Юрия Назарова, его он исполняет с особым блеском.

 

Я полон нежности к мужичьему сну,

Пахнет в доме овчинами, жена спит,

Грубые руки её раскинулись – два крыла,

Лёгкая влага у неё на лице.

 

Падает низкий, тяжёлый потолок,

Мёртвые мухи в паутине висят.

И только зыбки дерюжный маятник

Грозно покачивается в тишине.

 

Он считает: сколько время прошло,

Сколько дней без солнца и ночей,

С тех пор, как стало тяжко жить

И спать, тяжело дыша.

 

Я полон любви к мужичьему сну.

Ведь надо же понимать – спит человек…

Ведь надо же пожалеть детей его?

И грубые руки его жены?

 

Ему наплевать, что за окном рассвет

Широкий, захолодевший встаёт теперь,

Что коровы мычат на зарю тепло

И нежно начинают лошади ржать.

 

Послушайте, люди, он крепко спит,

Этот угрюмый и грубый человек,

Он сеял всю жизнь пшеницу и рожь

И не слышал, как гремят соловьи.

 

Посмотрите, люди, как во сне

Он брови сводит теперь!

Это он думает, что, может быть,

Двор его посетил конокрад.

 

Это он боится, что дождь побьёт

Камнями его посев,

Что конь падёт и сгложет пожар

Скудный его приют!

 

Крепко он держится за своё добро.

Он спит. Ему наплевать,

Что травы кланяются заре,

Ему надо траву косить!

 

Я люблю тебя, угрюмый человек,

Если б мог я твой сон беречь!

Я люблю твои песни и твой день,

И грустящую твою гармонь.

 

Песня моя тебе одному принадлежит,

Ты брат мне и единственный друг,

И если тебя по харе бьют,

Сердце визжит у меня в груди.

 

Я песни свои ни за что другим не отдам,

Ни женщине, ни лживым льстецам,

Не для этого ты растил меня

И чёрным хлебом кормил.

 

И что б ни сулила эта жизнь,

За пятак скупившая иных.

Я ни за что не предам и не обману

Недоверчивых глаз твоих.

 

Так послушай, что говорит сын,

Кровь от крови глухой твоей,

Ты напрасно, напрасно бережёшь

Этот страшный, проклятый кров.

 

Сколько дней без солнца, ночей

Он высасывал кровь твою?

Как смеялись сверчки его,

Когда умирали в нём?

 

Ты напрасно, напрасно бережешь

От пожаров его и от воров –

Не такое наследство твоё дитё

Потребует, когда взрастёт!

 

Дикий, дикий! Темень моя!

Неужели ты не разглядишь,

Как поёт над страной большой рассвет

И качаются яблоневые сады?

 

Неужели ты так далеко живёшь,

Что к тебе паровозом не дойти,

Не дотянутся к тебе провода,

И свет у тебя в избе не зажжёшь?

 

Рассвет по ромашкам шёл к мужичьему дому

Поглядеть в окошко, как мужику спится.

Как мужику спится? Плохо мужику спится.

Всё какая­то птица к нему садится

И начинает разговаривать по­худому.

 

Есть у Васильева стихотворение «В защиту пастуха­поэта». Так вот, это стихотворение можно было бы, по аналогии, назвать «В защиту мужика­труженика». Но кто бы ему такое тогда позволил? Стихотворение было написано в одну ночь с другим – «Прощание с друзьями» на квартире друга Павла Васильева Н. А. Минха незадолго до вынесения приговора суда по делу об избиении (якобы) Павлом Васильевым «комсомольского поэта» Джека Алтаузена.

Многослойность стиха очевидна. На первый взгляд поэт упрекает мужика в невежестве («Дикий, дикий! Темень моя») и уговаривает его увидеть «большой рассвет» над страной.

С другой стороны, Васильев объясняет нам, почему мужик не замечает рассвета – ему некогда, он растит хлеб, чтобы накормить всех нас. И в этом его оправдание. И, наконец, наличие тайных знаков говорит о третьем смысле стиха – на мужика началось наступление злых сил, его ждёт беда. Это, безусловно, третье четверостишье, где мужик считает, сколько дней прошло «с тех пор, как стало тяжко жить». Здесь имеется в виду начало наступления на «кулака», выраженное в новых вводимых налогах и прочих мерах. И уже явным предсказанием беды служат замечательные строки о птице, которая «начинает разговаривать по­худому». Васильев признаётся в любви человеку, который кормит его «чёрным хлебом». И пусть крестьянину нет дела до поэта, последний всё равно считает себя его искренним другом и защитником.