В сенях у дяди Вани.

1. С т е п а н и д а, С в е т а, Д я д я, Т ё т я, С е р г е й, О т е ц, Д о ч ь.

(Степанида, Тётя, Дядя и Отец поют, Света записывает):

Как на буйный Терек выгнали казаки,

Выгнали казаки сорок тысяч лошадей…

И покрылось поле, и покрылся берег

Сотнями порубанных, пострелянных людей… (И далее)

Дядя: Нет, Степанида, ты мне ответь: что тебе твоя вера даёт?

Степанида: Жизнь.

Дядя: Нет, ты не увиливай! Хорошую, чо ли, жизнь?

Отец: Дядя Вань! А что тебе твоя партия дала?

Дядя: Чо? Она не давала, но … обещала. Вот, кабы, по Хрущёву – так мы в коммунизме уже сколь лет бы жили?

Отец: А почему не вышло?

Дядя: Так пропили всё. Пропили!

Отец: Как же так просто-то? Что, раньше не по столько принимали?

Дядя: Тоже не мало. Да потому, что закусывать нечем стало. Ха-ха-ха! Кукуруза-то американская не прижилась, а русскую рожь уже не сеяли. Вот, без закуси, голова у народа и … фютиь!

Степанида: Иван, ты бы, того, хоть за столом не дымил. Вонища.

Дядя: Это я тебя к атмосфере ада приучаю. Али ты в рай собралась?

Тётя: Чего ты к ней всё цепляешься? Действительно, шёл бы на двор курить. Уже не жарко.

Дядя: Совсем бабы затуркали. Это меня – меня! Солдата десяти лет службы! А я не тяп-ляп – старшиной стал. А старшина, понимать нужно, – основа армии! И, тем более, на границе. Да с азиатами. Они же хуже лисиц: только чуток расслабился – всё, конец. Лижут ноги, лижут руки – и так, пока до горла не дотянутся. Мы же, слышь, Наська, мы к ним с дружбой лезли. О! Замполит наш прямо с училища к нам на заставу прибыл, и всё байки рассказывал – мол, древняя культура, великий народ! Лао Цзы – это вообще, мол, самый умный человек. Изобретатели, лекари…. Это он потом, когда сам на наших, жутко замученных мальчишек посмотрел, когда своими слезами и их кровью умылся, тогда только в ум вошёл. Может, они и очень древние, да только жизнь человечья у них и плевка не стоит. Какие пытки они нашим солдатикам устраивали! Я и сейчас плачу, не стыдюсь. Тогда на остров Даманский они попёрли, а нам приказа из Москвы нет – чтобы отвечать огнём. Московские-то генералы спросонья всё «провокацией» икали. А ведь у нас за спиной такая артиллерия стояла! Ракеты! И без вертолётов мы спать не привыкли! Но приказа отвечать не было. Эх! Я-то уже девятый год под под присягой ходил. Старик. А наши солдатики – если по разу на стрельбище побывали, так хорошо. Они, сопляки, со страху разом оба свои рожка пульнули – и всё! Всё! Нет больше патронов…. Кому повезло, тех штыками китаёзы сразу убили. А кому не повезло….

Эх, Рассея!

Володя, ну почему мы, Иваны, никогда в начальство не лезем?

Даже в своей стране?

Тётя: Вань, ты кончай эти твои разговоры. Узнают, опять достанется.

Дядя: И что? Из партии выгонят? Нету теперь партии. Ничего нет.

Степанида: Иван, ты язык-то побереги. Авось пригодится. Коли не понимаешь, где и зачем человеку терпеть надобно – молчи.

Дядя: А чо – я и в своём доме молчать должен? В своём-то доме?

Степанида: Зашёл бы в церкву. За солдатиком мы всегда молимся. И ты бы с нами их помянул.

Дядя: А они … в раю?

Степанида: Они, все, наши солдатики – за Россию мученики.

Тётя: Ну, вы совсем гостям праздник поиспортили. Давай-ка, старый, для них нашу споём!

Дядя: Это я – старый? Да я хоть сейчас в бой! Не веришь? Наська, я щас твоего батьку заборю! Заборю, говорю! Ну? Ага!

(Дядя и Отец борются).

Тётя: Стол, стол снесёте! Володя! Ты его пожалей, он же израненный!

Дядя: Не надо! Не надо меня жалеть.

Отец: А я и не жалею! Я вправду не могу свалить.

Степанида: Всё! Хватит дурачится. Седайте по местам, не то ещё, упаси Бог, кровь прольёте – бесов натешите.

Дядя: Фу! Фу! Слабак он супротив пограничника.

Степанида: Иван! Давай лучше споём.

Дядя: А магнитофон готов? Щас я тебе, Светочка, самую любимую петь буду. Самую-самую.

Света: Да, готово.

Отец: Только не частушки! А то я дочь выгоню, ей ещё рано.

Дядя: Ни! Нашу – пограничную. Мать, заводи!

(поют)

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высой берег, на крутой…

(И далее. Света с досадой убирает микрофон).

Дочь: Пап, я тебе по секрету пошепчу?

Отец: Почему нет? Обожаю секреты.

Дочь: Ты только больше не пей.

Отец: А мама всё равно не узнает.

Дочь: Конечно же нет! Но для меня – можешь?

Отец: Для тебя – пожалуйста. Ну, давай, шепчи.

Дочь: Пап, там этот, Юра, ну, который у Александра Ивановича в техниках!

Отец: Так.

Дочь: Кажется, он Серёжку на воровство подбивает.

Отец: С чего ты решила?

Дочь: Они договорились у Степаниды старинную книгу взять. Я, может, немного не правильно сказала: Юра заявил Сергею, что только посмотреть, а я что-то не верю. Книга, вроде как очень дорогая. И ещё Юра Сергея откровенно долгом пугал. Да грубо так. Ну, зачем ты опять пьёшь? Ты же обещал.

Отец: Это я от волнения. А ты когда успела в такие тайны проникнуть?

Дочь: Я не только это, я, между прочим, и про твоё озеро теперь всё знаю.

Отец: Ого!

Дочь: Ты скажи: что теперь будет?

Отец: А вот набью этому Юре шишку – и всё!

Дочь: Он каратист.

Отец: А мы из русского рукопашного боя. И будем поглядеть, чьё кун-фу лучше.

Дочь: Ну, правда, что теперь делать?

Отец: Я рад, что моей дочери нравятся такие простые ребята, как Серёга.

Дочь: Тише ты!

Отец: Нет, правда. В городе же все пацаны такое га…. Твоей матери очень повезло в том, что она со мной встретилась. Правда же?

Дочь: Правда, правда. Смотри!

2. Т е ж е. В д в е р и п о я в л я е т с я Ю р а.

Юра: Здравствуйте! Сергей, можно тебя на минуточку?

Сергей: Ага. Иду.

Отец: Постой! Постой, говорю. Пусть лучше он сюда зайдёт.

Юра: Нет, нет. Спасибо. Сергей, я тебя на улице жду.

Отец: Я, кажется, понятно сказал: он останется. И ты зайдёшь.

Дядя: Ты чо, Володя? Пускай идут. Дело молодое, погулять всем хочется.

Отец: Юра, ты меня слышал?

Юра: Вы, Владимир Петрович, выпили лишнего. Отдыхайте.

Отец: Сергей, я много знаю. Не смотри так: она правильно делает, что от отца секретов не имеет. Так вот, чтобы ничего не случилось, пусть он войдёт. Здесь и сама Степанида как раз.

Юра: Вы пьяны.

Отец: Ну, и? Да я такого говна, как ты, в бригадах насмотрелся. Таких, как ты, нужно сразу в отстойниках топить. Чтоб не воняло. Сколько ж вы, гады, награбили!

Юра: (Входит) А такими словами вы напрасно разбрасываетесь. Отвечать придётся.

Дядя: Володя, ты чо? С ума сошёл?

Тётя: Ваня. Ваня! Ты только не лезь. Я их щас водой разолью.

Отец: Отвечать? Да пошёл ты!

(Юра бьёт ногой, Отец перехватывает, бросает под себя, наваливается).

Юра: А-а-а-а!! Он мне руку сломал!

Дядя: Вовка! Брось!

Тётя: Я их поливаю! Вань, отойди! (льёт из ведра)

Степанида: Постой, Зина. Всё правильно. Так и надо! Я теперича понимаю, кто лампаду спёр.

Отец: (Встаёт) Пошёл вон. Дерьмо.

(Юра, прижимая к груди руку, убегает).

Дядя: Серёга! Ну, говори! На тюрьму нацелился?

Сергей: Дядя Ваня! Дед! Ты чо? Я ничего не сделал.

Дядя: А за что он твоего дружка поломал? А?

Тётя: А чего спрашивать? Он с измальства воровать охочь!

Сергей: А что я украл?!

Тётя: А кто мои огурцы ночами рвёт? Кто малину объедает? Не ты? Ох, и врать!

Дядя: Да не тарахти ты! Говори, парень, дело: чего вы там задумали? Не будет же взрослый человек просто так кулаками махать. Пойдём, пойдём в избу – всё расскажешь. Я тебе за отца теперь, ты от меня скрывать ничего не смей.

Степанида: А я тоже послушаю.

Тётя: И я!

Дядя: Курица не птица…. Одни, по-мужицки поговорим. А ты, Зин, поди, Степаниду проводи. И, пока батюшки нету, забери-ка у неё то, за чем этот «рестовратор» охотился. Я понадёжнее приберу.. всё ж пограничник.

Сергей: Ну, дед. А ремень зачем взял?

Дядя: Тихо. Сейчас объясню.

(Дядя и Сергей входят в дом, Тётя и Степанида на улицу).

3. О т е ц, Д о ч ь, С в е т а.

Отец: Так, а здесь кто плачет?

Света: Это я. Простите, я, я испугалась. И ничего не понимаю. За что вы его так … жестоко?

Отец: Жестоко?! Да я, милочка, по всей России видел храмы на три раза грабленные. И ещё сторожей в них убивали. Стариков и старух. Знаешь, как это происходило? Эти грабежи? Строго по плану. По наводке «московских» и «питерских» «специалистов» подъезжали к церкви местные уголовники и выносили по спискам всё, что старше семнадцатого века или в серебре. Чётко под заказ. А дедов и старух убивали! И где это всё сейчас? Где, а? Голландцы и нидерландцы через свою диппочту вывозить не успевали. Иконы, антиквар, камни. А знаете ли вы, что такое русский оклад? Это неповторимый феномен в мировой культуре. А его – под пресс, ради металла. Один «дипломат» с прессованными окладами – ровно сорок килограмм серебра. За полцены. И всем юрам по фигу погибшие художественные произведения. Сколько ж Россия от этих мародёров потеряла? И Юра тут классика. А жирные дикари со своими долларами даже не понимают, чего они накупили. В какой крови они повинны. Эх! Света, не плачьте! Не о ком.

Света: Вы что-то не так поняли. Что-то напутали. Это Серёжка его оболгал. Серёжка – за бутылку ему уже и лампаду вынес. А Юра – очень хороший. Стихи любит!

Отец: А кто спорит? Конечно, любит. И стихи, и … красивую жизнь. Свою собственную красивую жизнь. Его мечта: в шортах под пальмой, но с соловьём.

Дочь: Пап, откуда у тебя кровь?!

Отец: Где?

Дочь: Вот, за ухом.

Отец: А это он что-то в кулаке держал. Какой-то штырь. Ерунда.

Света: И как теперь быть? Как мне теперь быть?

Отец: Ну-ну. Поплачьте, раз так. Не стесняйтесь. Он вам нравился?

Света: Д-да-а-а…

Дочь: А мне – сразу нет! Подумаешь, смазливый.

Света: Много ты понимаешь, девчонка! Он не просто красивый – интеллектуальный. Он столько знает. А если и бывает жёстким, так ведь и вы с ним зло поступили. Оскорбили! А он ранимый. Как никто. Никто!

Дочь: «Никто»! Да таких … почти героев – море.

Света: Где оно, море? Он – необыкновенный! Пустите меня… А от вас, Владимир Петрович, я такого вообще не ожидала. Вы мне показались … умнее!

(Уходит).

4. О т е ц и Д о ч ь.

Отец: Вот, заодно и девушку обидели.

Дочь: А чего она на тебя налетела? Пап, ты больше не пей, ты же обещал.

Отец: Как всё глупо. Надеюсь, ты ничего не напутала с кражей?

Дочь: Па!!

Отец: Ладно, я тоже уверен. Ладно. Всё. Завтра с утра идём к озеру.

Дочь: Так его же нет!

Отец: Кто сказал?

Дочь: Сергей. Оно же пропало в восемнадцатом году. Ну, после расстрела. Только легенда и осталась? Или что-то не так?

Отец: Не так. Есть и легенда, да, но дело-то в том, что расстрел всё-таки на реке был. Степанидина старшая сестра как раз там присутствовала. Их же тогда почти всю деревню на обрыв согнали, даже детей – смотреть казнь. Так вот, когда священник с дьяконом сами по себе и по своим родным стали панихиду служить, со степанидиной сестрой припадок случился. Она потом всю жизнь головой трясла – я это помню. Только это всё на реке, а не на озере было.

Дочь: А озеро?

Отец: Это совсем-совсем другая история. Оно постоянно кому-нибудь снится. Так и мне: больше десяти лет я периодически видел его. Оно и зимой, и летом всегда тёплое. Такое густо-синее… бережок песчаный, а сверху свисают длинные тёмно-зелёные берёзовые косицы... И иногда там бывают люди. Они молчаливо добрые, улыбчивые. Прекрасные. Там все всех любят…. Все и всех….

Понимаешь? Нет, эх, не понимаешь ещё. Это такое счастье – когда все всех любят. Непередаваемое. Непереносимое.

Я хорошо представляю, нет, знаю – где оно. И даже пытался два раза к нему пройти. Но не смог.

Дочь: Почему?

Отец: Болото.

Дочь: А как же завтра?

Отец: А мы с другой стороны попробуем. Через горку с оврагами. Есть план.

5. О т е ц, Д о ч ь. В х о д и т И в а н о в.

Иванов: Володя, вам нужно мне всё рассказать. Объясниться. Нет, нет, не до застолья.

Отец: Да, вы же не пьёте. Александр Николаевич, неужели вам нужно что-то рассказывать? Вы же тридцать лет по бригадам. И сами же когда-то объясняли, что нормальные люди в бригадах не работают. Нормальные в своих НИИ на окладе сидят. И на четырёх сотках до смерти дачи строят.

Иванов: Мне не мотивация произошедшего нужна. Дело не особо тёмное. Мне нужны подробности.

Отец: Зачем?

Иванов: Для вашего же блага.

Отец: Так серьёзно?

Иванов: Серьёзней не бывает.

Отец: Александр Николаевич! Ну вы же под собой никогда блатату не держали!

Иванов: А они меня – всегда. Увы, специфика профессии. Где ценности, там и уголовка.

Отец: Да тут же брать нечего! Что им за интерес?

Иванов: Поэтому я и привёз сюда этого юношу. На пустырь. Но он и тут что-то нашёл.

Отец: Он где? Я готов извиниться.

Дочь: Папа! Ты?!

Иванов: Теперь это сложно. Он на своих колёсах – уже уехал. С одной рукой! Лишь бы не разбился. Или уж насмерть.

Володя! Надо всегда, прежде чем бить, спрашивать фамилию! Это же нормальный закон джунглей. Разве вы его не знали?

Отец: Знал. Просто, в своей деревне расслабился. На малой родине.

Иванов: «На родине»! Мы же с вами странники. Наша родина – седло. Или нательный крест. Так точнее. Значит, вам нечего мне рассказать? Ох, и головоломку вы мне задали! Гм. Я постараюсь всё уладить. Но вам лучше немедленно уехать. Мне хотя бы три дня потребуется со своей московской «академией» связаться. А вы уж, пожалуйста, не рискуйте – вы же не один.

Отец: Спасибо, Александр Николаевич. Спасибо. Эх, но, только … за детей когда-то ведь биться надо?

Иванов: Поверьте, я и сам крайне расстроен. Крайне. Но, Бог даст, мы ещё увидимся по-другому. Поезжайте! Ну, всего вам доброго, Анастасия Владимировна!

(Уходит).

6. О т е ц и Д о ч ь.

Дочь: Пап! Но это же бред! Из-за потасовки – сразу домой. Кто он, этот Юра?

Отец: Никто. Отребье. Клоп. Таких – либо дустом, либо паяльной лампой. И не спеша.

Дочь: Он чей-то сынок?

Отец: Духовный – антихриста. Эх, дочка! Ещё Волошин говорил: «В каждом обществе существуют два класса, живущих вне закона – класс правящий и класс уголовный. Время, когда они меняются местами, и является революцией». Вот-вот, революция ли, перестройка. Это их время. Но, только земля, земля-то это наша. И жизнь.

Так, собирать вещи! И не мешкать. Вот уж мама обрадуется.

Дочь: Да, как же, обрадуется. Но я ей ничего не расскажу.

Отец: Ты о чём?

Дочь: О – ней, конечно.

Отец: И …и рассказывать нечего!

Дочь: Дай, я кровь вытру. А озеро теперь как? Так ты до него и не дойдёшь?

Отец: Значит – не судьба. Она, судьба-то, совсем как паровоз. Тянет, ведёт своё! Мы гуляем, конечно, по вагончикам. Вперёд-назад. В окошки на обе стороны выглядываем. Можем в ресторан сходить. А только пути наши давно просчитаны и проложены. Неведомыми инженерами.

И пути те – железные.

Озеро?.. Озеро – оно вон там.

Дочь: Пап, а ты не боишься? Вдруг, его нет?

Отец: Глупая, оно – есть! Как же? Озеро – там.

(Дочь целует руку Отцу).

ЗАНАВЕС.