Сцена третья.

Завалинка около магазина.

1. О т е ц, Д о ч ь о ж и д а ю т к о н ц а п е р е р ы в а. П о д х о д и т Т а т ь я н а.

Татьяна: И вправду – Володя! Здравствуй, что ли?

Отец: Ты?! Здесь?.. Здравствуй.

Татьяна: А куда ж нам? Дальние города не всех принимают. Хоть и манят многих… Дочь твоя?

Отец: Моя.

Татьяна: В кого больше: в папу или маму?

Отец: В бабушку.

Татьяна: В Варвару? Да, похожа. Красавица тоже. Надолго к нам-то?

Отец: Вот, материну, ну, бабушкину могилку Насте показать. И так, вообще…

Татьяна: Отдохнуть, одним словом. А я опять здесь живу. Уже семь лет или восемь.

Отец: С родителями?

Татьяна: Нет, своей семьёй.

Отец: Семьёй? Хорошо. Я бы на такое уже не решился. Всё – отвык от тяжёлого труда. И от тишины. Хотя и в городе порой такое… Муж-то у тебя кто? Дети?

Татьяна: Всё у меня хорошо. Теперь хорошо. А разве тётя Зина тебе ещё ничего не рассказывала? Так расскажет. Зачем я буду у неё хлеб отбирать?

Отец: Какие удивительные сегодня встречи. В храме мой старинный приятель реставрирует, мы с ним три года в новгородской области и на Украине вместе на трёх объектах работали. А теперь – ты! Ты! Просто удивительно. Вечером мы с дочкой песен наслушаемся. А завтра в лес сходим. Озеро моё поищем.

Татьяна: А оно тебе и потом снилось?

Отец: И потом.

Татьяна: Костика помнишь? Он в прошлую зиму под лёд провалился.

Отец: Надо же! Жалко. А как братья Симаковы?

Татьяна: В райцентре они. Все наши теперь – кто где. Одна я здесь.

2. Т е ж е. В х о д и т П р о д а в щ и ц а.

Продавщица: Ой, заждались, поди? А я с хозяйством завозилась. Щас, щас открою. Мужика свово нет – чужими много не напользуешься. Вот и кручусь сама, как заведённая. Сына-то кормить каждый день нужно. И мать давно старуха. А вы, знать, встретились, голубки? Как давно не видались. Давно! А поди ж когда-то каждый вечер гуляли, мы думали – догуляется она с тобой. Ан нет, она, вишь, совсем с другим обрюхатилась.

Татьяна: Ты бы при девочке-то потерпела!

Продавщица: А чего? Она уже вон какая большая. Выше меня. Да они, городские, ещё не про то уже знают! Я, может, и не догадываюсь про такое. Хи-хи!

Ты чего без тележки? Как соль понесёшь?

Татьяна: Сколько там?

Продавщица: Так почти пуд.

Отец: Отнести? Я помогу.

Татьяна: Ладно, сама как-нибудь.

Продавщица: Ты не отказывай! Ему, мужику, после городских стульев, может, любая тяжесть только на пользу. А то уже дряблый.

Отец: Я отнесу.

Татьяна: Ну, что ж, тут недалеко.

Отец: Настя, пойдём?

Дочь: Нет. Я тебя здесь подожду.

Отец: Ну, подожди. Я скоро.

(Отец, с мешком на плече, и Татьяна уходят.)

3. Д о ч ь и П р о д а в щ и ц а.

Продавщица: Ты губы не дуй, не дуй. Я, могет, и грубо чо говорю, но сама-то ничего плохого не думаю. И ты глупостями голову не забивай. Ещё никто не знает, как у тебя самой жизнь положится. Нам, бабам, на счастье надеяться не надобно. Пока молода, всё, кажется, пройдёт – там, обидит кто, или сама обманешься. Утёрлась, губы подвела – и хвост до неба! А вот ужо когда деточки на свет появятся, вот тогда-то и познаешь всякую цену. У меня первый муж через месяц после свадьбы утонул. А перед этим мне всё сказывал: выйду, мол, на берег один, так сразу с той стороны две девочки, сами в белых платьицах до полу, мне всё руками машут, машут, зовут, мол. И смеются, смеются… Это русалки его к себе манили… Когда похоронили, я думала, что с ума сойду. Умыкнусь, бывало, в лес и криком кричу – не плакала, а кричала. Меня бабы-то уверяли, что если так буду дальше звать, то после сорока «он» придёт. И погубит. Но, я как сорок дней отметила, замолчала. Только спать стала. И днями, и ночами. Свекруха меня и ругала, и колотила чем. А я сплю да сплю. И во сне его вижу, на озере.

Потом я на стройку подалась. В город. Там опять замуж вышла. Второй мне пьяница достался. Пил – просто ужас. И зверем становился. Не столь дрался, сколь мучал. Я стала тогда в храм бегать. Всё Богородице и Николе молилась. Сынок родился. Малёхонький, слабый. Да… Один раз муженёк опять пьяный пришёл и начал измываться. Я на колени: «Господи! Пресвятая Матерь! Никола-угодник»! Он как заорёт – аж малыша спужал – и выбежал вон. А наш барак рядышком со старым кладбищем был. Так он-то один крест из могилы выворотил, и в двери с ним бьётся: «Щас я тебя, богомолку, распинать буду»!.. Не смог крест в двери протащить, да так и заснул с ним на пороге. Ну, я ребёночка схватила – и бежать. Сюда, к родителям.

Опять задумала: более никогда замуж не пойду. Да куда ж на земле без хозяина! Третий, Фёдор, у меня хороший был, я от него Серёжку родила. Старше меня сильно, на тридцать лет. Тоже пил, но тихо, беззлобно. Он же инвалид с войны, без ноги остался. И страдал от боли сильно. Царствие ему Небесное! И всё, бывалоча, из дерева резал. Какие у него узоры выходили! На выставки в район всегда брали. В избе много чего ещё осталось. Ставни чего стоят! Шибко он красоту любил. И на гармони играл задушевно.

Вот и его недавно схоронила. Теперь сынов доращиваю. Старшой-то в городском речпорту электриком-матросом робит, младшой пока здесь. Пока со мной…

Я когда и задумаюсь: в чём оно, бабье счастье? Так, верно, оно в них, в деточках, и есть. И в церкви только об одном молюсь: кабы войны боле не было. Кабы ещё какую Чечню более не выдумали. Хоть сорванцы, и скорбишь на их иной раз, а всё одно всех их жалко. Аж сердце болит.

Ага! Вот и младшой. А, ну, катись сюда! Катись, кому говорю!

4. Д о ч ь, П р о д а в щ и ц а. Н а в е л о с и п е д е п о д ъ е з ж а е т С е р г е й.

Сергей: Ну? Чо надо?

Продавщица: Ничо. Где был?

Сергей: На заготпункт ездил. За мешками.

Продавщица: А долго чего? Я за тебя должна в стайке убирать?

Сергей: А сама свинью завела! Я не хотел.

Продавщица: Ты-то не хотел! А зима-то захочет! Холодца-то попросит.

Сергей: Отстань! Ладно. Настя, слышь, тебя отец у дяди Вани ждёт. Пошли.

Продавщица: Ты долго у них не сиди! Воду на поливку надо принести, чтоб согрелась до вечера.

Сергей: Уже принёс! Пошли?

Дочь: До свидания.

Продавщица: Ступай, ступай милая.

(Заходит в магазин.)

5. Д о ч ь, С е р г е й. П о я в л я е т с я Ю р а.

Юра: Серёга, постой! Разговор назрел.

Сергей: Да, некогда сейчас. Давай вечером?

Юра: (полушёпотом) Какой вечером? Сегодня-завтра отец Олег приедет. Вечером уже нужно всё сделать. Или ты чего? Сдрейфил?

Сергей: Нет. Но – потом? Я сейчас не могу.

Юра: Ты что? За клоуна меня держишь? Когда это «потом»? Кончай базар – пошли! Ну? Ты чего, дитя природы? (берёт Сергея за грудки) Смотри в глаза. В глаза, я сказал. Как в долг брать, так – сейчас, а как отрабатывать, так – потом? Ну? Так? Короче, дело к ночи, я при людях не понтуюсь, но ты засекай: через час! Ровно через час! Потом мамке не жалуйся.

6. Н а с т я, С е р г е й, Ю р а. П о д х о д и т С в е т а.

Света: Юра, ты просил, и я выписки по раскопкам сделала. Пойдём, посмотрим?

Юра: Пойдём. Пойдём.

Света: А потом, может, искупаемся?

Юра: Обязательно.

Света: А где? На том берегу или тут, у протоки?

Юра: Сегодня тут. (Демонстративно презрительно осматривает Настю) Ты чем-то недовольна?

Настя: Н-нет. Всё нормально.

Юра: Да? А мне показалось. Вроде как кто-то за кого-то заступиться хотел?

Дочь: Н-нет. Я – ничего.

Юра: Я рад за тебя. (Сергею) Ты всё понял, юноша? Ровно через час.

(Уходят со Светланой).

7. Н а с т я и С е р г е й.

Дочь: Что ему надо?

Сергей: Да, ладно. Так. Ерунда. На реку купаться пойдёшь?

Дочь: У папы спрошусь.

Сергей: «У папы»! Тебе сколько лет?

Дочь: Я ещё маленькая. Так что ему от тебя надо? Он у храма, при Александре Николаевиче такой тихий-тихий был. Чай подавал, улыбался. Я и не знала, что он такой крутой, как яйцо. Хотя что-то в нём мне сразу не понравилось. А у вас озеро поблизости есть?

Сергей: Говорят, раньше было. Потом в одну ночь под землю ушло. Красивая такая легенда. Жаль, туристы к нам не ездят – я бы им за деньги рассказывал.

Дочь: А где оно было?

Сергей: Я же сказал: за деньги. Ну, идёшь купаться или нет?

Дочь: За какие деньги?

Сергей: С тебя – за маленькие. Пошли, а то тебя батя потеряет.

Дочь: (Удерживает велосипед) Если не покажешь озеро – никуда не пойду.

Сергей: (краснея) Так ведь нет его. сказки только.

Дочь: Расскажи. Расскажи, ну, п-о-ж-а-а-а-л-у-й-с-т-а! Хочешь? На – яблоко! И рассказывай.

Сергей: Ну, так это в восемнадцатом году было, в Гражданскую. Нашего священника с семьёй и дьяконом латыши на лодке на середину озера вывезли, разрешили самих себя отпеть и расстреляли. Утонули они, а утром – глядь: озера нет. Как под землю провалилось. И никаких следов не осталось. Вот и говорят, что в этом месте есть прямой проход в рай.

Дочь: (отвлечённо) Так что же он от тебя хотел?

Сергей: Тайна мадридского двора. Читала?

Дочь: В первом классе. Ты купаться приглашал, а как я пойду, если про тебя ничего не знаю? Давай – всё как на духу! Или мы не идём уже?

Сергей: Ну. Да нет там ничего особенного! Серьёзно, нет. Опять не веришь? Ладно: у бабки Степаниды есть очень старинная книга. Тяжёлая! Вся в серебре, золоте и с камнями. Она её лишний раз даже показывать боится. Ей и отец Олег запретил. «Потом, говорит, архиерею подарим»! Епископ-то нам деньги на реставрацию выделил. Ну, и решили, что, когда закончат с ремонтом храма, тогда архиерею и отдарятся. А я Юрке по пьяному делу проболтался. Вот он и пристаёт: покажи да покажи! Ну, как же, Степанида ему покажет. Я уже себе готов язык откусить – не мой же был секрет.

Дочь: Он её украсть хочет?

Сергей: Нет! Он говорит, что только сфотографировать.

Дочь: Мой папа с реставраторами работал. Среди них и аферисты, и даже просто грабители бывают. Редко, но случается.

Сергей: Ну, какой Юрка грабитель? Нет, он спортсмен – каратист. У него коричневый пояс. Он по деревьям бегает, как в кино! И меня нунчаками работать учит. Ты бы только видела, как он ими крутит – только свист стоит!

Дочь: Всё равно он мне бы не понравился.

ЗАСТАВКА.

Д о ч ь и Т а т ь я н а.

Татьяна: Настя? Так ведь? Погоди. Сколько тебе лет?

Дочь: Четырнадцать. С половиной.

Татьяна: Уже должна понимать. Зря ты на меня насупилась. Я ведь ни к чему не стремлюсь. Давно не стремлюсь. Ну, да, действительно, мы с твоим отцом дружили. Так это же совсем по-детски было. Я же тогда не намного старше тебя была. И всё то, за почти тридцать лет, словно илом на дне затянуто. Надо же, даже не вспоминалось, не доводилось как-то. А только сейчас, как его увидала, так словно годочки с себя скинула, даже самой смешно: и он-то, он, точь-в-точь, как был мечтателем, так, похоже, им и остался. Не представляю даже, как он свою семью-то содержит? Прости, да. Конечно, таким только в городе и выжить: в городе-то проза покрепче., рамки поуже. Тут-то бы он, пожалуй, или бананы с малиной скрещивал, или летучий корабль строил. Фантаст. Надо же, вспоминается, как много вдруг сейчас вспоминается: у него всегда и всё оживало, даже облака – как звери, река - змея. А лес – тот обязательно заколдованный гребень был. Даже вот это дорога в Рим вела. И папоротник мы классом каждую Ивана-Купальную ночь под его руководством на кладбище караулили. Никто никаких цветков, конечно, не замечал, но – ему-то виделось! Драться, если что, первым лез, хоть и получал часто…. А как мы крест с колокольни искали! Смех и страх!

Дочь: Какой крест?

Татьяна: Когда церковь во второй раз закрывали, уже при Хрущёве, то из района приказали кресты сбить на переплавку. Приехало начальство, народ собрался, старики, дети. Я-то не помню, совсем маленькая была, но мне мать потом всё подробно рассказывала. Комсомольцы-добровольцы забрались наверх, обвязали крест верёвкой, тот, что на колокольне. И давай дёргать. Покачали, покачали – никак! Двое опять залезли, там стали раскачивать. Один оборвался – сразу насмерть. А второй до сих пор каждое воскресенье в церковь ходит: крест тот упал. Упал на двор и под землю ушёл.

Дочь: Как это – «ушёл»?

Татьяна: Все видели, куда он ударился, но, пока разбившегося поднимали – крест пропал.

Дочь: И не нашли?

Татьяна: Под землю ушёл…. Вот твой отец и подбил нас его искать…

Дочь: И? Что дальше?

Татьяна: А дальше… Дальше всё у него как обычно. Копали, копали…. Он ведь не жил – он спал и видел сны. Он тебе про озеро рассказывал? Вот и оно. Озеро ему много лет снилось. Зимой и летом – тёплое. Синее. Доброе. Он только в нём и купался… А в настоящей речке, кажется мне, и плавать-то не научился…

Ведь сколько мы с ним гуляли – он даже поцеловать меня ни разу не решился…. Вот так….

Ты поняла, почему мы с ним расстались? Мне живой человек нужен был. Жи-вой…

Дай, я тебя поцелую, девочка моя.