Шукшинский фестиваль без Шукшина…

Мне посчастливилось дважды бывать на Шукшинских чтениях; обмирая от прозрения, слушал я вдохновенные русские речи прославленных крестьянских писателей. Вначале девяностых сподобился посетить Алтай, когда на Шукшинские чтения грянул сам Астафьев, и помню, «ещё не отчалив от патриотов к либералам, (…) Астафьев горько и прилюдно толковал о русской словесности, и, слава Богу, без соли и перца. Заповедовал: коли русская литература выживет, выстоит вопреки властителям-растлителям, то не грех бы литературе и памятник поставить, – эдакую величавую скульптурную композицию: измождённый писатель, которого подпирают две заморённые бабоньки – библиотекарь и учитель литературы…  Эдакий бы памятник воздвигнуть в Красноярске, да хоть в белокаменной столице… Позже в застолье …вроде, в Шукшинских Сростках… когда братья писатели завеселели, я, помнится, возразил Астафьеву: дескать, колесил и куролесил по Иркутской губернии, беседовал с библиотекарями, учителями словесности, и нигде не видел заморённых, даже в глухомани, но – все крепкие, ядрёные… Виктор Петрович осерчало сверкнул одиноким оком …не любил, когда перечили…  и, кажется, проворчал: мол, картошку сеют…» (А. Байбородин. «Поле брани Виктора Астафьева»)

Позже при губернаторе Евдокимове, будучи на юбилее Шукшина, сподобился даже восседать на дощатом помосте за спиной у именитых деревенщиков. А потом с Вячеславом Клыковым, спустившись со сцены, слушали пение Михаила Евдокимова – «Я ушел, я уехал…», Валерия Золотухина – плач «Черный ворон», Александра Михайлова – «В горнице моей светло…»  Гора Пикет, уйма слушателей, колонки, что избы, на три версты слыхать, а вначале сдернули белый плат с памятника Шукшину – произведение выдающегося скульптора Вячеслава Клыкова, духом сродного Василию Макаровичу – недаром же возглавлял монархический «Союз русского народа», прозванный черносотенным, люто ненавидимый русскоязычными либералами.

В эпоху «Шукшинских чтений» обрел я на Алтае задушевных друзей –  Виктора Буланичева, издателя журнала «Бийский Вестник», талантливых русских писателей Владимира Башунова, Александра Родионова, Станислава Вторушина, Сергея Чепрова, что, восприняв от Шукшина, понесли в мир сокровенное народное слово.

Добро было да сплыло, лихом добро смыло: державно величавые и горне мудрые «Шукшинские чтения», словно по мановению зловещего либерала, обратились в хлебозрелищный, лицедейский фестиваль; и лишь Шукшинский музей в селе Сростки, однажды очаровав, доселе не разочаровал.

Хотя либеральные властители российского искусства да единомышленные им алтайские начальники искусства и обратили Шукшинские чтения в Шукшинский фестиваль, писатели все же приглашаются, награждаются Шукшинской премией, и среди сих избранных, увы, нередко и сочинители, чуждые русскому духу и народному слову Василия Шукшина, словно кичливые горожане, помешанные на утробных радостях, чужды простецам-крестьянам, что любят поля и леса, реки и озера, родимые пашни и сенокосные луга,  кондовые избы и осиновые бани, ригу, гумно и хлев.

Ежели в помянутые лета, благословенные для русской литературы, на Шукшинские чтения приглашали лишь членов Союза писателей России, то в последнее десятилетие «удостоились» сей чести и литераторы Российского Союза писателей. Сей Союз – либерально-космополитическое сообщество, основанное на гибельном переломе веков, было враждебно Союзу писателей России изначально; было враждебно Василию Белову и Валентину Распутину, как стало бы враждебно и Василию Шукшину, доведись тому жить в адские девяностые, когда обострилось противостояние между писателями национально-державными и либерально-прозападными. К сему Российский Союз писателей повязался и с некими пен-клубами, мировыми пен-центрами, от коих за версту пахло масонской дьяволиадой, о чем доподлинно ведал Шукшин, чему противостоял в творчестве, – вспомним, повесть-сказку «Ванька, смотри!». Но либеральные властители искусства на Шукшинское мнение плевали с небоскреба, и пен-клубовские питомцы засветились на Шукшинских торжествах.

Глядя на писательскую ватагу, приглашенную алтайским министерством культуры на Шукшинское девяностолетие, в большинстве далекую от крестьянского мира Шукшина, я озадачился: за что алтайские начальники искусства так не любят Шукшина, если на Шукшинский юбилей не пригласили Виктора Лихоносова, Владимира Личутина – русских классических писателей, духовно и творчески сродных Шукшину; не пригласило и Станислава Куняева главного редактора журнала «Наш современник», где Шукшин печатал свои произведения и, проповедуя народность русского искусства, был членом редколлегии; наконец, не пригласило и талантливых прозаиков из Союза писателей России, о творчестве коих можно возгласить по-пушкински: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет…»

Поминая неприглашенных русских прозаиков, я подумал, что алтайское министерство культуры не пригласило бы на Шукшинский юбилей и Шукшина – русский националист, откровенный и воинственный, что и выразил в жизни и произведениях, особо в повести-сказке «Ванька, смотри!». А не пригласило бы из боязни скандала: увидел бы Василий Макарович эдакий либерально-космополитический писательский бомонд, и, привыкший резать в глаза правду-матку, устроил бы скандал помянутому министерству. А без Шукшина, решило бы министерство, спокойнее пройдёт Шукшинский юбилей, и даже представительнее – в отличие от русского национального либерально-космополитическое крыло в российской литературе, повязанное с шоу-бизнесом и заморскими фондами, богаче и звучнее.

Бывать на подобных фестивалях, говоря по-шукшински зло, лишь бездарно тратить драгоценное писательское время на пустую суету, полную лукавого славословия; к сему речено же в Святом Писании: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых…» (Пс. 1:1-6). Читать книги, глядеть картины, спектакли и фильмы, воспевающие страсти земные, все одно, что христианину по велению языческого жреца жрать идоложертвенное в бесовском капище.

Вышеизложенное поведал я алтайскому министру культуры, пояснив, что в моем послании речь шла лишь о писательском участие в Шукшинских фестивалях; о деятелях прочих искусств я умолчал, а про музей в Сростках отозвался с любовью и почтением. Но я-то лишь пожурил министерство в назидание, а вот Шукшин, по мнению либералов, обороняя русское простолюдье, столь злости и желчи излил на высоколобые головы интеллигентов, что и по сей день лбы чешутся.

Тень на плетень… – поморщился алтайский министр культуры, прочитав мои суждения о фестивале «Шукшинские дни на Алтае»; но вот мнение кузбасских писателей, что гостили на одном из фестивалей: «…Продавались в торговых рядах и книги. Большая часть из них была, естественно, так или иначе посвящена Шукшину. Собрания сочинений Василия Макаровича и его биографии, впрочем, замечено не было. Потому что, как объяснил один из продавцов, такие книги не пользуются спросом у публики. Зато в избытке встречались тома, сочиненные на весьма сомнительные и притянутые за уши темы: о Шукшине и его знаке зодиака, о Шукшине и его якобы любви к язычеству и шаманизму… Рядом, в торговых рядах, продавались всяческие шаманские принадлежности. И мне вдруг подумалось, что на этом праздновании Шукшин, как таковой, никому и нужен. Мне показалось, что великий русский писатель с каких-то пор превратился в повод выбить деньги… (…) Многих до глубины души возмутило одно мероприятие – так называемая творческая встреча с современными писателями. Вот где был формализм, вот где бездуховность! Представьте: на поляне перед публикой уселось добрых полтора десятка мятых и не совсем трезвых дядек и теток. Да хоть бы эти дядьки тетки говорили о Шукшине, на чей день рождения их, собственно, и пригласили! Какой там Шукшин! Они говорили исключительно о себе – какие они гениальные. И ни о чем больше! Никакой Шукшин им был решительно не интересен! А друг дружку они величали так: «Лучшая в России детская писательница», «Поэт, чьи стихи переведены на сто языков, включая папуасские наречия», «Прозаик, которого все обязаны любить», «Самый гениальный в России критик» и прочее. И читали при этом свои сочинения – весьма посредственные, а то и просто дурные. (…) С эстрады выступали вчерашние приглашенные писатели, говорившие, как граммофоны, вчерашние слова о самих себе… (…) Истинный русский писатель обязан думать не о себе, а именно о вдовах и вдовьих детях. Плач о вдовах и вдовьих детях – это как раз то, что отличает русского писателя от всех прочих писателей. Так повелось испокон веку. Да-да! У русского писателя обязана быть добрая душа и сострадательное сердце. Как у Василия Шукшина. (…) Он был добрым человеком, и он любил мужиков, потому что сам был русским мужиком». (А. Ярмолюк. Блеск и нищета Шукшинского фестиваля.)

Скорбел, сожалел ли я о письме министру?.. увы, нет, – похвально в лад Шукшину излагать русскую правду в министерские и писательские глаза; но то может лишь удалой старец, коему нечего терять, нечего от власть имущих обретать, а вот добру молодцу, даже если русский дух одолевает, опасно портить отношения со зримыми и тайными либералами, ибо не в русофильских, но в цепких либеральных руках – литературные премии, издания и медиа пространство, а молодому охота и книги издавать, и премии получать, и красоваться на литературных сонмищах и телеэкранах.  

Письмо мое алтайским властителям культуры вызрело в статью, а потом вошло в нынешнее очерковое повествование; а на статью отозвался Николай Иванов, председатель Союза писателей России: «Вопрос о прошедшем дне Шукшина на Алтае будет рассмотрен на секретариате 27 августа. Достаточно сказать, что Союз писателей России официально не был приглашен на юбилей писателя, который состоял на учёте в нашей организации, а не в союзе российских писателей и тем более не в ПЕН-клубах. И в том плане мы полностью поддерживаем автора статьи и будем выходить с письмом на губернатора. А вечер памяти мы проведем в Союзе писателей России».

Нынешние российские властители дум забыли, что у порога смерти Василий Макарович умолял единоплеменных братьев и сестер: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту… Уверуй, что всё было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание — не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком…»

Вот и мечталось, чтобы на фестивале «Шукшинские дни на Алтае» звучала русская проза и поэзия, духом созвучная былинам, песням и сказкам,  воспевающая простолюдье с его честностью, трудолюбием, совестливостью, добротой, с его страданиями и победами.

Русские писатели, коим нечего терять кроме Земли Русской, совестливой душой исповедуют народную правду, за что сражался Шукшин, за что и буйну голову сложил на поле брани. Упокой, Господи, души усопшего раба Божиего Василия и всех православных христиан, и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное.  

2019, 2020 годы