Четыре темницы. Феодор

«Тамо на Москве клятвы вси власти на мя  за старую веру и на прочих верных, и зде у  нас между собою стали клятвы, и свои  друзи меня проклинают за несогласие с  ними в вере же, во многих догматах, больше и никониянских!.. Пришёл вор на  вора, а вси на Бога!»

Феодор

Феодор:

Хочу я, Лазарь, рассказать,

Что видели мои глаза.

Лазарь:

…

Феодор (шепчет, не вполне внятно):

…Посем был сумрак.

В третий день

Три раза с неба шла пальба,

А небо – голубо,

Вдруг – тень

И бесконечная гульба,

Где рвы заката глубоки,

 От Соловков, из-за реки.

Подумал я:

Там, брат, беда.

Смотрю в оконце на закат:

Ни ветра нет, ни тёмных туч.

И вновь видением объят.

Погас последний солнца луч.

И кто рассудит нас теперь?

Кто скажет старцу моему:

«Аввакум, ты ему поверь,

Как вещему от Бога сну,

Ты с Феодором примирись!

Мы были в распре меж собой –

И вот повержены…»

Лазарь:

Эх, жисть!

И в Соловках проигран бой.

(Появляются стрельцы, они проходят, мирно беседуя, Лазарь и Феодор прячутся по своим темницам)

Стрельцы:

– Вся Русь, как Пустозерск, ветшает на глазах.

– В Сибирь уходит.

– Сильною вернётся.

– Как Аввакум?

– Как вольный наш казак.

– Оттуда свет, оттуда светит солнце.

– Нам каженики милы…

– Поднять бы их на вилы.

– Зачем на вилы? На рогатины пищалей.

– За веру прежнюю…

– ?

– Да, братцы, обнищали!

(К стрельцам направляется их подполковник)

– Смотри, шагает полуголова!

– Вот именно, что полу…

– Попридержи опасные слова.

– Что, зенки долу?

– Он тоже врач, здорового залечит.

– Да поостынь, найди словца полегче.

– Что, сраный веник, прикусил язык!

Полуголова:

Как там Аввакум?

Стрелец 1:

Жив ещё старик.

Полуголова:

Не долго всем им.

Новый царь указом

Велел еретиков поджарить на костре.

Стрелец 1:

Да не моргнём и глазом!

Стрелец 2:

Да хоть и на заре!

Стрелец 3:

И всем в Москву свалить!

Полуголова:

Скорей в Сибирь.

Стрелец 1:

Кафтан истёр до дыр.

Стрелец 3:

Так новый стырь!

Полуголова:

Да. Всё-таки – в Сибирь!

(Стрельцы уходят, появляются Епифаний и Аввакум, они идут к темнице Феодора)

Феодор (не видит идущих):

Тын ледяной, да сов полярных вздохи.

Аз весь в крови, дымлюсь, как головёшка.

Отделали стрельцы меня. За что?

За то, что Аввакуму не по нраву!

Епифаний (ещё не видит избитого и привязанного к тыну Феодора):

Полегче с Федькой, всё ж твой сын духовный!

Аввакум:

Вот именно!

А разумом – греховный.

Епифаний:

Он, как и ты, не ведает смиренья.

Аввакум:

Испорченное Божие творенье!

Учал блудить. Из старых книг набрал,

Что, видно, дьявол в них подтасовал.

Отец, ты не склоняй меня к прощенью,

Святая распря требует отмщенья.

Аз тайны Неба знаю.

Мне дано!

Епифаний:

Смири гордыню. От неё темно.

(В сторону)

Свят Аввакум.

Он выстрадал своё.

А Феодор

По книгам слово вьёт.

( Вслух)

Твои стрельцы его едва не погубили!

Аввакум:

Смотри, а вот и он! Здоров и в силе.

Феодор:

Насилу выбрался. Вода через чертог

Текла.

Её стрельцы пустили,

Затем ограбили, схватили и избили.

 Да, любит меня Бог!

(Епифаний отвязывает Феодора, оба ведут его в темницу Аввакума)

Аввакум (к Феодору):

Двенадцать лет веду с тобою спор.

Хитёр в Писании!

Себя перехитришь.

Епифаний:

Остёр ты в сочиненьях, Феодор,

Но мил ты нам вполне,

Когда молчишь.

Аввакум:

О Троице, о Духе, что сошёл

На всех апостолов-учеников Христа,

Ты говоришь, как греческий осёл.

А истина – она не так проста.

Феодор:

Что ополчились! Я ж за старину!

Одни мы книги светлые читали,

Одни нам начертал Господь скрижали,

А вы всё лаетесь, вы начали войну

Со мною, с моим выверенным словом.

Зачем так поступаете сурово

И бестолково?

Епифаний:

Так достало сил

На сушу выбраться!

Феодор:

Рука моя крепка.

Епифаний:

Не поднимай её на старика!

Иначе прокляну…

Аввакум:

Ты, Феодор, из книг

Взял то же самое, что Никон-еретик.

И, значит, хоть страдалец и соузник,

Но бес тебя по маковицу грузит.

Со мной тягаться – молод ты ещё!

Феодор:

Да не тягаюсь я, не надуваю щёк.

Один нам Бог судья.

Аввакум:

Вот то-то!

Не примет он тебя.

Лжеца и остолопа.

Феодор:

Почём ты знаешь?

Аввакум:

Бог сказал во мне.

Феодор:

Во мне он говорит совсем иное:

Мы оба дело делаем святое.

И оба мы нужны родной стране.

Епифаний (в сторону):

Мы все сгорим в одном огне.

Феодор (Аввакуму):

Ты разорвать своих врагов готов,

Но, Аввакум, плохой ты богослов.

Когда ты вдохновен, когда в ударе –

Глух и неистов, как презренный Арий.

Но истина прекрасна и проста,

Вся – в богочеловечности Христа.

Так не рядись в порфиру Саваофа.

Аввакум:

Аз – гол, а ты в отрепьях философа.

Епифаний (К Аввакуму):

На исповедь пора, мой сын духовный.

Нет средь живых, кто был бы безгреховным.

(Уходят в темницу к Епифанию)

Феодор:

Да, дело худо… Вижу с неба свет,

Хрусталь и солнце смешаны в нём крепко.

Мне с этой красоты не сделать слепка.

И не рассудит Новый нас завет.

Лазарь (входит):

Ты с Аввакумом, Федька, помирись,

А то становишься, поверь попу, несносен.

Феодор:

А если он о Троице вновь спросит?

Лазарь:

Не отвечай, но Троице молись.

Феодор:

Крут Аввакум! Когда б ещё и прав

Он был в своих великих сочиненьях,

Когда бы с истиною сочетался нрав,

Я был бы в полном восхищенье.

(Лазарь уходит, Феодор один)

Эх, жизнь моя! Среди своих – не свой.

Для мира мёртв, для них – полуживой.

Среди времён, тяжёлых, как назём,

Найдётся ли свирепее, чем ныне?

Ты помоги мне, праведный Максиме,

Что Исповедником мы в Четиях зовём.

О Боге книгу я пишу. Да так ли?

Иль прав горюн и вождь наш Аввакум?

И сквозь тысячелетний жизни шум,

Мне слышится:

«Ты не солгал ни капли!»

Да, Аввакума несомненный грех

Развеет время в прах,

Простится заблужденье

За яркое, за жаркое горенье.

Примером верности останется для тех,

Кому Господь дарует воскресенье.

(Плачет)

 Погребён я которое лето…

Чем могу православным помочь?

На три века спускается ночь,

Сладость только от Божьего света.

Знать грядущее – хуже всего,

Коль оно неизбежно случится.

А душа, ослеплённая птица,

Далеко улетит, далеко…