Ноябрь

1 ноября. Когда только приехали сюда, Витя строил, копал, пилил, строгал. Говорил: «Всё болит, но счастлив!» Сейчас эту его присказку многие наши друзья и знакомые подхватили, повторяют. А Витя говорит уже иное: вот раньше я это мог, вот раньше это было легко, ну почему же всегда получалось, а сейчас нет и т.д. Это надо принять как данность и жить дальше.

Вчера повторно с Таней с утра убирали свои усадьбы от листьев с соседских берёз. Я закончила в темноте. Посматривала на дом: что-то Витя и свет не зажигает, наверно, уснул. Придётся мне в темноте за дровами идти, придётся ещё ужин готовить. Вошла, спрашиваю: «Витя, за дровами не ходил? Пока я не разделась, сейчас принесу». Он отвечает: «Печки уже заправлены». Ну слава Богу. Думаю: осталось ужин приготовить. Включаю свет на кухне – а на плите сковородка с жареной рыбой. Я так была рада, благодарна, потому что устала до невозможности. Непонятно только, когда он всё это сделал, если свет не включал.

 

2 ноября. Сделали вторую прививку. И опять без негатива, без последствий.

 

6 ноября. Вчера умерла наша соседка, Татьяна Васильевна. Когда ей стало плохо, увезли в Моршанскую больницу. Предварительный диагноз – пневмония с поражением лёгких на 25%. Положили в инфекционное отделение, взяли анализы на ковид. Пролежала там дней десять, из Тамбова пришли анализы: ковида нет. И выписали. К празднику Казанской иконы Божией Матери приехали дочь Марина с зятем. На Казанскую Татьяне стало хуже, ночью опять увезли в больницу. А вчера мы с сестрой гуляли около дома, смотрим, почти бежит племянница Татьянина Наташа, и муж её спешит, и подъезжают к дому Марина с Сашей. И Марина плачет. А муж её Саша на мой вопрос: «Ей хуже?» так махнул рукой, что всё стало понятно.

Всю ночь лил дождь, и сейчас темно, сеет и сеет мелкий дождик. Пойду к автолавке за хлебом, узнаю подробности. Плохо спала, и на душе плохо.

 

7 ноября. В эти дни было так тревожно, так тоскливо, тяжело – и в природе, и на душе, – у всех, кто здесь. Сегодня схоронили соседку. Привезли в закрытом гробу, в дом не заносили. Батюшка отпел на улице, дети и внуки на коленях перед гробом просили прощения. Дочь рыдала, криком кричала: «Мама, прости!!! Как так получилось?! К кому мы теперь приедем в холодный дом? Кто нас встретит, кто нас тут будет ждать?»

Обычно раньше умерших поминали в доме, потом стали поминать в кафе в соседнем селе. А сейчас всё закрыто и запрещено. Дети раздали соседям, знакомым пакеты – помянуть, а сами собрались в доме в узком кругу. Мы с Витей и ещё семейная пара из Канады помянули у Тани в доме. Вроде и не особо дружили, а как 5 ноября узнали, так все эти дни придавленные ходили. Был человек – и нет человека. Всё она хлопотала у дома, в саду, всё Таню спрашивала: «Чем занимаешься? Куда пошла?». На мои вопросы о самочувствии у автолавки отвечала: «Да ничего».

И вот её уже нет на земле.

 

8 ноября. День рожденья моей племянницы и крестницы Оксаны. Сейчас за нами должен приехать её муж Серёжа, поедем поздравить.

Но почему так тошно и погано на душе? Я это слово «погано» никогда не употребляла. Никогда! И вот дожила.

12 ноября. Первый снег. Правда, тут же растаял. Витька свозил нас с Таней в Моршанск. Получила пенсии и сертификаты о прививке. Из Томска Володя Крюков прислал газету в PDF, там на полосу – подборка Витиных стихов. Что важно: среди них пять стихотворений, написанных уже после инсульта. И Крюков их похвалил.

13 ноября. Мы остались одни. Таню вчера в ночь Витька увёз в Лобню. Я утром проснулась – зачем вставать? Кур кормить – мы их порезали. К автолавке идти – я вчера всё в Моршанске купила. К Тане, как обычно, поутру – её тут уже нет. Но встала. И обнаружила, что дел много сразу: ответить на письма, поздравить Оксану с годовщиной свадьбы, помыть полы, натаскать воды в баню, помыться. Всё сделала, теперь жду Витю из бани. А там ещё какие-нибудь дела появятся.

15 ноября. Ветрено. Почему сейчас почти всё время так ветрено? Ветер угнетает – гулом своим, даже если не выходить из дома. Деревенские новости узнаём через Москву. Вчера позвонила Таня, сообщила, что умерла Света, жена Жени Помидора, из Израиля. Я и фамилии их не знаю. Отца Жени звали Помидор за красный цвет лица, вот и к Жене это прозвище пристало. А Света, стало быть, Помидориха. Подробностей не знаем. Но как весной после смерти мужчины из нашей деревни на девятый день ушла из жизни тётя Нина, так и сейчас на девятый день после нашей соседки – Светлана. Ленятся что ли на том свете из-за одного человека ворота открывать? В письмах и по телефону у всех одно: ещё кто-то умер.

Какая-то бессмысленность существования.

 

18 ноября. Было одно приятное событие: Елфимов прислал вычитать текст буклета к мероприятию в Доме Пашкова (мероприятие перенесли на 25 ноября). Там есть по страничке текста о лауреатах премии «Скрижали Отечества», в том числе о Вите. Не знаю, кто писал, но мы ответили, что такие слова можно услышать или на столетнем юбилее, или прочитать в некрологе. Таких высоких слов о Вите ещё никто не говорил. Теперь собираемся 23-го в Москву, заказали Илье купить нам билеты на автобус.

 

19 ноября. За окном хороший, настоящий зимний снег – большими медленными хлопьями. Хорошо, что я вчера успела насыпать опилок под корни винограда, розы и клубники. Если снегом прикроет до мороза, то и не помёрзнут зимой.

А вечером во дворе над дверью сосульки, подсвеченные электрическим светом из окна приделка, смотрелись ярче и нарядней, чем новогодние сосульки на ёлке.

 

20 ноября. О-о, какой снег! Ветер южный, поэтому тепло. Но снег уже замёл и тропинку к улице, и крыльцо, и метёт сильно-сильно, и будет мести весь день и ночь, судя по прогнозу. Проедет ли автолавка?

 

27 ноября. Вернулись из поездки в столицу. Во вторник, 23-го, уехали, в среду принимали гостей в Лобне (Таня Бахвалова, сестра моя Таня, Витина внучка Настя). А в четверг в Доме Пашкова Вите вручили премию «Скрижали России» за поэму «Аввакум. Распря». Что особенно дорого – вручал её Глава Русской Православной Старообрядческой Церкви, митрополит Корнилий. Он сказал, что отрывок из поэмы много лет назад был опубликован в газете «Орехово-Зуевская правда», он его вырезал и до сих пор хранит. Тут владыка немного ошибся – в газете было большое Витино стихотворение об Аввакуме, а поэма написана только в прошлом году. И ещё сказал: Аввакум – Петров и автор поэмы – Петров, и это не случайно. В общем, речь получилась по-человечески тёплой, без официоза.

Витя в ответном слове был точен, краток и ярок. По завершении незнакомые люди аплодировали, жали ему руку, подходили познакомиться.

Вите до и после мероприятия удалось ещё пообщаться с владыкой Корнилием. Тот не то чтобы уверял, но пару раз сказал, что «Аввакум» будет издан.

На этой встрече удалось поговорить с Кирюшиным, с Надей Мирошниченко (она в числе лауреатов), познакомиться с художником В.Е. Валериусом (он автор гениальной обложки к Витиному «Аввакуму») и с Борисом Лукиным (составителем десятитомного издания «Война и мир» – стихи послевоенных поколений поэтов о войне). Лукин, пока мы добирались домой, прочитал подаренные нами книги и уже написал, чтобы мы прислали стихи для 10-го тома этого издания.

В общем, за три дня путешествия мы на чём только ни покатались: такси от Погореловки-автобус в Москву-такси из Москвы в Лобню-такси из Лобни в Москву-метро-электричка в Лобню-такси по Лобне-электричка в Москву-метро-поезд из Москвы до Моршанска (ужас, ужас – верхние полки!)-такси до Погореловки.

С последним вышла накладка: этой ночью таксист из Моршанска повёз нас в Погореловку по навигатору. И оказалось, что есть ещё одна деревня Погореловка. Хорошо, что мы в машине не заснули, были бдительны и убедительны, потому что таксист нас не слушал, уверял, уверял, что едет правильно и деревню эту знает. Но дорога уж очень резко отличалась от привычной нам. В конце концов водитель набрал в навигаторе не «деревня Погореловка», а «село Погореловка», и тогда был указан наш маршрут. Хотя – ну какое же у нас село!

Москва не впечатлила. Как в фантастическом фильме: массы людей (именно массы!) в масках безостановочно движутся по улицам, по эскалаторам, по переходам. А в метро приезжие гастарбайтеры (их не спутаешь!) без масок, на эскалаторе грызут семечки и плюют лузгу прямо на ступеньки. Таксисты – узбеки, прописанные в Киргизии, чтобы иметь право водить машины в России. Они Москвы не знают, везут по навигатору, блуждают. И мне со страшной силой захотелось домой, в деревню. Как много лет назад в короткой поездке по Германии почему-то страстно хотела домой, в Россию.

Теперь приходим в себя. Голова ещё кружится, не спавши, впечатлений

много. Надо отдохнуть и прийти в себя.

 

30 ноября. Завтра календарная зима. Это будет последний месяц моего

дневника, больше я ничего записывать не буду. 

Написали Борису Лукину отклик на его книги. Получили ответ: «Огромное вам спасибо! Вы удивительные читатели, давно таких не встречал. Бог помощь!» Может, ему удивительно, но мы всегда читаем подаренные книги и пишем подробные, развёрнутые отклики.

Сегодня же Елфимов переслал письмо владыки Корнилия: замечания по прочтении поэмы «Аввакум. Распря». И всего-то – надо было заменить одно слово, часто встречающееся. Вопросы сняли быстро. Неужели сдвинулось с места?