29 августа 1992, суббота

Перед Штефан Водэ — городком с населением тысяч десять — тоже был стационарный пункт дорожной полиции, машину снова остановили и проверили документы. Денег на этот раз гаишник не вымогал. Зато записал номер машины.

Валерий и Иза заранее решили, что разговаривать с родителями Лозы пойдут вдвоем. Остановились на окраинной улочке: Иза настояла, что надо переодеться, снять надетые для гаишников цветастые одёжки.

Села надевать блузку и брюки на заднее сиденье. Валерий, облачаясь в строгую рубашку для клиентов, глянул на свою секретаршу в зеркало заднего вида. Белое тело. Хорошо наполненный лифчик. Сдобное женственное брюшко. Валерий вспомнил выражение из «Тысячи и одной ночи», которую он, подростком, частично читал ради эротических моментов, бывших дефицитом в советской литературе: «Её пупок, вмещающий унцию орехового масла…»

Иза спросила, как Валерий собирается выстраивать разговор с семейством Лоза.

— Они ведь оба — педагоги с многолетним стажем, причем он бывший директор. А она до сих пор завучем работает и к тому же иностранный преподаёт. Ей не поманипулируешь.

— Что, если человек иностранные языки знает, так им манипулировать сложнее?

— Конечно. Говорят: сколько языков знаешь, столько раз живешь. Вот, например, меня сравни с безъязычными.

Деметер воздержался от комментария.

— По первому впечатлению от них решу. Но вообще, думаю, съездим без пользы, только чтобы клиентке отчитаться. Надо, кстати, дом их сфотографировать как доказательство, что были.

— Всё-таки думаешь, что никакой женщины нет?

— Я тебе уже объяснял: не так мужчины с женщинами разрывают отношения.

— Ой да, ты-то ведь хорошо знаешь, как!

Валерий проигнорировал шпильку.

— У меня интуиция, чувствую, что там что-то другое, более серьёзное.

— Что именно?

— Прежде всего, возможны самые банальные вещи. Например, уличное хулиганское нападение или ограбление. Или со здоровьем что-то: приступ, внезапная болезнь. Он — бизнесмен, жизнь его полна стрессов. Вон сейчас сколько молодых умирает. Сегодня вечером Гриша по полицейским участкам и моргу доложит, может, уже и найдем эсперантиста.

— «Доложит». Милицейский язык!

— Мне поздно менять язык. Другой вариант: несмотря на то, что два наших основных бандитских «дома» непричастны, есть местные мелкие преступные группировки. Могут быть какие-нибудь нездешние, залётные. Или новички, подростки. Не исключено, что завтра-послезавтра жене позвонят о выкупе. Знаю случаи, когда за выкупом обращались и через две недели после похищения человека.

Валерий также знал случаи, когда человека сразу убивали, но все равно требовали выкуп, но развивать тему не стал.

 

Родители директора фирмы «Лучафэрул» жили на улице Фрунзе. У городка Суворово имя царского полководца отняли, но имя полководца советского улице нелогично оставили. Наверное, потому, что молдаванин.

Дом был большой (если по советским меркам судить) и находился в состоянии серьезного ремонта, что было видно и в окна. У дома стояли леса, во дворе лежал штабель красивой ярко-красной черепицы и керамические трубы. Видимо, состоятельный сын профинансировал капитальный ремонт родительского жилища.

Рабочих заметно не было: праздники.

Валерий и Иза остановились у калитки в новом фигурном металлическом заборе.

— Надо же, забор из нержавейки, уйму денег стоит.

— Валер, а почему мы остановились у калитки? Она же открыта, давай зайдем.

— Не надо. Нашу машину и нас заметили, сейчас подойдут.

Подошёл отец Богдана Лозы, точь-в-точь как сын на фото, с бородкой, только весь седой. Звали его Кимом, но к корейской национальности никакого отношения он не имел. Имя было из революционных 1920-х годов: Коммунистический Интернационал Молодежи.

— Здравствуйте! — Валерий вручил свою визитную карточку.

Ким Лоза, прочитав, спросил:

— А девушка кто?

Иза вытащила из малюсенькой сумочки свою карточку.

— Вы, что же, специально приехали с другого конца страны? Что-то с Богданом?

— Мы как раз это выясняем. Может быть, вы пригласите нас в дом? Разговор довольно долгий.

Мать Богдана Лозы была маленькой полной темноволосой женщиной. Младше мужа, но пенсионный рубеж тоже переступила.

Супруги Лоза и Валерий с Изой сидели друг напротив друга в загроможденной комнатке, куда в связи с ремонтом перенесли много мебели из других помещений. Здесь ремонт недавно завершился, а комната, похоже, была местом, где раньше жил сын. На книжных полках — вузовские учебники, пара каких-то причудливых механизмов, собранных из советского набора «Конструктор» — наверное, из детства Богдана. Отец и мать пропавшего сидели на высоких стульях, а нежданным гостям был предложен более низкий диван, перед которым стоял журнальный столик, скорее всего, тоже из другого помещения, который мешал удобно поставить ноги.

По-умному вас мамаша Лозы посадила: они на вас смотрят сверху вниз, и вы стеснены.

Рядом с диваном находился еще один небольшой стол, на котором были навалены книги и журналы. Если журнал называется «Esperanto» или «La Ondo de Esperanto», то нетрудно догадаться, на каком он языке. В кипе журналов цепкий взгляд детектива заметил пару интересных вещей.

Деметер решил говорить с двумя педагогами прямо и откровенно.

— Меня наняла супруга вашего сына в связи с тем, что позавчера он пропал...

Отец Богдана был настроен враждебно, часто прерывал Валерия и явно был готов наговорить резкостей. Но умолкал, когда его жена тихонько говорила ему единственное слово: «Ким!».

Валерий на вопросы отца Лозы терпеливо отвечал и комментировал его заявления. Ищет пропавшего не полиция, а он, потому что супруга Богдана обратилась не в полицию, а к нему. Да, частный сыск сейчас совершенно законен, «Регион» — официально зарегистрированная организация. Нет, неэтичным вмешательством в личную жизнь свои действия агентство «Регион» не считает.

Вмешалась Иза:

— Ким Михайлович, София Серафимовна! Вы напрасно к нам с подозрением относитесь. Мы же ищем вашего сына, который ведь и на самом деле исчез. Например, сейчас сотрудники Валерия Ионовича проверяют морги, больницы, полицейские участки.

София Лоза изменилась в лице, но сказала:

— Вполне возможно, что пока вы сюда к нам путешествовали, он уже объявился. Или объявится завтра. Задание, для которого вас наняла моя невестка — trouver cette femme.

Иза кивнула, Валерий со своим школьным французским тоже понял.

— Нам же эта ваша миссия безразлична: Богдан нас с la femme, разумеется, познакомит.

София Лоза посмотрела на мужа, оба они улыбнулись. Валерий хотел сказать, что исчезновение Богдана связано, возможно, вовсе не со взаимоотношениями с женой, но мать Богдана встала.

— Валерий Ионович, дело, сами понимаете, внутрисемейное. Мы сейчас вас ненадолго оставим и посовещаемся о том, что уместно рассказать вам о Богдане.

— Конечно. А пока вас нет — можно мы посмотрим эти журналы и литературу на эсперанто? Это ведь Богдан недавно привез из дома?

— Да, он. Вы узнали, что он недавно приезжал, разумеется, от Светланы. Пожалуйста, смотрите.

Супруги Лоза вышли.

Валерий сказал Изе о том, что заметил в куче журналов: уголок фотографии. Сам выдернул оттуда неприметную толстую тетрадь в клеенчатом переплете, раскрыл на секунду первую страницу — удача!

— Спрячь это себе, быстро!

— Ой, а как? В сумочку не войдет.

— В штаны засунь!

Иза схватила тетрадь, не отворачиваясь задрала впереди блузку, придавив ее край подбородком на груди, начала прятать тетрадь.

Опять унция орехового масла.

Валерий взял в руки фотографию, которую Иза выудила из-под кипы журналов: еще одна удача — большое общее фото членов эсперанто-клуба. Важное также и тем, что его можно предъявить Светлане как зримый результат работы Деметера.

— Всё, Валер, не заметят. А что это такое?

— Источник информации.

На большой, размером с журнал, фотографии было запечатлено около тридцати человек. В центре две молодые женщины держали за верхние уголки развернутый флаг. Фото было черно-белое, какого цвета флаг — неясно. В левом верхнем углу флага — белый квадрат, в который вписана пятиконечная звезда, но с буквой «Е» в центре. Между женщинами, теснясь, стояли трое: в центре — представительный усатый мужчина лет семидесяти, по бокам — Богдан Лоза и вихрастый молодой человек — единственный на фото в костюме с галстуком. На полу перед флагом сидели ребята студенческого вида, держа в руках длинный плакат с надписью: Esperanto-klubo «Verda stelo», название их города и дата цифрами 2.03.1992. Как раз первая стрельба началась в эти дни в Дубоссарах, начало войны.

Из названия клуба, которое напоминало молдавские слова verde stea, Деметер понял, что звезда на флаге зеленого цвета. Сам флаг, интересно, какого? Красный?

Вокруг флага стояли юноши и девушки также студенческого возраста и внешности, двое мужчин постарше, но тоже до тридцати лет, одна женщина в возрасте хорошо за сорок. Были на фото также ребята, видимо, еще учившиеся в старших классах школы.

— Валер, как их клуб называется, понял?

— Да где уж мне, тупому менту, — ответил детектив, разглядывая фото.

Руководитель клуба — это, очевидно, пожилой мужчина в центре. Будем надеяться, что не с таким характером, как у Кима Лозы.

Супругов всё не было, Иза взяла один из журналов, вслух прочла название и заголовки статей:

— «Monato — internacia magazino sendependa»... «Sukcesa konferenco en Parizo... La plej ekzotika lingvo...Lecionoj por nuntempo...Policistoj en nova uniformo»... Ой, Валер, я же всё понимаю или догадываюсь.

— Ну, про полицейских в новой униформе даже я въехал. А ты знаешь два языка, да еще латынь с древнегреческим проходила. Прекрасно переведёшь.

— Из тетради? А что там?

В дверь уже входили супруги. Говорить стал отец.

 — Дело, ещё раз повторяем, внутрисемейное. Очень кратко отвечу на ваши вопросы. Подробностей не будет.

Ким Лоза неприязненно смотрел то на Валерия, то на Изу, чеканил слова:

— Знаем ли мы, где Богдан? Ответ: нет. Богдан нам не звонил, об уходе из дома не сообщал.

Вмешалась жена:

— Мы очень беспокоимся и просим держать нас в курсе ваших поисков.

— Мог ли Богдан от нее уйти? Ответ: да. Возможную кандидатку не знаем. Мог ли он уйти от жены внезапно и без объяснений? Мог, но вероятность — процентов тридцать.

Если сын унаследовал характер папы, то процентиков-то побольше будет.

— Чтобы уйти, бросив дела на работе, никак их не контролировать, не звонить — вероятность процентов десять. Всё.

Ким Лоза встал, намекая, что разговор закончен.

Валерий с Изой тоже встали, поднялась и София Лоза, хотя видно было, что она хотела бы поговорить еще.

Валерий поблагодарил, извинился, что агентство «Регион» взбудоражило супругов, пообещал звонить, как только появится значимая информация.

— У меня последняя просьба: можно переснять вон ту фотографию, из клуба эсперантистов?

— Какую фотографию? — хором спросили супруги Лоза.

Муж и жена были удивлены и недовольны.

— Я и не посмотрела, со всем нашим ремонтом, эту его пачку, а там его фото, и вы увидели сразу, — сказала мать Богдана, всматриваясь в фотографию. — Вы и в самом деле настоящий сыщик. Но как Вы собираетесь переснимать? Фотоателье в городе, скорее всего, сегодня закрыто.

Валерий объяснил, что сфотографирует своим фотоаппаратом, который у него лежит в машине. Он всегда возил с собой в спортивной сумке набор детектива, в котором было всё, что может пригодиться: от фотоаппарата и бинокля до лекарств и бинтов.

— Ни к чему фотографировать, товарищ Шерлок Холмс, — сказал Лоза-старший с совсем уж необоснованной злобой в голосе. — Вам пора. Счастливого пути!

— Хорошо, спасибо. Я только хотел бы сообщить, что в связи с вашим отказом также отзываю моё обещание информировать вас о том, что узнаю о вашем сыне.

Валерий и Иза пошли к выходу.

Украсть надо было фотографию как тетрадку. — Я же не знал, что они ее не видели. На фотографии обычно все внимание обращают. Папаша при обнаружении пропажи мог и заявление в полицию написать — подарок для Демжо. И фотография большая, некуда спрятать.

Если бы они видели фотографию, на которой их сын, вряд ли оставили бы ее валяться вместе с неинтересными им журналами. Как минимум, наверху пачки бы лежала. А спрятала бы Иза под блузу сзади. — Ладно, я ошибся, хватит меня пилить.

— Подождите, пожалуйста! — обеспокоенно крикнула мать пропавшего бизнесмена.

Когда Валерий многократно фотографировал коллективный портрет клуба с помощью специальных штатива и подставки, в комнате с ним были только Иза и мать. Ким Лоза, отосланный женой пить лекарство, не присутствовал. Валерий щелкал затвором «Зенита» с объективом «Индустар», многократно меняя для подстраховки выдержку и диафрагму, снимая со вспышкой и без нее.

— Вы извините моего супруга, — сказала София Лоза. — Когда мы оставляли вас одних, он ведь звонил Светлане. Выслушал истерику по поводу... наших внутрисемейных дел.

— Мы всё понимаем, София Серафимовна, — сказала Иза. — Это вы нас извините — у нас такое ремесло.

София Лоза спросила, кем работал Валерий до того, как стал частным детективом.

— А-а, уголовный розыск... Отпечаток прежней профессии долго будет сохраняться. Я Вам, Валерий, осмелюсь дать совет: будьте более милосердны к людям.

Совершенно неуместные слова. Ничего особо «немилосердного» ты им не сделал. И Ларионова, что ли, надо было отпустить невредимым?

Мать сказала, что на фото клуба она никого не знает, откуда? С улыбкой отметила, что «рядом с Боней такая симпатичная дама стоит». Попросила позвонить ей сразу, как только у Валерия будет информация по моргам и больницам. На его слова, что первые результаты будут сегодня, но поздним вечером, сказала, чтобы звонил в любое время независимо от характера новостей.

Провожать агентство «Регион» вышел и хозяин. К удивлению Валерия, подарил запечатанную сургучом двухлитровую бутыль вина.

— Это вам, чтобы сгладить впечатление от сердитого пенсионера. С собственного виноградничка, сорт Рара Нягрэ. У нас ведь тут делают вино английской королевы: и почвы особые, и климат. Поспорить ещё можно, какое вино лучше: моё или с заводов. Они там от антиалкогольной кампании Мишки Меченого до сих пор не оклемались. Да и халтурой заниматься не гнушаются: теперь же базарная экономика.

Когда Валерий и Иза отъезжали, супруги помахали им руками.

— А ведь они, Валер, хорошие люди.

— Муж — этот злобный счетчик процентов — под каблуком у жены. И вино в подарок — это она ему приказала.

— Ну и что? Они счастливая пара. И сын у них, конечно, хороший. Только с супругой ему не повезло, как некоторым другим.

— Какая же ты всё-таки язва! Надоело!

Увидев, что ее шеф на самом деле рассердился, Иза серьезно сказала:

— Извини, что открыла рот, больше не повторится. Обещаю.

Валерий усмехнулся:

— Женское слово — самое верное.

— Мое — верное. В отличие от. Итак, как твоя антиженская версия, господин интуитивист?

— Конь и о четырех ногах, и на старуху, и так далее. Можешь, кстати, вынимать тетрадку из трусов.

— Надо было сказать: из трусиков. Трусы — это как-то грубо.

— Я же грубый мент. Гриша бы вообще употребил слово «трусяры».

Иза раскрыла тетрадь, увидела первую строчку на первой странице: «La 1-an de Junio, 1991».

— Ой, да это же его дневник! На эсперанто!

— В моих расследованиях с 1982 года уже третий раз сталкиваюсь с дневником. Первый вела изнасилованная школьница, второй — сумасшедший дядя.

— Другие люди тоже летописи своих жизней ведут, чуть не половина писателей вела дневники. Почерк, конечно, у него не каллиграфический...

— Читать будешь только последние месяца три, больше не нужно. Неизвестно еще, какого характера дневник. Может, там одни философские размышлизмы без конкретики. Да ладно, не напрягай ты глаза сейчас.

Иза пообещала завтра же с утра пойти в городскую центральную библиотеку за учебником и словарем эсперанто.

Выехав за Штефан Водэ агентство «Регион» снова переоделось. Валерий рассказал Изе, какие у них могут быть неприятности, если машину по-настоящему обыщут и найдут жучки и фотографии партнера Георгеску. Если начнут досматривать, то Деметер прежде всего покажет свой чемодан с набором флуеров и наев, начнет на каком-то из инструментов играть.

— Если и после этого не отвлекутся от намерения детально обыскать, кричи в голос, маши своими журналистскими ксивами, пугай.

— Не беспокойся, устрою такой хай, что будут рады отвязаться.

Хай устраивать не пришлось: дорожную полицию интересовало только быстрое получение умеренной величины мзды. На въезде в Каушаны пришлось отдать гаишнику эквивалент доллара США, на въезде в Кишинев — два. Досматривать машину никто не пытался.

— Валера, а тебе не надоела эта страна? Поборы на дорогах, как в средневековье. Нищета, упадок всего. Улицы темные. Болезни, о которых в СССР все уже забыли, — туберкулез, педикулез.

Сумасшедшая Лари, с памятником обвенчанная. Рошка этот, десятки тысяч злобных людей на его митингах.

Подростки-мальчишки толпами вымирают от наркотиков.

Кинотеатры закрылись, вместо них — «видеосалоны» с грязной порнухой. Девчушки идут в проститутки, рабынями...

Валерий не отвечал, вспомнил митинги 1989 года. Его тогда вместе с сослуживцами из других отделов посылали в столицу, на усиление тамошней милиции, хотя работников угрозыска для таких дел раньше никогда не использовали. Начальник Деметера по этому поводу ругался с вышестоящим.

— Митинги эти дикие были только в Кишиневе, это не вся страна. После проигранной войны все успокоятся с нацвозрождением. Все остальное — просто пещерный капитализм, переходная эпоха. Должно пройти время. Все уладится.

— Ничего не уладится! Или уладится как в сказке — через тридцать лет и три года. Отсюда надо уезжать!

Деметер разозлился:

— Уезжай, как запланировала. У тебя есть запасная страна. А у меня нет.

— Если у умного человека чего-то нет, то он может это себе приобрести.

— Типично еврейское рассуждение! — неприязненно сказал детектив.

Иза помолчала. Потом сказала:

— Ладно, Лиор, зачем нам ещё ругаться из-за политики. Давай о другом. Расскажи мне, например, анекдот, я тебе свой рассказала.

Обо мне расскажи.

— Скачет ковбой по прерии, за ним — индейцы. Ковбой думает: «Всё, конец: догонят — убьют». Внутренний голос ему говорит: «Нет, что ты, это еще никакой не конец! Застрели вождя!». Ковбой выхватывает кольт — бах, бах — вождь убит. Внутренний голос говорит: «А вот теперь — конец: догонят — убьют».

Иза рассмеялась.

— Валер, а у тебя есть внутренний голос?

— Иногда прорезывается. Но не как у того ковбоя: глупых советов не даёт. А у тебя есть?

— Ой вэй, у бедной еврейской девушки запасная страна есть, а персонального внутреннего голоса нет.

— Если у умного человека чего-то нет, то он может это себе приобрести.

— Уел!

На въезде в родной город гаишник тоже остановил, но оказался знакомым, ничего не взял.

Отвезя Изу домой, Валерий позвонил от нее фотографу. Тот, узнав, что нужно срочно, пришел в ателье, предложил там подождать, начал проявлять пленку. Валерий смотрел на фотографии на стенах: армейские фото Александра. Деметер помнил, как Сашу, который был его года на три младше, провожали в армию: жил он в соседнем дворе, а его мать маму Валерия хорошо знала.

Проводы в «СА» в советское время были праздником, на который все соседи приходили. Валерий тогда уже отслужил, начал учиться в Горьком и приехал на каникулы.

Захмелевший бесшабашный Саша пел не очень приличную частушку:

Меня в армию берут,

И, наверно, в Азию.

Может, я в последний раз

На тебя залазию.

Взяли его после учебки именно в Азию, в Афганистан, где только что началось. Вернулся с ранением, от которого мужчины сходят с ума. Типичное увечье от противопехотной мины: нога и гениталии. Но, как другие, не спился, не отрущобился, не впал в отчаяние от слов чиновников «я вас в Афганистан не посылал». Держался за других «афганцев», у них — братство. Фотосалон вот открыл.

Дома на автоответчике было сообщение от Григория: в моргах Богдана Лозы нет, среди неизвестных трупов молодых бородачей нет, по всем полицейским участкам информации о Лозе тоже не нашлось. На территории, по которой проходил путь предпринимателя домой, в День независимости никаких инцидентов не фиксировалось. По больницам, аэропорту и железной дороге Григорий обещал доложить к вечеру воскресенья.

Валерий позвонил домой Изе, попросил передать Гришину информацию матери Лозы, если уж договорились.

Ещё Деметер позвонил Георгеску. Время шло к полуночи, но быть деликатным с этим аферистом, знакомым ему еще по работе в милиции, Валерий не хотел. Договорились встретиться завтра в офисе агентства для передачи результатов расследования. Георгеску говорил нетрезвым голосом, требовал немедленно продиктовать ему адрес бежавшего компаньона, но Валерий, который от Георгеску не получил аванса, решительно отказался.

— Ты, неужели, Валер, думаешь, что ты мне сейчас адрес скажешь, а я тебе бабло не отдам?

Детектив так не думал. Если бы Георгеску или любой другой его клиент отказался отдать ему деньги за выполненный заказ, то Валерий поступил бы точно так же, как большинство бизнесменов города — обратился бы к «крыше». Но задержать выплату Георгеску мог, и мог попытаться недоплатить. По таким, более мелким вопросам к «крышам» обращаться было не принято.