30 августа 1992, воскресенье

Утром Валерий позвонил в частное охранное предприятие «Безопасность», оно же — организованная преступная группировка, известная в городе под названием «Пижоны», возглавляемое Сергеем Баланом, он же Боцман.

Деметер знал домашний телефон Балана, но звонил всегда дежурному в контору, а тот уже передавал телефонограмму хозяину. Это несмотря на то, что Валерий и Балан играли в одном тарафе. Балан, как и Валерий, играл на флуерах, а най почему-то не освоил, не захотел. Как музыкант Балан был лучше Валерия, что последний сам с неудовольствием признавал, утешая себя тем, что Балан старше.

На большинстве концертов были моменты, когда, при сольной игре флуеристов по очереди, Валерий устраивал с Баланом соревнование: выдавал на флуере пассажи, к которым долго готовился дома. Балан большую их часть легко, сходу повторял и нередко превосходил.

Однако думать, что в городе, где жил Валерий, бандиты были особенные, не стоит: Боцман был такой один, и в истории преступности города подобных больше не появилось. Глава второй ведущей рэкетирской группировки Александр Найнтшут, он же Шурик Кабан, не музицировал. Найнтшут возглавлял частное охранное предприятие под названием «Щит», а членов его группировки в городе называли «щитками» или «сионистами». Ни к какому политическому сионизму они отношения не имели, название появилось исключительно в связи с национальностью Найнтшута. Шурик Кабан и его люди это прозвище не любили.

— Всё заказанное готово, передать смогу в любое время. Подпись: Деметер. Передал: Деметер.

Балан сам позвонил ему минут через двадцать. И пригласил к себе домой на ужин — завтра вечером, после концерта, который их тараф даст в рамках «Дня нашего румынского языка».

— Надо нам поговорить, Валерий. Есть новости и предложение к Вам.

Валерий подумал, что, видимо, речь о чем-то серьезном. К себе в усадьбу Балан пригашал Деметера в первый раз.

Балану в этом году исполнялось 50 лет, Найнтшут был лет на 12 моложе. Кличка «Боцман» появилась, наверное, потому, что Балан служил срочную службу на флоте и был плотным, крепким мужчиной с лысиной — напоминал боцмана из какого-то фильма о моряках. Он окончил техникум и работал мастером на одном из заводов города.

В отличие от Шурика Кабана, который в жизни ни одного дня не провел за решеткой, у Балана была судимость, но, как в милиции выражались, «человеческая»: статья 91 Уголовного кодекса Молдавской ССР — «Убийство при превышении пределов необходимой обороны». В 1981 году он, вполне солидный 39-летний дядька, шел вечером по улице вместе с женой, беременной вторым ребенком. К паре привязалась хулиганская компания, драку начали первыми — четверо на одного. Балан всех разбросал, но один из хулиганов ударился затылком об асфальт — летальный исход. Дали два года, не любила советская судебная система давать по этой статье меньше максимального срока. Выйдя, приличной работы Балан с судимостью найти не смог, занялся нелегальным предпринимательством (спекуляцией, как тогда говорили), в 1987 легализировался, а в следующем году занялся рэкетирским бизнесом.

«Пижонами» людей Боцмана называли потому, что они, по его требованию, всегда посещали клиентов и ходили на «стрелки» в костюмах с галстуками. Кроме имиджа, тут был и утилитарный момент: под пиджаком пряталась кобура с «волыной» и телескопическая дубинка на поясе.

Одна наивная мама с гордостью говорила о своем сыне — члене группировки Балана: «Какой у меня сынок теперь солидный, в костюмчике и при галстуке всегда ходит».

Некоторые городские бизнесмены поначалу наивно полагали, вследствие внешнего вида «пижонов» и их вежливости, что к просьбам и предложениям Балана можно относиться пренебрежительно. Это мнение они очень быстро сменили на противоположное. Последний случай сопротивления был давно, году в девяностом. Боцман тогда просто прислал в подарок бизнесмену инвалидное кресло в подарочной упаковке с ленточками. Тот понял.

У Деметера с Баланом были своеобразные отношения. Познакомились они давно как музыканты-любители. Не так уж много в городе публично практикующих флуеристов-непрофессионалов. Музыканты общались, а судимость — ну так что же, не в розыске же он.

Узнал о занятиях Балана Валерий в начале 1988 года. В милицию явились двое местных преступников из самой низовой категории и, к удивлению капитана Деметера, заявили, что пришли они с повинной насчет пьяного ограбления магазина и сопровождавшего ограбление тупого погрома. Не веривший в чудеса капитан на «раскаявшихся» надавил и выяснил, почему на самом деле пришли. Оказалось, что магазин был «под Боцманом», его люди грабителей нашли, хорошо побили и приказали компенсировать ущерб.

Хулиганам компенсировать было нечем: были они голы как соколы, без машин и квартир. Боцман поставил их перед выбором: либо его люди делают их инвалидами-колясочниками, либо они сами идут «сдаваться в ментовку». Деметер понял, что сделал это Балан, раскручивающий свой рэкетирский бизнес, не из благородства, а в рамках своих public relations: чтобы среди предпринимателей информация разошлась, и чтобы криминальная мелочь всё поняла.

Валерий не знал, что делать в отношениях с Боцманом, и решил не делать ничего. Сказать ему, что ли: ты преступник, я тобой больше не дружусь, в одном тарафе играть с тобой не буду? Тем более, что Боцман никаких попыток использовать своё знакомство с человеком из милиции не делал. Он, впрочем, весьма скоро завел «бизнес-контакт» с тем, у кого погоны были покрасивей, чем у Валерия.

В 1990 году Деметер спас Боцману жизнь. В городе появилась приезжая группировка кавказцев, решившая в нем не просто утвердиться, а прибрать к рукам весь рэкетирский бизнес.

Деметер считал, что если уж появилась организованная преступность, которую вывести невозможно, то пусть она будет местной, «своей». То есть, по крайней мере, понятной, в отличие от пришлых кавказцев с чуждым менталитетом. Так сложилось, что кроме Деметера никто из офицеров информации о готовящемся нападении на Боцмана не имел. Валерий без согласования с начальством предупредил Балана о том, что кавказцы собираются совершить нападение на его дом. Новый-то друг Боцмана в полиции мог быть и не против его смерти — этого большого человека обхаживали и кавказцы, и «щитки».

Балан семью эвакуировал и подготовил встречу. Трупы кавказцев «пижоны» отвезли в багажниках машин за город и сбросили в Реут. Балан потом позвонил Валерию домой, сказал: «Спасибо, Валерий, я Ваш должник, не забуду». Они всегда называли друг друга на «вы», впрочем, Балан всех так называл.

Когда Деметер уволился из полиции, Балан сразу предложил ему работу — Валерий отказался. Но «крышей» агентства «Регион» – а без «крыши» нельзя, с руководством инспектората отношения плохие – стала именно организация Балана. Валерий спокойно оставлял на ночь машину около своей конторы и не снабдил офис дорогой сигнализацией. Дань бандит с него не брал.

Водя знакомство с Баланом, Деметер утешал себя тем, что Боцман всё-таки не какой-то вульгарный душегуб, а просто продукт эпохи, притом имеющий свою мораль.

Убивал Боцман только тех, кто покушался на его жизнь и на жизнь его людей. Не крышевал наркоторговцев, тогда как Шурик Кабан это делал. Клиентов никогда не унижал. Более того, отчасти и в самом деле выполнял функции охранного предприятия: если крышуемого бизнесмена грабили, то находил грабителей и наказывал. Для поиска таких грабителей Балан дважды нанимал Деметера. Впрочем, вскоре фирмы, у которых на дверях была наклейка «Охрана объекта осуществляется предприятием «Безопасность», грабить перестали.

Ряды своих «быков» Боцман чистил: если появлялся какой-то беспредельщик — наказывал и изгонял. Наркотики никто из «пижонов» не употреблял, да и пили они мало – ну, во всяком случае, не как «щитки». Своим людям Боцман платил больше, чем Шурик своим. Соответственно, и личный состав «пижонов» отличался в лучшую сторону от контингента «сионистов». Еще важной чертой деятельности Балана было то, что он занимался и легальным предпринимательством, чего Шурик не делал. Каким-то бизнесменам Боцман и кредиты под небольшой процент давал в трудную минуту. К тому же занимался благотворительностью и жертвовал солидные суммы отделениям музыкальных школ, готовивших флуеристов.

В общем, как когда-то иронично выразилась Иза, Боцман был «полублагородным разбойником».

 

Ближе к полудню Деметер позвонил домой Светлане Лозе, сообщил, что в полицейских участках и моргах ее мужа нет, рассказал о разговоре с родителями и о фотографии. Лоза захотела фотографию увидеть немедленно.

В агентство женщина приехала на такси и выхватила фото из рук детектива.

— Девчонки все для него слишком сопливые, эта — старая, эта прыщавая с лошадиной мордой — не в его вкусе... Вот, это она, — супруга пропавшего показала на женщину, которую отметила мать Лозы. — Он и стоит с ней рядом. Ищите ее!

Валерий дал клиентке приставку к телефону для автоматического определения номера, сказал, что если муж позвонит, чтобы записала номер и сразу сообщила ему.

В офис пришла Иза с большой сумкой.

— Библиотека сегодня не работает, там только выставка к празднику, но я там всех знаю и всё взяла.

Показала взятый в библиотеке учебник эсперанто, зелёный, с изображением земного шара на обложке, и два словаря — эсперанто-русский и русско-эсперантский. Еще взяла брошюрку «Фразеология эсперанто», изданную недавно местным эсперанто-клубом, и книгу на эсперанто для начинающих: Cezaro Rosetti «Kredu min, Sinjorino!».

— Переводится как «Верьте мне, госпожа!», я в троллейбусе учебник полистала, уже не на нуле.

 

К назначенному часу явился Георгеску. Расплатившись и получив конверт с материалами, он сперва начал смотреть фотографии.

— Усы отпустил, падла! Пиво, гад, хлебает на мои бабки!

Узнав, что компаньон в Тирасполе, Георгеску прямо-таки взвыл:

— Как же я его там достану, у сепаратистов этих долбаных?!

Валерий сказал, что попасть в Тирасполь из Молдовы можно беспрепятственно уже сейчас. Информировал, что беглый партнер устанавливает связи с тираспольским преступным миром, предложил собрать дополнительную информацию — за деньги, естественно.

— Не информация мне нужна теперь, Валер, не понимаешь, что ли? Плесни мне за счет заведения.

Выпив стругураша, предложил детективу съездить в Тирасполь и заставить беглого компаньона вернуть украденное.

— Если ты в Тирасполе его нашел, значит, ты там с кем-то вась-вась, имеешь возможности.

— Нет, Владимир, это не ко мне. Я сыщик, миссия у меня другая.

Георгеску икнул.

— А чего это такое — миссия?

— Это как в тарафе и в любом другом оркестре. Один на флуере играет, другой на скрипке, третий на цимбалах, четвертый в бубен стучит. Кто на что учился. На чужом инструменте играть не надо.

Георгеску пьяно взглянул на детектива.

— Я тебя, Валеран, понимаю: ты — философ. Я тоже философ. И я тебе говорю: сейчас философия другая стала. В Советском Союзе на дудке играл, а сейчас в бубен стучи, если настоящий мужик. И всем, кто недоволен, — бей в бубен. А можно вообще не бубен, а барабан взять и хреначить. Потому что сейчас — свобода.

Вот его партнер и захреначил в барабан.

Валерий спросил клиента, знает ли он Богдана Лозу.

— Я в этом городишке каждую собаку знаю!

Георгеску рассказал, что хозяин «Лучафэрула» как-то купил у него автомобиль-фургон с пробегом.

— А что он за человек?

— Вредный. Машину покупать пришел с мужиком-автомехаником, час ее зырили и мацали как бабу. Но он, Валер, не еврей, это точно.

Детектив, ради слушающей Изы, поинтересовался, почему.

— Так ведь имя — Богдан! Богдан же Хмельницкий был! Евреи имя Богдан детям никогда не дают, как и Адольф.

Валерий, поняв, что Георгеску не уйдет, пока не кончится стругураш, усиленно ему подливал.

— Я, Валер, ведь тебе уже сказал: сейчас пришла новая жизнь. Вот по телеку один мужик правильно объяснял: наступило, говорит, время истины. Открылась вся правда — и про Сталина, и про ГУЛАГ, и про пакт Молотова с Риббентропом. Так и про евреев тоже пришло время правду узнать. Вот ты знаешь, к примеру, что такое «Протоколы сионских мудрецов»?

— Знаю. В школе милиции на научном коммунизме рассказывали: фальшивка.

Георгеску расхохотался.

— Валерик, так что другое тебе научный коммунист ещё мог рассказать-то? Маркс, главный комуняс, не знаешь, что ли, кто был? А Ленин?

— Разве и Ленин еврей?

— Кто еврей — это считается у них самих по материнской линии. Вот сейчас многие хитрые хотят в Израиль уехать. Кто-то говорит: я мол, еврей, только в советское время родители в гои меня записали, и сами гоями записаны. А в Израиле им говорят: все понятно, но тогда вынь да положь доказательство, что бабуся твоя — еврейка. Если еврейка — берем. А у Ленина не бабушка доказанная, а мать. Девичья фамилия его мамаши — Бланк. И историки нашли, что его прадед был самый настоящий еврей Мойша Бланк из Житомира и женат на еврейке. Выкрест, правда, но какая разница? Жид крещеный что вор прощёный.

Валерий вылил в стопку Георгеску остатки стругураша.

Бизнесмен снова начал разговор о том, чтобы Деметер помог ему выбить деньги из скрывшегося в Приднестровье партнера. Детектив разговор этот решительно пресёк.

— Вот ты, Валеран, меня разочаровываешь, — слово это Георгеску по причине выпитого стругураша выговорил с трудом. — И не уважаешь. И обижаешь. Обижаешь, Валеран!

Георгеску внезапно распахнул рубашку: на груди у него висел золотой крест ненормально большого размера.

— Я — верующий, крещеный! Христос велел обиды забывать всегда. Но я не святой. Повторяю: обижаешь!

На обиженных хрен кладут. И что, он тебе угрожать, что ли, пытается?

— Какие обиды, Владимир? Говорю же: не моя специальность. Я сыскарь, а не «решала». К тому же, у твоего партнера дела с тираспольским криминалитетом.

— Попроси тех тираспольских, которые его нашли.

Валерий соврал, что это тоже частные сыщики, и сказал, что они тоже выбиванием частных долгов не занимаются.

— Валер, херню ты порешь. Все сейчас всем занимаются! У меня же кроме тебя обратиться не к кому. Подставляешь ты меня, Валера.

Деметер посоветовал Георгеску подыскать для его дела «какую-нибудь охранную фирму» (слово ОПГ не произнёс).

— Какую?

— Например, которая тебя «крышует», разве не логично? У тебя ведь «Щит»? Они много за что берутся.

Георгеску угрюмо посмотрел на Деметера, выругался матом.

— Всё ты знаешь. Да, Кабану отстегиваю. Но если эти жиды за дело на выезде возьмутся, они запросят конскую цену. И облапошат.

Валерий что-то отвечал, вежливо выпроваживая Георгеску.

— А вот твоя секретутка, Валер. Она случайно не еврейка? Я ведь их чувствую...

— Нет, что ты, она гагаузка.

— Гагаузки не такие.

— Отец — немец.

После ухода клиента вошла улыбающаяся Иза.

— Гагауз-немецкий шолом алейхем, Лиор!

— Ты же сама захотела послушать.

— Да, чтобы укрепиться в моей этнической идентичности. Знаешь, что такое идентичность?

Деметер хмыкнул:

— Еще бы. Сколько раз в рапортах писал: «идентификация преступника», «идентификация трупа». Только вот с моей собственной идентификацией ничего не понятно, в отличие от вас с Гришкой. Ты — убеждённая еврейка. Казаков при каждом удобном случае орёт, что он русский, и что тех, кому это не нравится, он в гробу видел. А я-то кто? Отец — цыган, причем корнями из нездешних цыган. Мать — русская. Хотя на самом деле тоже не совсем русская — из обрусевшей мордвы. Спорили, кем записывать меня, не договорились — записали в качестве компромисса молдаванином. Родной язык — русский, в школу русскую ходил, но и молдавский — тоже родной. Откуда я, кто я, куда я иду?

Иза встала, посмотрела на детектива сверху вниз.

Она всегда встаёт, когда хочет сказать что-то для нее важное. А если в такой момент сидит на своём кресле в приемной, то поворачивается на нем вправо-влево.

— Я читала одну статью, о теориях этноса, ну то есть национальности. Главных теорий две. Первая — примордиализм.

— От слова «морда»?

— Валер, ты себя неровно ведешь, не стильно. Только что показал, что знаешь творчество Гогена, и вдруг — шуточка в милицейском духе. Впрочем, может быть, в чьих-то глазах это выглядит оригинальным и даже привлекательным.

Иза лукаво улыбнулась:

— В чьих-то прекрасных бархатисто-шоколадных глазах.

У нее соски как вторая пара глаз. Выделяются под блузой. А без лифчика, наверное, выглядят как вишни. — Прекрати свою эротику. Она моя коллега, как сестра мне.

— Ты от скромности не умрешь.

— А у твоей бывшей — невыразительные голубоватые гляделки. Как пуговицы на моем домашнем халатике, в котором в туалет хожу.

— Давай лучше про твой примордиализм.

— Это от слова primordial — прирожденный. Примордиалисты считают, что национальности отличаются друг от друга примерно как породы собак. Родился спаниелем — и умрешь спаниелем. А если тебя подстригут под бульдога — все равно ты спаниель, только неправильный.

Вторая теория — конструктивизм. Национальности отличаются как, например, сообщества любителей разных музыкальных жанров. Клуб человек выбирает более-менее сознательно и может по желанию сменить: был у джазистов, перешел к рокерам. Был русским — стал молдаванином, был молдаванином — стал евреем. Можно одновременно и в двух клубах...

— А можно вообще в такие меломаны не записываться? Не хочу, мол, вашей музыки совсем. В графе «национальность» — прочерк.

— На необитаемом острове — можно. Или в эсперантисты запишись. Если они за всемирный нейтральный язык, в их среде наверняка ходят какие-нибудь идеи об анационализме. Ладно, выходи в приемную через пятнадцать минут — обедать.

В приемной стол был накрыт настоящей матерчатой скатертью, стояли столовые приборы, как в ресторане. Пищу Иза приготовила дома и принесла на работу в термосах.

Валерию понравился необычный суп с чем-то вроде пельменей, только из манки.

Иза объяснила, что это марак-кубэ, ближневосточный суп.

— Какая ты хорошая хозяйка. Выйдешь замуж, осчастливишь какого-нибудь еврея.

— Почему именно еврея? Осчастливлю и другого.

— У тебя же идентичность.

— И что? Дети мои все равно будут евреями. А мужа уж можно...

— Гоя.

Иза надулась.

— У русских тоже есть неуважительные словечки для людей других национальностей, например, «нерусь». Но все ли слова надо произносить?

— Да. У цыган тоже есть словечко для нецыган — «гадже». Разок меня так назвали.