6 сентября 1992, воскресенье

В десять утра Деметер позвонил Алине Гросу, секретарше фирмы «Лучафэрул».

— ...я частный детектив, расследую по заданию охранного предприятия «Безопасность» дело об исчезновении хозяина вашей фирмы...

Секретарша была женщиной умной, что такое предприятие «Безопасность», знала. Голос у нее был испуганным. Не возражала, когда Валерий сказал, что встретиться хотел бы с ней уже часа через два. Не желая совсем уж запугивать Алину, детектив предложил место разговора по ее выбору: в агентстве или «где-нибудь в кафе, по Вашему выбору». Алина поспешно выбрала кафе La Placintă. Валерий спросил, не будет ли она возражать, если он придет вместе со своей секретаршей. Женщина не возражала.

Алине Юрьевне было около пятидесяти лет. Деметера это несколько удивило: «новые русские» и «новые молдаване» заводят обычно молодых секретарш. Но Богдан Лоза, видимо, предпочитал деловые качества внешним эффектам.

Увидев Изу, Гросу, как Валерий и рассчитывал, несколько успокоилась. Заказали плачинды — плоские пироги с начинкой, давшие кафе название.

Иза сказала:

— Ну вот, опять срыв моей диеты.

— Алина Юрьевна, на каком языке будем вести беседу? — спросил Валерий.

— А у вас какой язык родной?

— У нас обоих — оба.

— Как и у меня. Давайте на русском. Только по-молдавски — без отчеств.

Валерий начал было говорить без упоминания любовницы Лозы и того, что его нанимала жена Лозы, но Иза его прервала:

— Валерий, расскажи Алине всё. Бессмысленно скрывать такую информацию от секретаря руководителя.

Да, пожалуй, это — хороший прием для расположения к себе допрашиваемого.

— Алина, разумеется, без передачи другим вашим сотрудникам...

Гросу, выслушав рассказ детектива, раздумчиво покивала головой:

— Конечно, не в связи с женщиной, а только в связи с бизнесом сейчас может бесследно пропасть предприниматель. Счастлив с супругой Богдан не был, о девушке я догадывалась, конечно. Зовут ее Белла или Белинда?

Валерий удивился:

— Нет. Вероника.

— Странно. Несколько раз до меня донеслись обрывки телефонных разговоров (совершенно случайно, конечно), он говорил: «Пока, Бел», «Ко мне люди сейчас придут, Бел»...

Вмешалась Иза.

— Алина, «Бел» — это Вероника, это точно.

Гросу улыбнулась.

— Понятно. Интимное прозвище какое-то, наверное?

Валерий строго сказал:

— Уважаемые дамы, мы ведь ведём разговор по поводу трагического вопроса.

Гросу перестала улыбаться. Произнесла уже хорошо знакомую Валерию фразу, что Богдан Лоза — «хороший человек», она его знает со времени совместной работы на заводе имени Ленина и хочет, чтобы он был найден.

— Что он готовил какую-то важную сделку — на это очень похоже. Только Богдан Кимович на этот раз делал все в одиночку, никого в фирме не вводил в курс дела.

Гросу подчеркнула, что она в «Лучафэруле» — больше, чем обычная секретарша, «меня правильней назвать менеджером или диспетчером», и отдавать деньги «представителям фирмы, которая Вас наняла, Богдан Кимович мне доверил». Алина очень многое знала о деятельности «Лучафэрула», но данное дело Лоза держал в строгом секрете от всех. Она однажды его спросила, но хозяин ее сурово оборвал.

Секретарша, однако, догадалась, что речь идет о переправке какого-то груза в Румынию — а, собственно, что еще другое быть могло? За связи с румынами всегда отвечал и вел переговоры с ними бухгалтер фирмы, на нем были и все таможенно-пограничные дела, и железная дорога. Но в середине августа Лоза отправил его в отпуск, хотя бухгалтер планировал взять его позже, во второй половине сентября. Он даже обиделся по этому поводу на хозяина.

Сразу после ухода бухгалтера в отпуск, владелец «Лучафэрула» несколько раз ездил в командировки. Говорил, что в Кишинев. В том же августе Лоза необычно много говорил по телефону с заграницей — это видно по счетам из телефонной компании. При этом Лоза заботился о том, чтобы никто его разговоры не слушал. Из «совершенно случайно услышанных» обрывков разговоров Гросу удалось понять только, что речь идет о переправке неизвестного груза не по железной дороге, а другим транспортом, может быть, даже и самолётом — это для грузов «Лучафэрула» вообще было необычно.

Ясно было также, что хозяин долго торговался по поводу цены, а также что речь шла об открытии в Румынии или в другой стране банковского счета для Лозы без его физического присутствия при этом.

— И бывало, что он говорил по телефону не на румынском, и не на русском, а, знаете, есть такой язык — эсперанто...

По поводу исчезновения Лозы Гросу ничего интересного не добавила: сказал ей, что уходит, вышел — и пропал.

Гросу охарактеризовала всех представителей руководства «Лучафэрула» и сообщила об актуальной ситуации в фирме.

Руководство предприятия состояло из пяти человек: кроме директора, это был бухгалтер, начальник отдела пунктов приема металлолома, начальник цеха обработки металлолома, начальник транспортного отдела. Светлана Лоза, имевшая должность директора по развитию, в дела почти не вникала, любила только представительские функции.

— В кабинет свой придет, сидит там вроде долго, а на самом деле журналы женские читает да с подругами болтает по телефону.

Но в мае в фирме появилась еще одна должность: заместитель директора.

— Понимаете, вообще-то эта должность в фирме лишняя: функцию заместителя выполняет бухгалтер. Но настояла на введении этой должности Светлана, и заставила Богдана Кимовича на эту должность взять некоего Кравца. Кравец — какой-то ее то ли дальний родственник, то ли родственник ее подруги. Светлана Викторовна хотела, чтобы он для нее за Богданом приглядывал. Вот именно в плане женщин. И заодно за всеми остальными.

Ситуация Алине Гросу, бухгалтеру и всем трем начальникам подразделений не нравилась. Связано это было, в том числе, и с личными качествами заместителя. Хотя Богдан Лоза, уступив по каким-то семейным причинам супруге, реально своим замом Кравца не сделал. И зарплату назначил для такой должности невысокую, и руководить не давал, и, честно говоря, просто унижал. После приема на работу отправил Кравца на два месяца учиться в Кишинев на очные курсы по бухгалтерии и менеджменту. Когда Кравец вернулся, Лоза и бухгалтер устроили ему придирчивый экзамен, который он не сдал («он и вправду не очень умный»). На совещании Лоза объявил Кравцу выговор за недобросовестную учебу и понизил зарплату.

Называл он Кравца всегда «Юрик», в то время как всех других — по имени и отчеству. Однажды Кравец потребовал его Юриком не называть — Лоза стал называть его Юрасиком. Заставил Кравца помогать начальнику отдела приемных пунктов, ездить по ним, следить за приемщиками, чтобы не работали налево. Все шло к тому, что Кравец сам захочет уволиться, но тут пропал хозяин. И Кравец стал реально выполнять его обязанности, собирать совещания и вести себя как начальник.

— Мы все надеемся, что это ненадолго: вернется из Турции Юлий Петрович, поговорит со Светланой и все это прекратит. Но пока...

Предположение о причастности обижаемого Богданом Кравца к исчезновению хозяина «Лучафэрула» секретарша отвергла:

— Нет. Понимаете, мелок он для такого злодейства. Хорёк, а не волк. Хотя я не знаю, сейчас такое время...

Гросу сообщила сыщикам информацию, которая была важна для Боцмана: Кравец удалил с двери офиса наклейку «охраняется предприятием «Безопасность». И велел секретарше, когда пятнадцатого сентября, в день выплаты очередной суммы «Безопасности» за «охрану», оттуда позвонят, срочно переадресовать звонивших к нему.

Гросу посоветовала для разговора с сотрудниками прийти в понедельник, когда будет проходить еженедельная оперативка. И согласилась показать офис «Лучафэрула» Валерию и Изе, для чего они заехали к ней домой за ключами.

Помещение офиса было большим, с семью кабинетами и еще комнатой для переговоров: «Для нас площадь, может быть, и великовата, но вы же понимаете: престиж фирмы». В холле висела большая, во всю стену, пластиковая таблица Менделеева (дизайн интерьера, конечно, — зачем им в эту таблицу смотреть), в рамочках — различные лицензии и благодарности за благотворительность. Гросу сказала, что обычно в офисе находится только она, бухгалтер и хозяин, остальные — чаще всего «на объектах».

Секретарша провела агентство «Регион» в кабинет Лозы, сказала, что после его исчезновения в кабинете ничего не трогали, только пыль протирали.

— Я понимаю, Вы думаете, что он, например, в столе что-то оставил и это даст вам информацию о деле, которым занимался. Но вы ничего такого не найдете. Богдан Кимович, уж если что скрыть задумал…

Секретарша рассказывала, что «есть большая разница между тем, что о Богдане Кимовиче думают посторонние, и тем, кто он есть на самом деле».

— Кажется он этаким беззаботным человеком. Но на самом деле он ничего не забывает и всё в фирме держит под контролем. У нас куда строже, чем на советском предприятии. Вот, например, у него есть специальный портфель, где дубликаты ключей от всех до одного пунктов приема металлолома, от каждого кабинета, от каждого нашего автомобиля...

Детектив и Иза тщательно осмотрели кабинет владельца фирмы. Алина Гросу была права: ничего, что могло бы навести на мысль об операции, не было. Никаких документов в кабинете не находилось вообще. На перекидном календаре, стоявшем на столе, все листы — без пометок.

На полке стояла техническая литература, различные справочники.

В ящиках стола — только канцтовары и рекламные проспекты. Лежали, впрочем, два словаря: русско-эсперантский и эсперанто-русский. Их Валерий уже видел у Изы.

В эсперанто-русском словаре Бокарёва была закладка (единственная в книге) — листок из настольного перекидного календаря между страницами 96 и 97. На полях обеих страниц никаких пометок не было. Надо будет Изе просмотреть, какие слова на этом развороте словаря. Если он свои переговоры об операции вел на эсперанто, может быть, наличие какого-то слова станет подсказкой. Хотя вряд ли.

В мусорной корзине, почти пустой, валялись только рекламные письма и проспекты. Но дотошный детектив нашел в корзине нетщательно разорванный на четыре части финансовый документ. Валерий сложил клочки: счет из городской библиотеки на оказание платных информационно-библиотечных услуг: подбор литературы на всех языках по указанной заказчиком теме и ксерокопирование. «Сумма эквивалентная 38 (тридцати восьми) долларам США по курсу на момент окончания работ». Иза сказала, что в понедельник свяжется со знакомыми в библиотеке и выяснит тему заказа. Сумма необычно большая, забыть они этот заказ не могли.

Когда Деметер и Иза уходили из офиса «Лучафэрула», Алина Гросу попросила Валерия «сделать как-нибудь так, чтобы Кравец от нас уволился».

— Постараюсь, — пообещал Валерий.

Деметер спросил Изу, что она думает об итогах встречи с секретаршей – она считала, что пропажа Лозы связана с Кравцом. Валерий так не думал: слишком уж просто. Он позвонил Боцману, рассказал о содранной наклейке и прочем, попросил для завтрашнего допроса «ассистентов»: лучафэруловцев надо бы припугнуть.

— Лучших пришлю. — пообещал Боцман.

 

Вечером на встречу с Манделем Иза тоже явилась: приготовить стол для встречи. И, разумеется, из любопытства. Пока готовились, снова позвонил надоевший Георгеску. Деметер говорил с ним жестко, решив, что бизнесмен из тех людей, которые, если с ними вежливо разговаривают, принимают это за податливость собеседника:

— Владимир, я ведь не баба. Если я сказал «нет», это значит именно «нет».

Слушавшая разговор Иза закрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться.

—…Не знаю я, что тебе делать… Не хочешь сам обращаться ни к Балану, ни к Кабану, в полицию обратись. Там люди бескорыстные и душевные.

Георгеску выругался матом и швырнул трубку.

Леня Мандель был невысоким толстогубым крепышом. Как и многие мужчины невысокого роста, в качестве компенсации этого обстоятельства занимался силовым спортом, в данном случае — вольной борьбой.

Насколько знал Валерий, правой рукой Шурика Кабана Лёню назвать было нельзя. Но левой — можно. Мандель был с охраной: два человека остались сидеть в машине, припаркованной у агентства. Охрана Леньке была не нужна: с «пижонами» у «сионистов» сейчас мир, а городская криминальная мелочь о том, чтобы ему причинить вред, и думать не смела. Приехал с охраной для того, чтобы впечатление произвести, в ущерб секретности.

— Здорово, Цыган! Шолом, Изочка. Как живёте-можете?

— Живем хорошо, можем плохо.

Мандель расхохотался, обнялись с Валерием.

— Иза, вот жратвы пакет и коньяк «Комус», мадэ ин Франсэ. Ударно поработал — культурно отдохни! Ты нам приготовь всё, ну там, рюмашки, тарелочки-фигелочки. И вместе с нами вмажь, а потом мы с твоим шефом наедине перетрём.

Мандель внимательно прочитал списки, которые Валерий сам отпечатал на машинке «Роботрон».

— Среди тех, кто под нас идти не хочет, основной, понятно, Фока, он всех других и окучил. Ну ничего, не таким рога обламывали. Не тянет он на самостоятельного пахана: хоть отмороженный, а глупый. Боцман об этом не знает, а мы в курсе: Фока ведь герасимом ширяется.

Мандель положил списки в принесенный с собой портфель. Снова выпили.

— А помнишь, Цыган, как мы с фокиной компашкой махались? Он и там-то первым не был.

— Давно это было, Лёнь, в юности.

— Да уж, ёксель-моксель, в юности сопливой. Вот ведь как бывает: жили три кореша-хулигана, а потом из них кто в менты пошел, а кто и наоборот.

Выслушав историю об исчезновении Лозы, Мандель спросил, что Валерий об этом думает. Согласился:

— Да, похоже, что «гайдуки». Если бы не гастролеры, а местные, до нас бы слухи полюбасу дошли. Ну, чё, ищи, шерлохомец. «Лучафэрул» — это еще пока мазы не наши, а Боцмана.

Вот и Лёнька тебе указания даёт.

Мандель рассказал, что Боцман объявит о своем уходе из рэкетирских дел на торжествах по поводу собственного 50-летия в октябре. Шурик Кабан вручит ему банковский чек на «охренительную сумму» — вроде как подарок на юбилей, а на самом деле — отступные.

— Короче, Цыган, ты как бы без крыши остаешься. А можно у нас без «крыши» жить?

— Нельзя.

—Вот и выходит, что тебе надо с моим боссом задружиться. Я, конечно, за тебя Александру скажу, но сам понимаешь: надо чисто конкретно показать твое почтение, лично. Пока рано, но в октябре я тебе звякну: когда и как подойти, чего сказать, чего занести.

Внутренний голос Валерия выругался трехэтажным матом. Валерий был с ним полностью согласен.

После ухода Манделя Иза взволнованно спросила:

— Ты во что втравился?

— Незаметно включила интерком. Подслушивала…

Иза только махнула рукой.

— Раньше ты к бандитским внутренним вопросам был непричастен. А теперь ты, как они выражаются, «при делах».

Ох, да она же чуть не плачет. — Может, просто захмелела.

Иза грустно покачала головой.

— Но понимаю: конечно, Боцману ты отказать не мог. Ты от него зависишь.

— Разговор на эту тему портит нервную систему. И я сейчас, кроме всего прочего, пьян. Кстати, Лёнькин коньяк, который, конечно, не «Комус», а «Камю» называется! – в честь экзистенциалиста, что ли, назвали, про которого писали, что его КГБ убило?

Иза пропустила отвлекающую шутку мимо ушей. Неожиданно сказала:

— Валера, а вот ты бы не хотел уехать в Израиль вместе со мной? Просто потому, что туда тебе эмигрировать легче всего. Что тут тебя теперь держит? У агентства перспективы, сам понимаешь, какие. А личные твои привязки? Ты сирота. Дочь твою у тебя твоя бывшая отнимет. Где фолк твой играть — найдешь, там полно художественной самодеятельности всех народов.

Валерия кольнуло упоминание о дочери, но он решил его не комментировать.

— Я же не еврей.

— Там русскоязычных два миллиона. Среди них полно не евреев. А у тебя уже и имя есть готовое для Израиля.

— Кто меня туда возьмёт? И чем я там хлеб мой насущный буду зарабатывать? Или, думаешь, детективное агентство я там открою?

Иза улыбнулась, встала, смотрела на Деметера сверху вниз.

— Ты знаешь, что такое алгоритм?

— К стыду моему, не вполне. Вроде что-то типа интеграла и логарифма, — пошутил детектив.

— Алгоритм — это порядок действий для решения той или иной задачи. Ты сперва поставь задачу, а потом будешь разрабатывать алгоритм ее решения, — улыбнулась. — С моей помощью: я-то всё об Израиле знаю и об эмиграции туда. Шаг первый, шаг второй...

Валерий процитировал строчки из песни советского магнитофонного певца Кости Беляева:

— «Два шага налево, два шага направо, шаг вперед и два назад». Ты бы лучше за меня Шурику Кабану словечко замолвила на базе вашей с ним идентичности.

— Дурак!