В июле 1984 года я шел поисковым маршрутом по ручью Потерянный — притоку речки Бергеннях со студентом-практикантом Сергеем Бородиным из Воронежа. Верховья Потерянного выглядели мрачными из-за многочисленных следов недавних оползней — сорванного почвенного слоя, нагромождения грунта и переломанных лиственничных стволов в подножье склонов, «пьяного леса».
На водораздел ручья нам пришлось с трудом подниматься по крутому склону ледникового цирка, заваленному шаткими глыбами песчаников. Недалеко от вершины мое внимание привлекло скальное обнажение — отвесная стенка высотой примерно десять метров. Не знаю почему, возможно, из-за не отпускавшего целый день ощущения смутной тревоги, я велел студенту остаться в стороне от скалы, а сам подошел к ее подножью. И не успел достать компас из маршрутной сумки, как земля вдруг ушла из-под ног. Ничего не понимая, кувырком полетел по склону. Когда мое вращение прекратилось, я увидел зрелище, которое вряд ли когда-нибудь забуду: на глазах в скале снизу доверху зазмеились трещины. Это сопровождалось змеиным таки звуком — сухим шипением осыпающейся вдоль трещин крошки дробящихся пород. Инстинкт самосохранения значительно опередил осознание происходящего. Забыв про боль от ушибов при падении, вскочил на ноги и прыжками помчался вниз по склону. В это время шипение сменилось громким треском, — словно разламывалось одновременно множество древесных стволов. Что-то подсказало метнуться в сторону, и вовремя: земля снова вздрогнула, долина наполнилась грохотом, и громче всего загремело за моей спиной. Рядом пронеслись глыбы весом в добрую тонну, подскакивая, как теннисные мячики. Одна из глыб взмыла в воздух в двух шагах от меня. Как это иногда кажется в предельном напряжении сил, время вдруг замедлило свой ход. Словно в замедленной съемке, росчерк полета глыбы, смазывающий ее в стремительную бесформенную тень, превратился в плавную дугу. Я различил плитообразную форму, расслышал вибрирующее дребезжание камня, увидел отслаивающиеся на лету сланцевые пластины, плавно опадающие на землю. Длилось это, вероятно, одно мгновение. А затем время обрело прежнюю скорость, глыба вместе с другими обломками умчалась вниз.
Кажется, я еще прибавил ходу и снова упал, прыгнув на неустойчивую каменную плиту. Завалившись на бок, увидел еще несколько галопирующих скальных обломков, но основная масса глыб уже не прыгала, а ползла с разной скоростью, поднимая тучу пыли — завораживающее зрелище ожившего каменного потока в гудящей долине. Одна из плит толкнула в правое плечо и остановилась, другая наехала на приклад ружья и ободрала пальцы руки. И тоже остановилась.
Вскочив на ноги и с трудом выдернув из-под плиты ружье, я наконец оглянулся — скалы больше не было! На ее месте в небо поднималась бурая пыль — не хуже, чем в каньоне Маккены в знаменитом вестерне. Плиты еще двигались по склону, но уже не опасно.
Поднявшись к месту, где я стартовал в своем отчаянном забеге, увидел бледного, как мел, Серегу. Слегка заикаясь, он спросил, что это такое. Если бы я сам знал! Следующим вопросом напарника было — часто ли тут бывает такое. Будучи не намного старше этого студента, отходив по Индигирке всего два года, я лишь пожал плечами. Справедливости ради следует признать, что самообладание к студенту вернулось быстро — вечером он уже иронизировал по поводу моей прыгучести и скоростных качеств.
Мысль о том, что я имел редкую возможность прочувствовать результат сейсмического события, возможно, в его эпицентре, пришла в голову много позже, когда узнал, что эта часть Восточной Якутии на карте сейсмического прогноза оконтурена девятибалльной изосейстой. Безлюдность здешних гор, к счастью, сильно ограничивает число возможных очевидцев таких явлений, но свежие следы оползней, зияющих трещин и обвалов нередко бросаются в глаза опытным геологам.