Нелегалы

До 1965 года на золотом Севере существовал выгодный для государства и его граждан, знающих толк в россыпном золоте, порядок вольноприносительства — оплачиваемой сдачи драгметалла, намытого в свободное от основной работы время на уже отработанных месторождениях.

В сталинском Дальстрое золото, намытое между делом, обменивалось на стакан спирта, кисет махорки, послабление режима, премию — кому как повезет. Ученики в колымских и индигирских школах в военное и послевоенное время вместо обычной сдачи металлолома и макулатуры тоже мыли золото. Некто Борис Челидзе, умный, добрый, образованный и пропащий сын первого директора индигирского прииска Ольчан, в перерывах между запоями с гордостью вспоминал почетную грамоту, врученную «пионеру Боре Ч. за намыв 15 г золота».
В хрущевское время родимая власть платила 80 копеек за грамм металла, в пересчете его веса на химически чистое золото (примерно в 10 раз меньше, чем на государственной добыче), и это стимулировало дополнительный приток валюты в чистом виде — «подъемными» самородками, нередко уникальными по величине и красоте, и кропотливо намытым «песочком». Нередко вольные добытчики, получив разрешение на работу в местах, вроде бы уже полностью отработанных, находили такое золото, что их оттуда тотчас выгоняли.
Один мой знакомый, прошедший все огни и воды на Колыме, рассказывал, как в начале 60-х годов, получив разрешение на доработку заброшенного полигона на прииске имени Фрунзе, что в Сусуманском районе, в первый же день работы с двумя помощниками намыл килограмм «рыжухи». Добытчики поклялись друг другу не «звенеть» о такой удаче. Но их выдали собственные сияющие физиономии, когда они отправились в приисковый магазин за спиртом, дабы обмыть удачу.
Вернувшись, не успели раскупорить бутылку, как на полигон прикатили две машины и в балок одновременно ввалились, застряв в дверях, запыхавшиеся главный инженер прииска и председатель местной старательской артели. Главный инженер схватил с печки алюминиевую миску, в которой после чистовой доводки сушился увесистый «улов», даже не подумав, что она горячая. Потом, после его вопля, пришлось добытчикам подметать золото с пола, выковыривая зернышки из щелей. На следующий день мужиков оттуда выгнали, а из-за этого заброшенного участка долго шла тяжба между «госдобычей» и артелью.
Удивительного в этом ничего нет. Государственная добыча, для которой на первом месте стоял пресловутый план, всегда напоминала невоспитанного обжору, торопливо заглатывающего лакомые куски, роняя их изо рта, а часть просто смахивая со стола.
В середине 60-х годов одним из первых экономических творений нового творца «экономной экономики» стала отмена этого вольноприносительства, и не просто отмена, а перевод добычи золота физическими лицами в разряд деяний, уголовно тяжко наказуемых. Разумеется, люди, знающие в тайге каждый распадок, умеющие спинным мозгом распознавать набитую золотом трещинку в скальном днище долины на месте старых приисковых разработок, не перестали добывать металл. Теперь уже с оглядкой и украдкой, а место государственных золотоприемных касс быстро заняла сомнительная публика, метко прозванная в народе «комбинатом Ингушзолото». Зато надолго оказались занятыми напряженной работой милиционеры, специально подготовленные для отлова и наказания, — нет, не кавказских скупщиков, те быстро нашли дыры и прорехи в правоохранительном заборе, а таежных работяг, автоматически превратившихся в криминальный элемент. По иронии судьбы, в суетливое лихолетье девяностых годов именно в лице вчерашних борцов с запрещенной добычей образовалась надежная «крыша» для черного рынка нелегально добытого и просто ворованного золота.
Работая в 1982—1996 годах в одном из богатейших золотом мест на планете, я нередко сталкивался с этой прозой жизни в разных ее проявлениях — следами кустарных разработок, кайлами, ломами, лопатами и проходнушками на заброшенных полигонах золотодобычи, иногда не очень приятными встречами с обросшими людьми, угрюмо и торопливо уходившими прочь, подальше от свидетелей; и с другой стороной — обэхээсэсниками. Среди тех и других у меня со временем появились хорошие знакомые. Некоторые из оперов в приватных беседах жаловались на тяжелый осадок в душе от рода своей деятельности, прекрасно понимая противоестественность преследования умелых, дельных и потенциально полезных именно для государства работяг, которые в любой нормальной стране считались бы воплощением стойкости, упорства, умения выживать и бороться за удачу в труднейших условиях. Вспомните персонажей Джека Лондона, Джеймса Кервуда, Катарины Причард, Мамина-Сибиряка. Люди, на свой страх и риск идущие в безлюдные земли в романтичной погоне за жар-птицей удачи, всегда возводившиеся в ранг национальных героев, в наших условиях вдруг стали объектом милицейской охоты.
Разумеется, с позиций кодекса строителей коммунизма такая частнособственническая деятельность была преступной. И даже когда вчерашние секретари обкомов, теоретики научного социализма, преподаватели высших партийных школ, комсомольские функционеры, «красные директора», генералы милиции и КГБ вдруг заделались либеральными реформаторами, президентами, председателями советов директоров всевозможных АО и дружно принялись выкачивать из страны сотни миллиардов долларов, преследование золотодобытчиков-одиночек еще долго шло по инерции.
В конце 1990-х годов на Северо-Востоке здравый смысл отчасти восторжествовал, причем в значительной мере благодаря покойному магаданскому губернатору Валентину Цветкову. Человеку сложному, неоднозначному, но успевшему до своей смерти от пули киллера легализовать добычу золота физическими лицами и дать возможность, часто единственную, заработать на жизнь тысячам северян. Чтобы продавить такое разрешение, ему пришлось преодолеть сопротивление влиятельных «органов», кровно заинтересованных оставить все как есть. Это разрешение, правда с рядом условий и оговорок, позволило нормальным людям нормально работать, не оглядываясь в страхе увидеть черные зрачки милицейских автоматов, и несколько потеснило позиции кавказских скупщиков и их чиновно-милицейской «крыши».
Впрочем, те без дела не остались. Когда в 90-е годы правилом хорошего либерального тона для государства стало не платить за сданное золото, а для вчерашних советских руководителей — полгода не выдавать зарплату, нелегальное золото хлынуло потоком. Озлобленные горняки, потерявшие надежду на нормальную жизнь, полезли в колоды промприборов. Прежние ручьи металла, тайно намытого в тайге одиночками, превратились в полноводную реку золота, просто украденного на предприятиях. С работягами успешно конкурировали и иные начальники, запросто заначивая в своих гаражах десятки килограммов. Когда предложение нелегального золота многократно превышало спрос, цена на него падала до смешного уровня в три доллара за грамм, хорошо еще, если не фальшивых.
В середине 90-х окончательно сложился черный рынок золота — уродливое порождение уродливой власти. В условиях всеобщих неплатежей и острого дефицита «налички» желтые «граммульки» превратились в обыденное средство расчета за водку, тушенку, проезд в такси, гулянку в ресторане.
Временами правоохранительные органы пресекали эту деятельность. В последние десять лет нередки сообщения о единовременных «уловах» десятков килограммов и даже центнеров. Но задерживают обычно только сбытчиков, курьеров — мелкую рыбешку. Крупные дельцы если и попадаются, то освобождаются в зале суда. Иногда в обмен на федеральных военнопленных в Чечне, по «взаимозачету» между ингушским и чеченским криминалом, иногда неясно почему. К тому же подмечена закономерность: крупные уловы всегда являлись результатом операций ФСБ. А доблестная милиция бодро рапортовала: «Вчера в результате оперативных действий МВД у гастронома № 2 задержан гражданин Н., у которого изъято 5 г промышленного золота». Нетрудно представить горняка, еще несколько лет назад гордого северного супермена, а ныне отчаявшегося смотреть в голодные глаза своих детей и пошедшего обменять на тушенку граммульку золота, бог весть когда заначенную.
Казалось бы, чего проще: если деньги — символ овеществленного труда, то напечатайте этих символов достаточно, чтобы без проблем обменять их на отечественный валютный металл, который надежнее любых долларов и евро. Ан нет…