Тема о театре военных действий в Отечественной войне 1812 года на северо-прибалтийском направлении России разработана значительно меньше по сравнению со смоленско-калужско-московским направлением, на котором происходили основные сражения между армиями Наполеона и русскими армиями. Тем временем вторжение Наполеона произошло в регионе южной части Прибалтики, агрессором было предпринята попытка развить наступление в северно-прибалтийском направлении, так как столицей империи был Санкт-Петербург. Москва же, будучи «второй столицей», всё же оставалась духовным центром России.

В преддверии войны Наполеон был заинтересован в контроле над южными и юго-восточными территориями всей Балтики и не случайно оккупировал Переднюю Померанию, в силу чего Швеция была вынуждена позднее подключиться к антинаполеоновской коалиции. Старинные торговые приморские города - Гамбург, Бремен, Любек были заняты французскими военными соединениями, которые двигались далее по берегу Северного и Балтийского морей, занимая портовые города и прибрежные села, арестовывая попадавшихся англичан, конфискуя английские товары, расставляя заслоны и ловушки для британских контрабандистов. Была оккупирована и Польша, где французский император создал Великое княжество Варшавское (без территорий Великого княжества Литовского, входившего в пределы России), используя стремление т.н. великополяков к восстановлению польской государственности. Делегации польских мятежников зачастили к императору Франции в Потсдам с просьбой о самостоятельности Польши, хотя Наполеона, склонного к авторитарному монаршему управлению, её независимость мало интересовала. Занимало его другое - от Польши до Литвы и Белоруссии – расстояние в один бросок. А там и правобережная Украина могла оказаться на очереди для наполеоновских генералов. Всё это ощущалось официальным Петербургом как реальная угроза интересам России. Хотя, в действительности, для сведущих политиков было понятно и то, что главная цель Наполеона состоит в том, чтобы Россия реально присоединилась к континентальной блокаде Британии. Наполеон вовсе не был заинтересован в восстановлении Великой Польши, а стремился использовать вопрос о Польше также в качестве разменной монеты на переговорах с Россией. Уже в ноябре 1806 года французы вступили в Польшу. Часть польской шляхты и магнаты встретили  их появление с большим восторгом, авансом приветствуя в Наполеоне восстановителя польской самостоятельности. Мюрат 28 ноября вошел с кавалерией в город, накануне оставленный пруссаками, ушедшими за Вислу и сжегшими за собою мост. На условия Костюшко, требовавшего гарантий для будущей свободы Польши, Наполеон велел ответить: «Скажите ему, что он дурак!». Поляки были Наполеону нужны в его геополитической игре лишь только как некий аванпост на рубежах с Россией и Австрией. Польская территория, экономика и население, как человеческий ресурс, вот и всё, что интересовало Наполеона  для пополнения и снабжения армии. Во всяком случае, потом, по Тильзитскому миру, Польша вновь была поделена. Кстати, военный министр временного правительства Польши, князь Иосиф Понятовский, имевший итальянских предков, получивший впоследствии звание французского маршала, заявил себя сторонником Наполеона не сразу.

Отметим здесь, что население и элита Великого княжества Литовского, в большинстве своём, хотя и после длительных сомнений, склонилась в симпатиях к России, в пользу которой сделала выбор в кампанию 1812 года. Здесь, видимо, не последнее место занимал тот фактор, что местная польская шляхта на 70% состояла из т.н. «литвинов», то есть, по происхождению, из предков нынешних белорусов, давших название княжеству, а не собственно предков нынешних литовцев (жемайты, курши, аукшты и прочие другие балты).

Не только литвины-литовцы, но и т.н. курляндцы, лифляндцы, эстляндцы и эзельцы (по острову Эзель – ныне эстонский Сааремаа), т.е. собственно прибалтийцы были традиционно важным ресурсом кадров для офицерского корпуса и высшего командования русской армии с петровских времён. На 1812 год из 15-17 тысяч офицеров всех уровней и генералов русской армии прибалтийцы составляли, по разным оценкам 1100-1200 тысяч. Из примерно 350 портретов героев Отечественной войны в «Галерее 1812 года» в Зимнем дворце 55 портретов изображают выдающихся полководцев и генералов из прибалтийцов. И это те, кто носил т.с. «немецкие» фамилии, не считая Барклая де Толли, одного из создателей военного плана противостояния французской армии и ведения войны против Наполеона, покорителя Парижа; не считая прибалтийцев русского происхождения - таких, как знаменитый командир Гродненских гусар, генерал-майор Яков Кульнев, уроженец нынешней Латвии (имение Ильзенберг у города Лудза) и мать котрого была прусско-балтского происхождения, или Волконских, Васильчиковых, Орловых и многих других или, с определённой натяжкой, того же Кутузова, неоднократно служившего в определённые периоды своей карьеры в Ревеле и в Риге, дочь которого жила в Ревеле, будучи замужем за известным представителем ревельской ветви фон Тизенгаузенов – офицером русской армии, принявшим участие в войнах России с Бонапартом (о нём, этом Тизенгаузене, ещё упомянем позднее). В общей сложности образы примерно 100 портретов в «Галерее 1812 года» принадлежали прибалтийцам.

Любопытно, что прибалтийцы буквально доминировали с точки зрения кадрового состава в российской разведке/контрразведке (в те времена между разведывательной  и контрразведывательной службами, политической и военной спецслужбами ещё не было строгой границы). Как известно, в бытность военным министром, Барклай де Толли создал военную разведку Военного министерства (1810). К разведслужбам относились офицеры ряда отделов квартирмейстерской службы, чиновники по особым поручениям, большая часть Свиты императора. При этом, неизвестно практически ни одного случая предательства или измены со стороны прибалтийцев, хоть и считались они т.с. «немцами» (по Гоголю – «немые», т.е. «нерусские»). Были ли они так уж и «нерусскими» скажем чуть ниже.

В 1812 году осуществлялась концепция российского военного руководства, которую в северном направлении России можно назвать охранительной. Не случайно на левом берегу Западной Двины возник пресловутый «Дрисский лагерь» - мощный укрепрайон. Не случайно на этом направлении под началом Барклая стояла 1-ая армия численностью в 110-125 тысяч. Тогда когда под началом Багратиона на южном, киевском направлении находилась 2-я армия численностью прим. в 40 тысяч. А ещё южнее, сдерживая Австрию и Турцию, Резервационная армия Тормасова в 46 тысяч. Ясно было, что противостоять почти 600-тысячной армии Наполеона «лоб в лоб» было невозможно. Бонапарт как раз и рассчитывал на одно генеральное сражение, разгромное для русских, а затем французский император стремился к тому, чтобы разгромить русские армии по отдельности. Этому был противопоставлен план, согласно которому, быстрыми передвижениями русских армий, удалось растянуть силы Наполеона на огромное пространство. В результате, в Белоруссии и Литве Наполеону пришлось оставить весьма большие силы для контроля над своими тылами. Как ни протестовали недоброжелатели против плана обороны, изначально предложенного прусским генерал-майором на русской службе Пфулем и значительно доработанного Барклаем, но он оказался, в целом, оправданным. В 1812 году лишь по частностям случились отклонения от предположенного русскими стратегами развития событий. Так, вначале Наполеон двинулся не против одной 1-й армии, а сразу против 1-й и 2-й,  и, погнавшись за двумя армиями, раздробил свои силы. Русские армии быстро отошли назад, причем 1-я армия сначала в Дрисский лагерь, но, простояв в нём четыре дня и убедившись в действиях Наполеона в желаемом - центральном - направлении, пошла на соединение со 2-й армией, которое и состоялось под Смоленском. Критики плана Пфуля/Барклая де Толли торжествовали, но глубокий смысл его проявился позднее, с момента отступления русских главных сил к Москве. Ведь, против оставшихся в тылу французских войск русских соединений Витгенштейна, Штейнгеля, прибывшего из Финляндии, а также Тормасова, Эртеля Наполеону пришлось оставить почти половину своей армии - войска Макдональда, Сен-Сира, Удино и Виктора численностью в 125.000 человек, и на поле сражения под Бородино он появился со 150.000 «штыков», т.е. с четвертью имевшихся вначале сил.

Известный прусский военный историк, теоретик и мемуарист, полковник русской службы, в том числе в русской разведке, Карл фон Клаузевиц (1812-1814), участвовавший в войне 1812 года в корпусе Уварова, затем у маркиза Паулуччи в Риге и при корпусе Витгенштейна, указывал на значительное отвлечение сил Наполеона, когда тот решил окончательно решился идти на Москву.