Проводив  Кольку в дальнюю   северную дорогу, Зина с Шурочкой стали опять коротать жизнь вдвоём. Первые два-три года им, как могла, помогала Колькина мать: деревенскими продуктами – картошкой,  капустой, огурцами-помидорами и всем прочим, что росло у неё на огороде и в саду, а иногда так даже и какое-никакое платьице, юбчонку или туфли-ботинки покупала для внучки Шурочки. Но вскоре мать совсем расхворалась и померла, так и не дождавшись непутёвого своего Кольку из дальних странствий.

  После её, в общем-то ещё ранней, смерти осталась Зина с пятилетней несмышленой дочерью в чужих краях одна-одинешенька, без чьей-либо подмоги и опоры. Но жить надо было, и поднимать несмышленую эту дочь на ноги тоже надо было. И Зина, забыв о самой себе, почти заживо похоронив себя, жила и существовала только ради Шурочки.

  Кроме своей основной работы в формовочном цехе, она устроилась ещё ночной сторожихой в детском только что открывшемся при кирпичном заводе садике. Дежурили они там, сторожили вдвоем с Шурочкой. В обнимку спали на жесткой кушетке в коридоре, не смея даже заглядывать в комнаты, где детсадовские воспитанники каждый день после обеда отдыхали  целых два часа на воздушно-мягких панцирных кроватках. Зина и Шурочка о детсадике только мечтали. На очередь их  в завкоме поставили, но двигалась эта очередь очень медленно. Зину с Шурочкой то и дело опережали, ловко обходили более удачливые мамы и папы из поселкового начальства или приближённых к нему передовых, по большей части партийных рабочих. А Зина в передовиках не числилась, нормы, обременённая часто болеющими дочерью и свекровью, перевыполняла не каждый день и не каждый месяц, за что не раз лишалась премий и надбавок. Колькина воровская слава тоже за ней тянулась, и в завкоме, куда Зина, смиряя гордыню, нет-нет, да и наведывалась, чтоб лишний раз похлопотать о детсадике, ей о той славе без всяких обиняков напоминали, мол, сиди и не рыпайся, жди своего часа. Но так они с Шурочкой ничего и не дождались: ни часа, ни месяца, ни года. Всё свое дошкольное детство Шурочка провела зимой в тесном бараке под присмотром какой-нибудь материной подруги-сменщицы, а летом на улице, приучаясь вместе со старшими детьми подбирать за оградой завода выброшенные отцами и матерями кирпичи.

  Лет с восьми Шурочка приловчилась к этому промыслу, может быть, даже получше и попроворней многих других детей. Девчонкой она была шустрой и смётливой, легко увиливала и скрывалась от охранников, которые ходили по внутреннему и внешнему периметрам заводской ограды с громадными собаками-овчарками на поводках. Первой из своих друзей и подружек она придумала закапывать подобранные кирпичи в песчаных карьерах, чтоб после, ночью, вдвоем с матерью тайком забрать их и спрятать в дощатом сарайчике, который был выделен каждой семье на задворках дома-барака.