14. Проклятие великого магистра.

В каком кровавом блеске всходит солнце
Из-за холмов лесистых! День бледнеет
В его зловещем свете.

Шекспир, «Генрих IV»

 Потрясенный рыцарь присел у костра. Легкую дремоту, напавшую на него во время рассказа Дитриха, слизнуло бесследно. Брат-сариант, протянув длинную палку, поворошил ее в углях и выгреб свалившийся на них нож. Тот выглядел устрашающе -  черная металлическая пластинка листовидной формы с заострённым концом. Заточка имелась только по передней кромке, а рукоятка отделялась от клинка небольшим понижением, причем в её конце имелось отверстие под крепление темляка. Лукас и Дитрих внимательно осмотрели раскаленный клинок, не решаясь притронуться к нему пальцами.

-Целились в вас, ваша милость, - подвел итог оруженосец. - И я бы сказал, что уцелеть вам удалось лишь небесным соизволением. Видать, Господь заготовил для вас лучшую участь, чем пасть от руки тайного злодея…

-Но кто?! – фон Хаммерштедт никак не мог отойти от потрясения.

-А вы не догадываетесь? – брат-сариант укоризненно покачал головой, словно бы удивляясь скудоумию рыцаря. - Да это же негодяй Розенберг: либо сам он, либо кто из его дружков. Тут и гадать нечего!

 

Брат Лукас моментально прозрел. Действительно, кроме Розенберга винить в покушении на убийство было некого – будь то подкравшиеся московиты, бой давно кипел бы во всю мощь. Но как ему поступить теперь? Признаться, Лукасу пришлось приложить к себе немалое усилие, дабы тут же не отправиться к обозу, дабы отыскать Розенберга и немедля покарать его. Обстановка явно не располагала к подобным резким действиям.

 

-Пустое это, - вздохнул брат-сариант, догадавшись о его порыве. - Сейчас вы все равно никому ничего не докажете. Прилетел нож, откуда ни возьмись? Так и что с того? Неприятно, конечно, но… Мало ли кто мог его кинуть? Почему же вы решили заподозрить именно честнейшего кнехта Генриха Розенберга?

 

Доводы оруженосца были вполне справедливы – хотя брату Лукасу и не хотелось их признавать. Но ничего иного не оставалось.

 

-А что же нам теперь делать? – растерянно вопросил он, не подумав даже, что роняет свой авторитет, обращаясь за советом к нижестоящему. - Ведь эти выродки вряд ли ограничатся одной попыткой…

 

-Вот и нет ваша милость, - успокаивающе ответил Торвальдс. - Уверен, этой ночью, по крайней мере, от их рук нам уже ничего не угрожает. Они знают, что вы целы и невредимы, что мы теперь будем настороже. А мы и станем сохранять осторожность - да только и выспаться надо перед завтрашним днем. Вы ложитесь, а я пока покараулю. Пройдет пара-тройка часов, я вас разбужу…

 

Лукас покорно укутался в плащ и улегся на расстеленную попону. Он закрыл глаза, но сон упорно не шел – еще минут пятнадцать. Затем рыцарь канул на дно забытья, словно камень в реку. Брат-сариант уселся неподалеку, не забывая зорко озираться вокруг в полной готовности вскочить. Меч Торвальдс оставил покоиться в ножнах, зато вооружился двумя короткими клинками из своего арсенала. Однако, как сам же он и предсказывал, больше попыток нападения не было. Дитрих благополучно отдежурил свое и разбудил рыцаря, предоставив сторожить тому. Брат Лукас не возражал – он понимал, что Дитрих остается единственным по-настоящему верным ему человеком, и не желал рисковать его силами. Одновременно, Хаммерштедт напряженно размышлял о наступающем дне, о том, как ужом проскользнуть между двумя угрозами: московитами и тайными убийцами Розенберга. Увы, ничего путного Господь и святые ему на ум не послали. Впрочем, именно на их волю и милость рыцарь положился, снова отходя ко сну, когда вновь пришла очередь Торвальдса караулить. До того, как рассвет вступил в свои права, Лукас и Дитрих поменялись еще один раз. Именно сейчас рыцаря настигло то, чего он опасался – последний акт его зловещих ночных видений.

 

…Журчание вод несущего его ручья сменилось глухим шумом вдали – словно где-то там поток обрывался в водопад. В какой-то момент плотик зацепился за камни и на время застыл; лежащего на нем брата Лукаса обдавало брызгами и пеной. Стоявшие по левому берегу крестоносцы расступились, и к фон Хаммерштедту приблизился средних лет мужчина гигантского роста, державший в левой руке небольшой треугольный щит. На белом поле щита выделялся черный крест, на который был наложен более узкий золотой крест королевства Иерусалимского, украшенный на концах золотыми лилиями, а в самом центре красовался орел Священной Римской Империи. На правой руке пришельца тускло блестело золотое кольцо, знак верховной власти. Он ничего не успел еще произнести, как фон Хаммерштедт понял: перед ним сам великий магистр Зигфрид фон Фейхтванген, почти двести лет назад переведший столицу Тевтонского Ордена из средиземноморской Венеции в прусский Мариенбург. Брат Лукас хотел приветствовать легендарного героя прошлого, но не смог исторгнуть – как всегда в этом сне! – ни слова из своей гортани. Магистр пристально смотрел на него. Потом изрек каменным голосом:

 

-Так вот ты какой, брат Лукас фон Хаммерштедт, бесчестье и поношение нашего святого братства! Давно хотел я взглянуть в твои лживые очи, клятвопреступник.

 

Язык, наконец-то, стал повиноваться брату Лукасу.

 

-Но почему? Я всегда и во всем оставался верен магистру, ландмейстеру, братьям!

 

-Потому что в скором будущем ты нанесешь страшное зло, невосполнимый ущерб Ордену, - был ледяной ответ. – Проклинаю тебя, отступника, и желаю вычеркнуть из списка живых.

 

В руке фон Фейхтвангена зловеще блеснул узкий трехгранный кинжал-мизерикордия. Страшная фигура неторопливо склонилась над несчастным рыцарем, примеряясь, как бы удобнее нанести удар ему в горло. Фон Хаммерштедт с хрипом выгнулся и забился, пытаясь разорвать свои путы. Короткий быстрый замах и…

 

Резкое движение извергло брата Лукаса из пучины потустороннего ужаса. Одурев, он не сразу осознал, что сидит у погасшего костровища, а Дитрих Торвальдс трясет его за плечи.

 

-Ну проснитесь уже, ваша милость! Вернитесь в наш грешный мир!

 

Но рыцарь еще долго приходил в себя. Окончательно осознав окружающую реальность, он лишь проговорил:

 

-И привидится же такая дрянь… Не пойму, или я что-то не то съедал на ужин несколько последних вечеров? А ты чего меня растолкал?

 

-Как же было вас не растолкать, когда видно, что вы во власти дурных снов – мечетесь и стонете эдак жалобно. Да и все равно ведь, вставать пора. Не сейчас, так несколько минут спустя я бы вас разбудил.

 

Пока брат Лукас разминался, расторопный оруженосец сбегал к близлежащему роднику за водой, наскоро устроил немудреный, как всегда, завтрак. Кроваво-красное солнце медленно всходило над кривой линией горизонта, все выше поднимаясь над окрестными холмами. Раннее утро не успело смениться поздним, а оба уже пребывали в полной боевой готовности. Лукас, приложив ладонь ко лбу, напряженно изучал местность. Пришел Эрих Ландерс. Он был весьма озабочен:

 

-Обратите внимание, наше войско слишком уж отдалилось от нас на запад. Их теперь почти не разглядеть. Хорошо ли это?

 

-Думаю, ничего страшного, - ответил рыцарь, оглядываясь в противоположную от восходящего солнца сторону. - Наверное, наши сейчас всецело поглощены подготовкой к битве. В ближайший час она должна уже грянуть. А то, что ландмейстер отвел войско от обоза, так это даже хорошо – меньше шансов, что нас заденет сражением. Вы же понимаете, московитов нельзя подпускать к грузу на телегах, явлющемуся для них лакомой добычей, - добавил он, ощутив внутренние угрызения совести.

 

Капитан наемников, казалось, был полностью удовлетворен таким объяснением. Фон Хаммерштедт еще немного подумал – стоит ли говорить сейчас об этом? – а потом решился:               

 

-Еще несколько слов… Ландерс, у меня к вам есть одно дело. И то, что вы сейчас от меня услышите, не придется вам по вкусу.

 

Ландерс моментально ощетинился:

 

-Что такое?

 

-Сегодня ночью один из ваших людей подкрался к костру, у которого мы отдыхали с братом-сариантом Дитрихом Торвальдсом, - отчеканил рыцарь. – Этот человек попытался прикончить меня, швырнув нож. Но Богородице было угодно не дать свершится подлому замыслу, и злодей промахнулся. В противном случае, я бы сейчас с вами не беседовал, а лежал бы окоченелый, уставив равнодушные глаза в небо. Но так как я жив, то обязан достойно наказать мерзавца.

 

Рыцарь кивнул Дитриху, и тот показал капитану закопченый нож. Однако, Ландерс изобразил на лице предельную степень возмущения.

 

-А почему вы решили, что это был кто-то из моих людей? Нож мог метнуть кто угодно! Скорее всего, это дело рук московитов…                                                                                                                              

 

-Прекратите же корчить из себя шута, капитан, и сбивать меня с толку глупыми баснями! – прикрикнул фон Хаммерштедт. - Если бы то были московиты, то уж, наверное, они не ограничились бы одним-единственным ножом. Они попытались бы вырезать всех нас. Так что, кроме ваших людей, швырнуть нож в меня было некому!                                                                                                                                                                   

 

-Вовсе не обязательно, - парировал капитан. - Наверное, это были лазутчики, которые, конечно, не могли напасть на наш отряд. Но они вполне могли попытаться истребить знатного рыцаря – то есть, вас. А что, хороший улов…

 

-Да как они могли, ваши московитские лазутчики, в темноте отличить знатного рыцаря от простого кнехта или обозника? - не уступал брат Лукас. – Для этого они должны обладать глазами кошек или сов!

 

Но капитан был калачом тертым и в карман за ответом никогда не лез:                                              

 

-Так они наверняка следили за нами со вчерашнего дня. Они приметили вас еще при свете, а как только выдался подходящий момент, подкрались и постарались с вами покончить! А что до моих людей… Какой был прок кому-то из них покушаться на вашу жизнь?                

 

Фон Хаммерштедт в запале выложил последний козырь:

 

-Да, в такую версию можно было бы поверить - если б меня не предупредили, что один негодяй, состоящий в настоящее время под вашим начальством, посягает на мое ничтожное земное бытие!

 

Оруженосец Торвальд сморщился, словно от приступа сильной зубной боли. Ландерс изменился в лице:

 

-Так назовите мне этого человека!

 

Брат Лукас немедля раскаялся в своей горячности. Что он мог сказать? Ведь прямых доказательств того, что брошенный нож имел отношение к Генриху Розенбергу, у него не имелось. Фон Хаммерштедт замялся, но в эту неудобную минуту сама судьба пришла ему на подмогу – хотя рыцарь предпочел бы, чтобы помощь была оказана как-то по другому.

 

-Тревога!!! – раздался страшный вопль.

 

Все трое немедленно развернулись – и застыли потрясенные. Из ближайшего леса лавой валила конница. Всадники в легком доспехе, оседлав стремительных тонконогих лошадок, мчались прямо к обозу – а из-за деревьев показывались все новые и новые наездники. В то время как лес, словно бы раскачиваемый сильнейшим ветром, извергал все новых и новых врагов, передовые конники уже достигли дальнего края обоза. Оттуда понеслись страшные крики убиваемых людей.

 

Потрясенный Ландерс заметался из стороны в сторону. Не обращая на него внимания, Лукас бросился седлать лошадь. Инстинкты профессионального воина взяли свое, и рыцарь собирался вступить в драку, невзирая на численность противника. Он, конечно, не надеялся успеть облачиться в громоздкий доспех, но готов был устремиться на врага налегке, невзирая на то, что подобный поступок обернулся бы для него плачевно. Но тут сообразительный оруженосец совершил единственно правильный поступок. Не позволив себе впасть в слепую панику, Торвальдс побежал за фон Хаммерштедтом и умоляюще схватил его за руку.

 

-Ваша милость, мы уже выполнили нашу задачу здесь! Теперь надо отступать к войску, если не хотим сложить головы без толку!

 

Сначала брат Лукас готов был отмахнуться от верного брата-сарианта, словно от надоедливой мухи. Но тот повис у него на руке, вцепившись в нее клещом, и неотступно молил рыцаря проявить разум.

 

-Если желаете сражаться с московитами, то надлежит делать это плечом к плечу с товарищами, в рядах войска!

 

Глядя, как московитская конница захлестывает обоз, словно полноводный поток утлую лоханку, рыцарь почувствовал некоторое отрезвление. При виде того, что творилось совсем неподалеку, боевой задор Лукаса быстро уступал место осознанию гибельности ситуации. Ошеломленные наемники бестолково метались вокруг повозок, падали под потоком стрел и копий, бросались наутек вместе с соскакивавшими с телег возницами. Этих бедолаг никто не предупредил, что их атакуют здесь и сейчас – и что нападение станет столь стремительным и сокрушительным. И вот сейчас они, даже не помышляя об обороне, пытались спасаться бегством. Лишь очень немногие вставали лицом к московитам и пытались как-то сопротивляться. Впрочем, надолго бы сумел небольшой отряд кнехтов сдержать неукротимую русскую лавину? Взор рыцаря на несколько мгновений задержался на одном из спасающихся. Он не был уверен, но ему показалось, что то Векша, давешний перебежчик. В спину беглецу вонзился арбалетный болт и человек, взмахнув длинными полами кафтана, куклой рухнул в желтую траву.

 

-Дело сделано! – орал Дитрих в самое ухо рыцарю. - Приказ ландмейстера исполнен, теперь русские тут завязнут!

 

Фон Хаммерштедт окончательно осознал, что брат-сариант прав: оставаться гибнуть здесь не имело никакого смысла. Неожиданно разболелась левая нога, испытывшая весной встречу с вражеской стрелой. Рыцаря несколько запоздало вновь захлестнуло чувство самосохранения – бежать! Спасаться! Но вот сумеют ли они уцелеть? Брат Лукас вскочил на Лоэнгрина; оруженосец уже вел на поводу обоих вьючных лошадей, которых, невзирая на критический момент, он ни за что не желал здесь бросать. Взобравшись в седло своего скакуна, брат-сариант изобразил отчаянное и страшное лицо – но Лукаса уже не имелось нужды подгонять. Оба, что есть конской мочи, помчались к западу, где должно было находиться рыцарское войско. Их никто не преследовал. Поминутно оборачиваясь через плечо, они видели, чему обязаны спасением – жадности московитов, увлекшихся грабежом. Похоже, замысел ландмейстера Плеттенберга оправдывался.

 

Лукас имел достаточный опыт в военных делах, чтобы понимать, что творится у них за спинами. Завидовать тем, кто замешкался при обозе, но еще не успел пасть от русского оружия, совершенно не приходилось. Сейчас конники спешили перебить почти всех, кто еще уцелел при повозках – чтобы без помех предаться расхищению добычи. Пощадят лишь немногих – в качестве «языков». «А что, если русские все же бросят телаги и сходу нападут на наше войско? Тогда все жертвы окажутся напрасными?» - испугался фон Хаммерштедт, снова оборачиваясь. Но нет, кажется, действительность не оправдывала его опасений…

 

В этот момент Лоэнгрин, могучим прыжком одолев небольшую заросль кустиков и соскакивая с обнаружившегося за нею маленького обрывчика, едва не сшиб с ног человека. Тот удирал на своих двоих, изо всей мочи работая ногами и лопатками. Лукас хотел повернуть жеребца в сторону, но было уже поздно. Избегая удара тяжелых копыт, человек в последнее мгновение завалился на бок, а затем на спину. Проносясь мимо, рыцарь успел разглядеть встопорщившуюся черную бороду и искаженное страхом бледное лицо Генриха Розенберга. Несшийся чуть слева и отстававший на половину конского корпуса оруженосец тоже узнал злополучного кнехта.

 

-Вы зашибли его, ваша милость? – прокричал он.

 

-Увы, похоже, что нет! - столь же громко ответил рыцарь.

 

И они понеслись дальше. Перед ними поднимался небольшой холм – и оба, без тени сомнения, направили коней к возвышенности. А когда их скакуны взлетели на нее птицами, перед беглецами предстало вдали великолепнейшее зрелище – все орденское войско, принявшее боевой порядок и развернувшееся в сторону неприятеля. Картина была такой внушительной, что они, не сговариваясь, приостановились.

 

-Наши готовы к бою! – возбужденно проговорил брат Лукас. - Но почему же они стоят? Самое время бить варваров!

 

-Надо полагать, ждут, пока московиты окончательно завязнут в обозе, - проницательно отметил Дитрих. - Требуется, чтобы как можно больше врагов отвлеклось на грабеж. Тогда и ударят!                                                                                                                                                                

 

Лицо брата-сарианта приняло странно кислое выражение: как будто ему пришлось против воли откушать лимона. Впрочем, в тот момент Лукас на оруженосца не смотрел – он снова оглянулся, чтобы увидеть русское войско. Но безрезультатно, поскольку вражью силу загородила верхушка холма, который они только что преодолели. Рыцарь придержал жеребца – а вслед за ним был вынужден остановиться и Дитрих.

 

-А ну-ка давай вернемся на вершину и посмотрим на московитов еще разок, - велел фон Хаммерштедт, заворачивая Лоэнгрина. – Нам надо их снова увиденть!

 

Дитрих послушно повернул свою лошадь следом – и, против ожидания рыцаря, даже не стал ему напоминать об опасностях, коим они себя подвергают, вновь оказываясь на виду у врагов. Ну а брат Лукас настолько увлекся, что не удовлетворился возвращением на верхушку, но даже и проехал немного вниз по противоположному склону.