Подозревай своих друзей в измене,
Изменников возьми себе в друзья!
Пускай к тебе, лишь ты смежишь глаза,
Слетаются ужасные виденья
И сонмы бесов мучают твой дух!

Шекспир, «Ричард III»

Лукас очнулся, лежа в незнакомом помещении. Первое, что он увидел, подняв веки – низкий бревенчатый потолок, закопченные стены, слюдяное оконце. Вместе со зрением пришла и боль, свободно плескавшаяся по всему телу, переливаясь от одного органа к другому: шея, грудь, руки, ноги. Как и любой опытный воин, фон Хаммерштедт знал, что физические страдания можно контролировать, подавлять – но сейчас на это не хватало никаких сил. Когда он попытался пошевелиться, то, как ему показалось, все члены тела обратились в колокола боли, каждый из которых вызванивал по-своему. Рыцарь смежил очи, пытаясь вообразить себя мраморной статуей – абсолютно бесчувственной и неподвижной. Спустя минут пятнадцать он вновь открыл глаза и захотел повернуть голову, чтобы лучше разглядеть помещение, в котором находился. Этого у него не получилось, поскольку, как обнаружилось, шея была стянута повязкой. Пришло воспоминание о ране, нанесенной ландскнехтом, которого он убил последним. Святой Лука, неужели же это происходило со мной – со мной?! Воин чуть слышно застонал, ощущая возвращение невыносимых воспоминаний, окрашенных в багровый цвет.

Раздался тихий дверной скрип. Над Лукасом вновь нависло знакомое бородатое лицо. Была отчетливо заметна тревога, плещущаяся в глазах. Серых, припухших от многодневной усталости.

-Как вы себя чувствуете, ваша милость?

-Дитрих, - еле слышно произнес фон Хаммерштедт, словно заново пробуя звуки на вкус. Потом он постарался сделать вздох поглубже – и голос его зазвучал более внятно. – Я… не очень… Скажи на милость, где мы?

-Мы в Пскове. Вы совершенно обеспамятели и всю дорогу метались на телеге. Я, как медик, старался облегчить ваши страдания - но на всякий случай добился, чтобы вас осмотрел еще и наш лучший лекарь. Этот фрязин перевязал вам раны и заверил, что вы, скорее всего, выживете. В городе подыскал горницу близ воеводского двора, в которой вас разместили. Но еще целый день вы провели в забытьи…

Не дожидаясь просьбы, бывший оруженосец присел, взял со стоящего рядом столика чашку с водой и заботливо поднес ее ко рту фон Хаммерштедта. Когда рыцарь напился, ему немного полегчало.

-Послушай, Дитрих… - сказал он окрепшим голосом, но тот прервал его.

-С вашего позволения, мое настоящее имя Владимир, сын Иванович. Беззубцевы мы, великого князя дворяне. Дитрихом Торвальдсом мне пришлось называться у вас, в немецких землях. Знали бы вы, как я устал от этой скоморошьей личины!

-Но как ты оказался в Ордене?

-О, это долгая история – но, пожалуй, могу ее рассказать. Все равно путь обратно в Ливонию мне теперь заказан. Да и довольно я прослужил государю в коже латинянина… Надеюсь, он изволит прислушаться к моей мольбе и даст мне отныне службу обычную, без необходимости снова влезать в чье-нибудь чужое платье… Так что, если желаете послушать…

-Да, расскажи, пожалуйста! – фон Хаммерштедтом руководило не только любопытство, но и стремление хоть ненадолго отвлечься от собственных тяжких мыслей. Хотя, конечно, рыцарю очень хотелось узнать секрет перевоплощения давно известного ему брата-сарианта в кого-то совершенно незнакомого.

-Опять же, с вашего позволения, я буду рассказывать только о себе, не касаясь других людей. Как вы понимаете, у государя не я один на подобной службе – и я не хочу хоть в чем-то повредить его делу.

-Кажется, у меня не осталось иного пути, кроме как предложить свои услуги твоему господину, - выговорил фон Хаммерштедт. – И уж точно теперь, после всего, я не собираюсь ему вредить.

-И тем не менее, ваша милость… Так вот, наш великий государь Иван Васильевич человек очень мудрый. Я не знаю никого из окрестных владык и повелителей, кто с ним бы сравнился по уму – даже сам ландмейстер фон Плеттенберг, не в обиду Ордену будь сказано. Впрочем, вы же не станете обижаться?

Беззубцев зачем-то не упустил случая загнать иглу в душевную рану Лукаса и тот поморщился…

-Нет, не стану… Но продолжай, будь добр…

-И как государь умный, великий князь Иван прекрасно понимает, что правильно учиненная разведка может дать не менее, а, может быть, и более хорошо устроенного похода и выигранной битвы. Его тайные задания выполняли и выполняют очень многие люди. Удостоился такой чести и я, недостойный… Вы позволите, я не стану нагружать вашу память ненужными вам сведениями о том, как меня призвали на эту службу и как я оказался во владениях Ордена. Что могу сказать – да вы и сами это знаете! – что я уже давно живу в Ливонии. Там все меня звали под именем Дитриха Торвальда, брата-сарианта. Признаться, я так сильно сросся с его сущностью, что порой сам начинал путаться: кто же я на самом деле? Faber est suae quisque fortunae, говорили древние. Впрочем, свою судьбу в Ливланде я с самого начала ковал таким образом, чтобы оказаться в рядах Ордена.

-Постой… - прервал его рыцарь, - значит, ты на самом деле не учился в Риге на медика, как рассказывал?

-Отчего же, учился… Говорю же, я давно в Ливонии – уже почти десять лет… Я же далеко не сразу попал в Орден. Пришлось мне пожить и под личиной простого человека, прежде чем удалось изыскать подходящую возможность… Я вообще, очень пропитался немецким духом за прошедшее время – и о волшебных островах в Западном океане мечтал совершенно взаправду, кстати. Миновало немало времени, прежде чем от моей миссии стала получаться реальная польза…

-А в чем оно состояло, твое дело? Я так понимаю, ты шпионил на московитов, передавал им сведения об Ордене, пользуясь тем, что став оруженосцем, получил возможность узнавать много важного?

-Ну что это за слово такое – шпионство? Я предпочитаю считать про себя, что занимался разведкой. Ведь дело было небезопасное. Поймали бы меня за этим, то казнили, предварительно распотрошив бы, как куклу… И только потому, что люблю свою землю и предан государю, согласился я пойти на такое – иначе, только бы меня и видели… Одним словом, я старался вызнать все, что могло бы представлять интерес для наших. Все мало-мальски важное запечатлевал в своих письмах, которые отсылал с верными людьми через границу…

-Значит, у тебя были и сообщники?

-Не будем об этом… Впрочем, мои сообщники, как вы их назвали, служили простыми письмоносителями… Все что они знали, так это то, что надобно быстро и скрытно передать мое очередное послание. Что же содержалось в самих письмах, им было неведомо – тем паче, что тексты я шифровал тайнописью… Кроме меня эта тайнопись известна лишь новгородскому наместнику, да нескольким дьякам на Москве. Содержание моих посланий сразу же доводилось до самого государя. Не сочтите за гордыню, но, кабы не я, война с Орденом складывалась бы для Москвы много, много хуже. Конечно, далеко не все необходимое мне удавалось прознать и передать вовремя. Но и того, что сделано, достаточно: моя совесть может оставаться совершенно спокойной, - лицо бывшего Дитриха приняло удовлетворенное выражение, как у человека много и усердно потрудившегося.

-Почему же ты вдруг предпочел прервать свою миссию?

-А вы разве не понимаете? У меня же не оставалось иного выхода – судьба нашего войска повисла на волоске. Вы же знаете, авангард всецело купился на уловку ландмейстера и столь самозабвенно взялся за грабеж оставленного обоза, что позабыл обо всем на свете. Еще немного, и эта ловушка всосала бы все войско: после чего Плеттенбергу оставалось спокойно передавить этих незадачливых дураков. Вы помните – почти так оно сначала и получилось. Я тогда сообразил, что придется мне отбросить личину, скакать к соотечественникам, предупредить их о засаде, пытаться заставить изготовиться к бою, пока не поздно. Не скажу, что я сильно преуспел… Но если б я этого не сделал, потери могли бы быть куда большими. А кто знает? Может, именно потому, что я так поступил, наше войско не подверглось полному разгрому. Хотя…

Он испытующе посмотрел на Лукаса, внимательно слушавшего, откинув голову на мягкий валик под теменем, и продолжил:

-По чести, уберегли русское войско от гибели два человека – вы да я. Я – тем, что предупредил. Вы – тем, что в самый важный миг обрушились на Орден, положили много ихних и открыли дорогу нашим. Кто я, и зачем это сделал, я вам рассказал. Но что толкнуло вас оборотить ваш фламберг против своих?

Выдержать разом посуровевший взгляд Торвальдса-Беззубцева было нелегко. Фон Хаммерштедт приступил к рассказу, но повествование давалось ему с трудом: он путался и запинался. Когда он сообщал о реальных фактах, было полегче – тем более, что Владимир и так о многом знал. Немилость ландмейстера, вражда со Шварцем, подозрение в предательстве и приказ ландмаршала об аресте, оскорбление и категорический отказ знаменосца отдать хоругвь – об этом рыцарь поведал во всех подробностях, невзирая на то, что Беззубцев нетерпеливо кивал, когда слышал о вещах, ему известных. Но когда рыцарь перешел к подробностям иного рода, то почувствовал величайшую беспомощность. Как убедительно рассказать об отчаянии, охватывавшем его все глубже? Какими словами изъяснить всю пропасть багрового безумия, овладевшего им и заставившего пойти мстить за пережитое тем, с которыми он раньше дрался плечом к плечу? Фон Хаммерштедт старался повествовать спокойно, но у него плохо получалось. Однако, экс-оруженосец неожиданно понял все очень хорошо и даже поддержал.

-Не говорил ли я вам уже впрямую, что стоит покинуть Орден, где вас настолько не умели ценить? А вы еще на меня гневались… Хорошо хоть, сами исправили свою ошибку... Cujusvis hominis est errare, nullius nisi insipientis in errore perseverare. Вы приняли правильное решение, да еще и помогли при этом нашим. И как помогли!

Пропустив мимо ушей показавшуюся ему сомнительной похвалу, Лукас решил уточнить:

-Так ты с самого начала надеялся, что я оставлю тевтонцев?

-Не без этого… Недаром, я раз за разом заводил с вами подобные разговоры. Я же видел, как к вам относятся в Ордене. Поэтому, я рассчитывал ослабить ряды врагов, лишив их такого искусного бойца…

-И если бы я поддался тогда на твои уговоры, ты покинул бы войско вместе со мною?

-Как вам сказать… Думал я над этим. Честно говоря, мне тогда еще не представлялось, что срок моего дела вот-вот закончится. Я рассчитывал передать вас с рук на руки нашим, а самому возвратиться в Орден. Какую-нибудь отговорку придумал бы – я ловок на такие штуки. Ладно, получилось так, как оно получилось…

Русский замолчал. Безмолвствовал и Лукас. Каждый думал о своем, но в чем-то важном мысли этих двух людей переплетались. Потом Беззубцев поднялся.

-Хорошо, пойду я. Вам еще надобно отдохнуть, окрепнуть. За дверью ждет служитель, который ухаживал за вами все это время. Сейчас он принесет еды. Старайтесь не думать ни о чем – просто знайте, что ваши беды остались за спиной и отныне будет только лучше. Вы среди друзей и никто не собирается вам строить козни. А уж завтра станем рядить, что вам делать далее…

Рыцарь не стал спорить. Беззубцев коротко поклонился и пошел прочь. У дверей он приостановился:

-Если что, ваш фламберг в целости и сохранности. Когда придет время, его вам вернут – я распоряжусь…

Лукас медленно закрыл глаза. «Как мне посчастливилось! - иронически подумал он. – Сначала я взял в друзья тайного изменника, оборотня, а потом и сам оказался предателем Ордена...» К счастью, вошедший слуга помешал ему остаться один на один с ужасающими мыслями и воспоминаниями. Ненадолго.