Утром Катя быстро съела яичко, выпила какао и, чмокнув бабушку в щёчку,  побежала гулять.

- Как позову - сразу же домой, - строго наказала бабушка,- чтоб я тебя по всем дворам  не искала!

- Ладно! - крикнула  Катя, запирая калитку. Она  сорвала травинку, и петушиный крик взлетел над поселком. Из пыльных лопухов в канаве поднялась голова Огуречной Лошадки.

- С добрым  утром,- зевнула она.

   Катя засмеялась, глядя, как она  старательно валяется по росистой траве. Когда бока Огуречной Лошадки стали  чистыми и блестящими, Катя уселась на нее верхом.

- Поскачем! Полетим! Понесемся!? - крикнула Катя.

- Давай лучше сегодня никуда не поскачем, а полежим в тенечке,- попросила Огуречная Лошадка по дороге к лесу.

- А как же чудеса? Сама же обещала, что все время будут чудеса, а теперь в тенечек?

- Совсем не обязательно летать, чтобы были чудеса, - зевая ответила Лошадка. - Можно просто растянуться в траве и смотреть в небо... Меня всю ночь  кусали комары. Я не выспалась. Они улеглись рядышком на травке, и Катя стала прилежно смотреть на облака. Лошадка, положив голову Кате на колени,  уснула. 

     Сначала все было обыкновенно: облака как облака. Потом они превратились в бело-розовых овец. Их гнал совсем седой старик верхом на ослике. Потом пришел караван белых верблюдов. На их горбах сидели погонщики в чалмах и легких покрывалах. Они лизали эскимо на палочках. Вслед за ними, тяжело раздувая серые бока, спешил огромный слон. Он торопился, легкая попона развевалась на ветру. Он  свивал кольцами и снова разворачивал темный хобот.  И сразу побежало, сгрудилось овечье стадо. Старик на ослике затерялся среди овец. Столпились и закружились на месте верблюды. Отнимая у ветра свои легкие одежды, склонились к их шеям погонщики. И слон, раздуваясь на глазах, закрыл  всех своим  огромным сизым брюхом. Вскинув хобот, он затрубил, затопал - рев и гул  докатились до земли. Верблюды побежали. Из тюков на их спинах  посыпались, сверкая, жемчужины. Они сыпались на поляну, барабанили по лопухам, по стволам деревьев, прыгали по дорожке и, едва коснувшись земли, превращались в градины. Но дождь, едва начавшись, прошел стороной... 

Катя, обняв Лошадку, сидела под деревом и думала: ведь только что все было волшебной восточной сказкой и вдруг превратилось в грозу. Она хотела спросить у Лошадки как это все получилось, но та спала, уткнувшись носом в Катины коленки. Катя сидела не шевелясь, чтобы не разбудить ее, и осторожно оглядывалась. Лошадка сказала, что чудеса - везде, просто надо уметь видеть.

И тут она увидела, как на травинку сели две стрекозы: большая и маленькая - мать и дочка, а может быть, бабушка и внучка.

       - Носить очки совсем не стыдно! - говорила большая стрекоза, протирая  кончиком крылышка толстые стекла своих очков. - Я, например, в очках  родилась и ничуть не жалею! А ты все упрямишься. Ну хорошо, не хочешь с голубыми  стеклами, давай закажем с желтыми!.. И они, затрещав крылышками, полетели заказывать очки.

          А мимо Катиной ноги промчалась команда жуков-пожарников. Машины, жужжа, одна за другой ныряли под корень, мостиком изогнувшийся над дорогой, и, выскочив из тоннеля, мчались дальше. Катя не успела опомниться и сообразить, куда они мчатся и где пожар, как совсем рядом увидела муравья. Он был в матросской тельняшке и в кепке козырьком назад. Изо всех сил  упираясь в бок крупной земляничины, муравей катил ее куда-то.

    - Раз-два взяли! Еще раз взяли! - командовал он себе. Сочная ягода тяжело поворачивалась и переваливалась, оставляя за собой красный сиропный след. Тельняшка его была в пятнах земляничного сока. Упершись в Катину коленку, муравей остановился. Он присвистнул и повернул кепку козырьком вперед:

     - Ух ты! Через какую гору лезть надо! Ладно, сперва искупаюсь! И он направился к листку подорожника, в котором, как в чайной ложечке, дрожала дождевая вода.

     - Ух ты! - он нырнул, и, выскочив на середине листа, поплыл. Катя сидела не дыша. Лошадка сладко спала, и будить ее было жаль. Вот бы они посмеялись вместе! Муравей искупался. Тельняшка на нем сама  собой выстиралась. Он снова подбежал к земляничине. Катя осторожно отодвинула ногу, и Муравей увидел, что гора, которую он собирался штурмовать, исчезла.

     - Чудеса! - обрадовался он и опять навалился на ягоду.

     Едва Муравей скрылся, как на поляну высыпала ватага мухоморов, и  маслята,  оттесненные к елкам, подняли шум. 

-  Это наше место! - пищали окруженные маслята, - Мы с утра здесь  стоим!

-  А ну, мелкота, рассыпься! - напирали мухоморы. Их красные шляпы были лихо    сдвинуты набекрень. Из под елки выглянули три сыроежки в фиолетовых юбках.

- А вот и мы!

      Покружившись, они остановились посреди поляны. Мухоморы расступились и  замерли: - Вот так красотки!           

- Подумаешь! Балетницы! Воображалы! Сплетницы! - Крикнул самый маленький мухоморчик. Но старый  мухомор отвесил ему такой подзатыльник, что  у того шляпа съехала на нос.

    Катя не выдержала, и засмеялась. А грибы как были, так и замерли посреди поляны: три сыроежки, окруженные мухоморами, и маслята, оттесненные  к самым корням дремучих елей. Только что  они  бегали, ссорились и шумели, и вдруг наступила тишина. И в тишине одиноко постукивал дятел.                 

    Смех разбудил Лошадку. Она вяло села и тяжело мотая головой сказала:

   - Это кошмар какой-то. Никак не могу выспаться!

   - Я же не нарочно...Я нечаянно. - оправдывалась Катя. - И вообще...Мне надоело тихо сидеть. Тебе хочется - ну и спи, а я пойду гулять одна. Выспишься -прибежишь!

       И, стряхнув соринки с подола, она перепрыгнула через Лошадку и скрылась в кустах.