По крутому извиву лесенки спускается с недостроенной галереи Ласкарёва едва мне знакомый предводитель театра. Или – «театра»... Вот они, значит, где себе облюбовали «приют комендиантов».

Ноги шаркают, усы «под Тарковского», взгляд «под шофé», улыбочка – ухмылочка...

- Здра-а-пствуйте! – стоя на полусогнутых, он вислозадо кланяется. Таланты – они все кривляются.

Принюхиваюсь, но алкоголя не улавливаю.

- Геннадий Серафимович! Светлана Михайловна! Вы па-а-зволите моим людям после репетиции немножко в себя прийти, немножко в баре прикупить?..

Талантам этим только волю дай!

- У вас в распоряжении полчаса! – строго отвечает директор. – Скоро прибудут моряки.

- Спаси-и-бо!.. Большое! – всё так же кланяясь, пятится режиссер. – Нам вполне достаточно!

- Владимир Сергеевич! – говорю вдогонку. – Подойдите завтра в это время – поговорим!

- Обязательно! – кивает, отставляя тощий зад, режиссёр. – Ещё раз большое спасибо!

Не пойму я, что за роль он разыгрывает. Переглядываемся со Светланой Михайловной: «Ну и шельма!» В то же время видим у себя в глазах неуверенность и тревогу. Приобрели себе иждивенцев. Притом развязных и нетрезвых. А теперь будет трудно махать кулаками, когда не было драки сразу.

Первоначально я считал, что Лёва проявил недюжинный талант, завлекая своего преемника в невероятную интригу, что он смотрел далеко вперёд, заручившись моим согласием сотрудничать: «натянем нос «Интуристу», ха-ха, заберём туристов с иностранных лайнеров, с тобой вместе сделаем сервис!..», но потом стало казаться, что это дымовая завеса, очередная легенда,  чтобы убаюкать начальство, замаскировать свою неуверенность, пока Лёва входит в курс и гасит неизбежных оппонентов. А оппоненты неминуемы, когда приходит назначенец со стороны: как же, местных спецов обошли, заместителей, которые собаку съели!..

Лёвина скороговорка о нашем лучезарном сотрудничестве энергично скреплялась жестикуляцией и мимикой. А потом эти глупости стали бумерангом возвращаться в виде вопросов подчинённых: неужели создаётся какой-то хозрасчётный центр или «комплекс», или «тандем» – в составе Интерклуба и Морвокзала, с подчинением первого второму?

А как вы это себе представляете, если этого просто быть не может? Директору ничего не известно, кроме жестов и мимики Льва Сергеича! (Даже когда я верил в его серьёзность, то не принимал её всерьёз!)

Но слухи ширились, а Ласкарёв ходил по кабинетам и. склоняя фамилию Салабина, слухи усиленно раздувал. Часто забегал в Интерклуб... «Был у Афанасьева, всё разсказал ему. Он полностью – за!..»

«Арзуманов уже докладывал Кацкуну о наших планах! Полное одобрение!»

- Подожди, Лёва! Ты бы заодно и мне разсказал «всё о наших планах»!

- Само собой! Ну да что, неужели мы с тобой не договоримся?! Мы сколько лет друг друга знаем?

И вот я думаю: теперешний объект Ласкарёва создавался полтора десятка лет назад в расчёте на развитие туризма... Пассажирская гавань, пансионат в дюнах, ресторан, конференц-зал, таможенная зона и duty free… Но беда не приходит одна: сначала Кацкуновы питомцы свели на нет наш пассажирский флот – прибыль стала зависеть только от иностранных судов. А вскоре грянула противоалкогольная кампания... Пассажир, оказавшись на морском вокзале и даже в ресторане, не мог употребить спиртного – разве что «а ля рюсс», скромно притулившись в углу безпошлинного магазина – и тогда уж, пожалуйста, по правилам таможенной зоны: всю бутылку до дна, без права выноса в СССР... Интерклуб был вне кампаний подобного толка. Так вот зачем понадобился «тандем»! А я было решил, что за словами Ласкарёва ничего не скрывается, кроме дыма и пыли!

А тут и его троянский конь – «театр» – на мою голову.

Главреж Володя – большой оригинал. Не знаю, какой из него Станиславский, но собеседник он мутный. Говорить с ним – что в тумане блуждать: а так ли я его понял? А хотел ли он что-либо сказать?..

Едва поздоровавшись, говорит сразу так, будто продолжает прерванный – только что – разговор. Слушаешь отчаянно его галиматью, а врубиться никак не можешь: когда – и что? о чём? – мы друг другу говорили. Оказывается – никогда, ничего. Я не сразу понял этот его «творческий» метод, а когда понял – успокоился. Всё – позёрство, всё – претензия, и с негодными средствами. Может, в перестройку и нельзя по-другому?

Но у Ласкарёва всегда отиралась разношёрстная богема. Йоги, музыканты, шахматисты, каратисты. Бывая у него в Интерклубе, немало я всякого люда насмотрелся. Интерклуб их притягивал как магнит.

А совсем недавно, когда меня в пароходстве малознакомые люди поздравляли «с назначением», был среди них и вовсе незнакомый – этот самый Володя-главреж. С трудом я припомнил, а он напомнил, что год назад он приглашал меня на какую-то «премьеру»... Ну, тогда он показался мне обычным сумасшедшим – и я не пошёл. Раз или два он меня видел у Ласкарёва, а я его – нет.

Теперь не знаю, та ли самая премьера состоялась с отсрочкой на год, но пришлась она на вторую неделю моего директорства.

А как только я влип в Интерклуб и Володя меня стал поздравлять, то повторил своё давнее приглашение.

- Я знал, что в конкурсе кандидатов победите вы, Геннадий Серафимович!

- Извините, не понял! Был, что ли, конкурс?

- Ну да!.. Я шёл вторым: увы, не владею столь блестяще языками!

(Ай да Ласкарёв! И этому лапши навешал!..)

- А вы что кончали... э... Владимир Сергеевич?

- Знаете, Геннадий Серафимович, я всегда верил в творческие силы народа – и эта вера меня не подводила. По окончании я был оставлен в Институте культуры ассистентом – по кафедре режиссуры народных коллективов...

(Ах, так ты выходец из ярмарки невест!..)

- А можно о конкурсе подробнее? Был кто-то и третий?.. четвёртый?..

- Трое было нас. Вы, я и Гавенякин.

- Впервые слышу!

- Но он сразу не прошёл! – махнул рукой главреж.

- А где надо было пройти?

- У Льва Сергеича, конечно! Потом – у Кацкуна.

- Жаль, что вы не прошли, Владимир Сергеевич!

- Да не грустите вы, Геннадий Серафимович! Тут все у вас единомышленники! А мой театр!!! – Володя закатил глаза. – Мы теперь, наконец-то, регистрируемся, печать получаем... Пришлось для этого директора завести – Ирочку! – он игриво подмигнул. – Она к вам с бумагами подойдёт, вы уж быстрей подмахните, Геннадий Серафимович!

Молчу. Не привык подмахивать, это раз. А подпиши я себе хомут на голову – что тогда? Это два.

- Препоны, Геннадий Серафимович, сплошные препоны! Начальник главупра культуры вполне свою фамилию оправдывает! – Володя спохватывается и хихикает, наклонясь: – Вы же меня не выдадите, правда?

Но я не пытаюсь вспомнить фамилию главупра культуры. С меня достаточно наркомвоена Троцкого и наркомпроса Луначарского.

- Представьте, Геннадий Серафимович, что моей директрисе заявили: а что вы будете делать с вашим хозрасчётом, когда перестройка кончится? Вот-так-вот!.. – проскандировал Володя. – Но всё же хочу вас обрадовать, Геннадий Серафимович: цветоиграющий пол дискотеки я вам усовершенствую. Оформимся – открою счёт, привлеку электронщиков. У вас ведь одна безначилска, а я – любым способом! Вообще скажу так: мой театр вам будет ой как нужен, Геннадий Серафимович!