Три одноактных водевиля предложила публике эта труппа, которую я пока не мог считать ни своей, ни нашей: «Осеннюю скуку» Писарева (ободряющее название в начале лета!), что-то из Тургенева и чеховскую шутку о молодой помещице-вдове – «Медведь».

Представляя свой театр, Володя заявил, что в перенасыщенном театральном мире он видит лишь одну незанятую нишу – забытый русский водевиль.

О чём он не сказал, но постепенно обнаружилось впоследствии, что его труппа на две трети состояла из друзей и родственников – дилетантов. Отсюда можно сделать вывод об уровне таланта остальных актёров.

Прежде чем был поднят занавес в кинозале, среди зрителей вдоволь намелькалась директриса «театра» – бывший редактор с телевидения, бледная девица с наркотическим блеском в глазах.

По причинам, много лет остававшимся тайной для работников Интерклуба, в зале не было вентиляции и даже признаков её былого существования. Репетировали актёры то на галерее второго этажа пристройки, то среди разлохмаченных древесно-волокнистых стен внизу –  рядом с теплоцентром.

Многого недоставало театру, о чем умалчивал главреж, зато, как подчёркивал он же, у Интерклуба «есть театр»!

А директору недоставало предчувствия опасности.

Главреж разослал приглашения руководству облсовпрофа, баскомфлота и, разумеется, лично Кацкуну с приближёнными. Директриша Ириша обеспечила благосклонное участие телевидения.

В первый вечер у публики болели животы и щёки от «Осенней скуки»! Но в этом больше была заслуга автора, чем актёров. От скуки умирал сумасброд помещик, его челядь поражала забитостью и придурковатостью, а всё вкупе вызывало безудержный смех.

Прошла спокойно чеховская шутка, телезрителям слишком известная. Только Тургенев оказался театру не по зубам. Не потому ли название пьесы Салабину не запомнилось?

Но с шуткой «Медведь» не всё так однозначно – и вот почему...

Именно в те дни случился десятилетний юбилей славной кабинетной выдумки эпохи развитого социализма – Транспортного Узла северной столицы Отечества. Всегда он был, этот транспортный узел, но не являлся поводом для праздничных речей и возлияний. Но вот уже в десятый раз съезжаются, слетаются главари регионов и отраслей – речники, железнодорожники, автомобилисты, а принимающая сторона – Кацкун – всё связывает крепким морским узлом гостеприимства. В момент раздумий, чем бы поразить своих гостей, он находит у себя на столе приглашение театра из Интерклуба.

Никогда прежде интерклуб не видывал такого множества расшитых золотом разнородных мундиров... Снова был и сам незабываемый министр морского флота.

Вдовушка помещица покорила всех тузов своею статью и роскошным декольте, так что деревянная скованность её партнёра осталась даже незамеченной.

Глаза у Кацкуна заблестели. «Мой театр!» – с победным клёкотом обернулся он к министру.

В ту же ночь премьерного спектакля Кацкун обещал изумлённому Салабину костюмы, декорации и всякую помощь театру: «Мне рапорт на стол – и я подпишу!»

А два дня спустя был доставлен в клуб серый конверт – размноженный на серо-зелёной бумаге приказ Кацкуна: учреждался хозрасчётный театр «Альбатрос», репетиционной базой утверждался Интерклуб, главным режиссёром – Володя, директором – Ирочка с голодными глазами. Теперь и рапорт Салабина не нужен!

Лицедеи срочно меняли печать и штамп, приобретая статус узаконенного пароходством учреждения культуры. Володя, сверкая глазами, счёл нужным сообщить Салабину, что у театра «всё схвачено», Москва «рукоплещет», а Ирочка – «просто клад!» – приходит к Виктор Якольчу запросто, садится к нему на стол и вьёт верёвки из него.

Прапорщик Паша, старый донжуан, докладывал, что главреж потерял стыд и совесть, на всех углах сообщает, что Салабин ему не указ, теперь – что Хозяин скажет, то и будет, а скажет он только то, что нужно Володе, потому что их директрису Кацкун гладит где хочет...

- Он спятил?! – поразился Салабин. – Он же подрывает репутацию «Хозяина»!

- ...теперь, говорит, Салабин будет спектакли столько раз заказывать, сколько мы ему скажем!..

Салабин подавился смехом:

- Для кого заказывать? Для филиппинцев?

- Говорит, что это решили...

- Ерунда! И слушать не хочу!

- ...всякие там вечера – ветеранские, профсоюзные, отчётно-выборные... Володя им спектакль, а Кацкун безналичкой оплатит...

- Забавно! Кацкун им выдал безпроцентную ссуду, а теперь эту же ссуду погашает перечислением?.. Значит, без билетной кассы, без проблем с реализацией... Ай да хозрасчёт!

- ...и мореходки – тоже самое, институты... Приведут ребят поротно, оплатят побатальонно...

- Со студентами не выйдет! Студента на мякине не проведёшь!

- Не знаю. Но Володя очень гоношился. Даже с Венькой Соболевым поцапались.

- Из-за чего?

- Веня говорит: у театра лица ещё нет. Завоюйте, мол, публику сначала. А тот: плевал я на публику. Хозяин скажет, Салабон... бин... заплатит.

Я не обратил внимания на его обмолвку.

- А мы будем, Павел Васильевич, следовать закону! Поэтапно вводить хозрасчёт, элементы самоокупаемости, доплаты работникам за расширение ответственности! Не всё же вам жить на восемьдесят рублей, хоть бы даже и при пенсии!..

Паша просветлел.

- Я и говорю им, дуракам: вы ещё не знаете Геннадия Серафимовича!.. И пранораму дорисуют, и двери починят, и туалет забла... ухает!

- Только вам ещё, Павел Васильич, остаётся рвение проявить! Вот займитесь потолком!

Паша опасливо глянул наверх и прикрыл голову рукой: у нас одна плитка упала на днях с потолка.

- Геннадий Серафимович, я за свои восемьдесят и так достаточно присутствую!- М-да... Вполне достаточно, чтобы плитка успела отвалиться и маленько зашибить вас. Особенно если учесть, что две трети времени вы здесь проводите в нерабочее время, сидя с очередной дамой в баре. Вам за даму не страшно?

- Жизнь – она вообще рискованная штука, Геннадий Серафимович!

Ну как им не восхищаться, нашим завхозом!..