Через день Вадим сидел в кресле и пытался читать «Мартовские иды», когда телефон заставил его пружинно покинуть кресло. Он сорвал трубку с рычага.

-Вадим! Это поразительно. Принесенная вами тетрадь проливает свет на много загадок, мы наконец-то увидели продолжение истории семьи Плещинских, пусть пунктирно, пусть трагично, – Евгений Николаевич спешил высказать свои чувства, - а сколько в них интересного. Я буквально погрузился в эти воспоминания.

А, кстати, вчера звонил Игорь, он приехал из какой-то свое новой поездки, обещал зайти. Вы разрешите ему показать воспоминания этого старика?

 Придя в себя, Вадим подумал, что Игорю эти воспоминания совершенно не нужны, его новые интересы вращались вокруг монастырей, храмов, старцев, философии рубежа веков, каких-то загадок и прочего в том же роде.

-А ему будет интересно? – дипломатично спросил он.

-Но мы же вместе начинали это расследование. А в воспоминаниях есть  страницы, связанные с нашим расследованием.

-Конечно, пусть читает.

Вечером приехал Игорек. Он уже ничем особенно не удивил Вадима: так же, как и после первого возвращения из Печор, троекратно поцеловался,  борода у него стала длинней, разговор сделался каким-то благообразным.

- Как хорошо там,  - говорил он, - ты даже не представляешь! Когда я приехал в декабре, было, не скрою, трудно, утром темно, фонари едва светят. Работы были тяжелыми: снег чистил, рубил дрова, на кухне дежурил.

-Ты что, проходил, как там это у вас называется?

-Искус. Да, хотел себя попробовать.

-И что? Пойдешь в монахи?

-Нет, я еще не готов. Да и отец Никодим сказал: в миру работай, у тебя важное задание – нести свет в миру. Это не  намного проще, чем в монастыре, искушений больше.

Вадим не смог на это ничего сказать.

- А в это раз приехал, - продолжал Игорь, - настоящая благодать. Я как раз к Светлому Празднику поспел. Митрополит приезжал, вся братия встречала. Какой был день!

-А как твои научные работы?

-В НИИ чай да кофе с утра до вечера да женщины обновками хвалятся друг перед другом.

-А поиски исторические?

-Собираю материал. А ты,  говорил Евгений Николаевич, нашел какую-то важную тетрадь? Что-то про революцию?

-Не только. Прочитаешь – увидишь, хотя тебе, я думаю, это будет не очень интересно.

-Почему? Если с душой написано, даже про революцию, это хорошо. А безбожники, они, знаешь, тоже разные были. Иные это те же наши юродивые.

-Там есть про снос Храма Христа Спасителя.

-А вот это уже важно, - Игорек посерьезнел. – Без Бога ничего построить не смогли, только эту лужу.

-Помнишь портрет того собирателя, который нам показывал Евгений Николаевич?

-Конечно, он очень был увлечен поиском. Вы что-то нашли?

-Нашли, вот почитаешь – увидишь, там много важного.

-Значит, Господь привел Знаменского на верный путь. И тебя рано или поздно приведет. Я уверен.

 Голос Евгения Николаевича был торжественный.

-Вадим!  Приезжайте, как только сможете, не пожалеете!

Когда Вадим вошел в знакомую квартиру на улице Грановского,  первое, что бросилось ему в глаза, была  лежавшая на столе  сложенная вдвое шахматная доска. Доска была не совсем обычной: не плоская, а что-то наподобие большой коробки.

-Что это? – удивился Вадим, - те самые шахматы, о которых вспомнил дядя Миша?

 Евгений Николаевич, улыбаясь, раскрыл доску, и Вадим увидел внутри зеленый потертый бархат, которым была выложена правая и левая части. Знаменский осторожно отстегнул кнопку с  левой стороны и открыл бархатную зеленую крышку.

 Под ней  в специальных ячейках, тоже выложенных зеленым бархатом,  лежали белые шахматные фигуры необыкновенно выразительные, в виде русских солдат в киверах, с ружьями в руках и ранцами за плечами, офицеров со шпагами   и  гусаров  с ментиками, поднявших коней на дыбы.

Король, вернее царь,  был отлит в виде  высокого мужчины, с бакенбардами, в шляпе, надетой с поля, в мундире.

-Это Александр I, - сказал Евгений Николаевич.

  - А это Николай? – спросил Вадим, взяв в руки  короля черных, –  похож.

-Нет, это Фридрих Вильгельм III, прусский король, наш союзник в войне с Наполеоном. Шахматы отлиты в ознаменование союза России и Пруссии на вечные времена. Вечных времен не вышло, - помолчав, добавил он.

Вадим стал рассматривать черные фигуры. Они были отлиты в виде очень похожих  на русских солдат и всадников, и Вадим не мог увидеть разницу. Взяв в руки русского гусара,  пытаясь увидеть эту разницу, он так и сяк вертел фигурку.

-Не вижу разницы, - сказал он, – только цвет.

-Не только, - заметил Евгений Николаевич, - различия есть в кокардах на головных уборах, в деталях покроя мундиров, в форме оружия. Но они действительно не очень большие.

-Евгений Николаевич взял в руку прусского короля,  залюбовался им.

-  А посмотрите, Вадим, на этого прусского гусара, - Знаменский  достал из плотной ячейки черную фигуру и протянул ее Вадиму. Тот взял коня в руку, повертел в руках, ощутил, какой он тяжелый, еще раз посмотрел и вернул Знаменскому.

-Тяжелый, - сказал Вадим, - а конь как искусно отлит, напоминает   коней Клодта у нас в парке.

-Да,- произнес Знаменский,  - напоминает, кони Клодта стали знамениты в Европе, на его скульптуры ориентировались другие мастера.

-А что это за отверстия в основании каждой фигуры? – Вадим показал на небольшие углубления сбоку, которые имелись в каждой фигуре.

-Возможно, мастер так хотел облегчить и без того существенный вес фигур, - подумав, сказал Знаменский, - надо будет поговорить со знатоками малых форм.

- Но как вы нашли сами шахматы?

- А вот тут помогла все та же самая клеенчатая тетрадь, которую вы мне принесли. Она и сама по себе просто замечательная, я вам уже говорил, а для меня здесь была и нить к разгадке.

- Да, конечно, - согласился Вадим,  - я помню, что там говорится о коробке с шахматами, которую нашли в ограбленной квартире, но ведь шахматы пропали зимой восемнадцатого года. И, если я не ошибаюсь, да, я точно помню, о них больше нигде не упоминалось.

- Да, совершенно верно, они попали в руки красногвардейского патруля. И при этом было названо две фамилии. Других фамилий Миша Сверчков не запомнил или не услышал, а две он все-таки запомнил.

-Кажется, Баулин? – вспомнил Вадим.

- Да, Баулин и Казаков. Там упомянуты фамилии  красногвардейца  Баулина и Казакова. И представьте  - приехал Игорь, помните,  мы с ним говорили и о нашем расследовании, и я ему с вашего разрешения дал почитать эти в высшей степени интересные воспоминания.

 - И как вы его нашли? – Вадим не в силах был скрыть иронии.

Знаменский усмехнулся, помолчал, вздохнул.

-Он, конечно, стал слишком, я бы сказал, своеобразен, дело не только во внешности, у меня тоже борода. Речь, размышления. Такое бывает с людьми технического образования, когда они вдруг рьяно погружаются в гуманитарные сферы. Он слишком увлекается некоторыми идеями. – Знаменский опять помолчал, - слишком. Это сегодня распространено. Хорошо, что вы ими не увлекаетесь. Но при все при этом, он тоже помог в нашем расследовании.

-Он? – удивился Вадим и поднял на Знаменского глаза, до этого опущенные вниз, словно ему было немного совестно за увлечения Игорька. - И чем  же он помог? Ему, кажется, красногвардейский патруль, как бы помягче выразиться, не очень близок.

Евгений Николаевич снова улыбнулся, - Да, не близок, но он все-таки помнит, как мы начинали расследование, – Знаменский сделал ударение на слово «мы». - Через несколько дней он мне позвонил и сообщил, что его заинтересовал один факт. Он обратил внимание как раз на фамилию Баулин. И вот что оказалось: Игорь учился с Верой Баулиной! Тесен мир.

Вадим был с этим положением полностью согласен.

- Я попросил его позвонить этой Вере, если можно, с ней встретиться и спросить, не был ли ее дедушка или прадедушка в Красной гвардии в восемнадцатом году. И знаете, Вадим, Игорь справился с этим заданием на «пять». Оказалось – был! Был ее дедушка в Красной гвардии и жив до сих пор. Правда, уже весьма почтенного возраста человек. Надо было узнать у него непростой вопрос –  помнил ли он, что случилось в далекую-далекую зиму восемнадцатого года с той коробкой, которую ему поручили в  самом начале января доставить в штаб. Пришлось просить наше музейное начальство позвонить старику – он человек старой закалки, начальство уважает. Я получил разрешение приехать к нему и поговорить. Он оказался довольно общительным, даже веселым таким старичком. И память прекрасная, несмотря на почти восьмидесятилетний возраст. Он прекрасно помнит то время. Еще и повторял в разговоре постоянно: такое было время!

Так вот, все он вспомнил, и Сергея Петровича, помните, командира их красногвардейского отряда – он погиб под Перекопом, и мальчонку, говорит, того запомнил, и как обследовали ограбленную квартиру с убитым. Мальчонка, - рассказывал, -все на труп косился, дрожал сильно, мы его даже в соседнюю комнату отправили, а позвали, когда надо было поподробней узнать, где он прятался и что слышал, или даже видел. Видел-то, говорит, немногое, а вот что слышал – запомнил. А коробку, о которой вы почему-то спрашиваете, - старика это очень удивило, -  мы, - рассказал  Максим Федорович, - нашли к комнате на буфете. Удивились еще, что грабители ее с собой не взяли. Все вроде подчистую унесли: броши там, серьги, цепочки, а коробку оставили. А когда мы ее раскрыли – нашли вот эти самые шахматы. - Я их ему, опять же с разрешения начальства, отвез и показал.

-Где же они после этого были? – спросил Вадим.

-Самое удивительное, - ответил Евгений Николаевич, - что буквально у меня под носом.

-Как это? – удивился Вадим.

-А вот как.  Максим Федорович, то есть Баулин, рассказал, что коробку эту ему приказали свезти в штаб на Рождественку. А в штабе нашелся грамотный человек, из бывших учителей гимназии, он им объяснил, что вещь эта – настоящий шедевр, работа очень тонкая, и ее надо везти прямо в бывший музей Александра III – так наш музей до революции назывался, в кабинет древностей!

-Представляете, Вадим, оказывается, эти шахматы действительно были у нас в фондах. Кто бы мог подумать! Только когда он их привез, не до фигурок тогда было, отправили их на хранение и забыли. Вот такая история. А теперь я пытаюсь найти следы того, как эти монеты появились у Плещинского.

 Вадим после этого не виделся с Евгением Николаевичем  два месяца, был  в отпуске, потом работал. Кантор не появлялся.  Как-то Вадим заезжал к Андрею. Тот выучил за это время еще три языка, нашел единомышленников, которые решили сделать новый полный перевод Священного Писания. В это раз он читал Вадиму стихи Бродского, посвященные недавно начавшейся войне в Афганистане. Андрей скоро собирался жениться.

 Выяснилось, что художник уже уехал из квартиры дяди Миши, и теперь там жил какой-то коммунальный работник – не то банями заведует, не то пивными, - говорил Андрей. Банный работник всю обстановку поменял, старую мебель выбросил, книги сдал в букинистический магазин, фарфор в комиссионку, картины отвез, кажется, на дачу.