Алексей ШОРОХОВ. О себе
Родился в городе Орле в 1973 году. Предки — донские казаки и вятские крестьяне. Первые присоединяли к России Сибирь, Дальний Восток и Среднюю Азию, защищали Веру, Царя и Отечество, вторые — охотились в непролазных вятских лесах и возделывали землю. Мой родной дед — Флегонт Анфилович Шорохов охранял последнего русского Царя, служил в Лейб-гвардии Семёновском полку, получил Георгиевский крест во время Первой мировой войны. Мой отец, Алексей Флегонтович Шорохов, ветеран Второй мировой войны (закончил её в Румынии). После революции 1917 года и Гражданской войны (дед-казак воевал на стороне красных, его братья — на стороне белых) весь уклад русской жизни нарушился, сословия перемешались и я родился не на Дону и не в Вятке, а в верховьях Оки — в Орле, городе славном своими литературными традициями. Неудивительно, что первые стихи были написаны в шесть лет, первые публикации — в пятнадцать лет. В 1990 году поступил на филологическое отделение Орловского педагогического университета, затем — Литературный институт имени А. М. Горького в Москве и аспирантура при нём.
Член Союза писателей России с 2001 года. С 2004 года — секретарь Правления Союза писателей России. Заместитель главного редактора журнала «Отечественные записки».
Участник событий Октября 1993 года и гуманитарных миссий на Донбассе. Член Сенаторского клуба Совета Федерации РФ
Мои мысли о существе русской поэзии можно передать несколькими тезисами: Нравственность есть правда (Шукшин). Правда же — выше солнца (Русский народ). Убежденность в этом есть главная отличительная черта русского народа от народов других. Дело не в исключительности, а в своеобразии. Мы — такие. Осмыслять любые другие стороны нашего национального бытия, не учитывая это — некорректно. И поэзия, как область литературного творчества, здесь не исключение. Потому, что она национальна, как ничто другое. Из этого вовсе не следует, что русская поэзия служит какой-то одной, раз и навсегда усвоенной ею правде. Во-первых, потому что поэзия вообще «не служит», она сама есть одна из форм (скорее всего — высшая) бытования правды в этом мире; во-вторых же, правд, как мы знаем — много, только Истина — одна. Так говорит наш народ.
А «народ» и «язык» по-древнерусски одно и то же. И мы не вправе забывать о его христианских истоках. Только в полной мере осознавая это, можно понять как разные (а порой и враждебные) правды примиряются в одной Истине — Христе, Который выше правд личных или этнических, потому что — Бог. Только постоянное памятование об этом, делает возможным существование разных правд, потому что выше их, над ними — вбирающая их Истина.
Памятуя о сказанном выше, придется признать, что русская поэзия по сути своей не может быть ничем иным, как правдой. Правдой о человеке и бытии. К тому же, наделенной собственной — музыкальной — формой бытования в этом мире. По-видимому, стихи — это предельная форма бытования слова, уже на грани материального и духовного. Неслучайно, что слово Ветхого и Нового Завета облеклось в эту — высшую на земле — форму. Неслучайно и то, что сама поэзия есть высшая форма существования языка и вершина (наряду с молитвой) духовного творчества народа.
