Шестая жизнь Ивана Найдёнова, президента ГКР

Я, Йоган Финдель, бывший президентом ГКР (Германской коммунистической республики) в 4017 – 4024 годах, должен поведать о своей недолгой, но счастливой и удивительной жизни.

Мои родители Марта Грубер и Курт Шиммель, усыновившие меня, назвали при крещении по святцам Гансом (Йоганом), что совпало с именем отца Курта, а фамилию мне дали Финдель от немецкого слова финделкинд – найдёныш. Под этим именем я был зарегистрирован условно, пока шло расследование моего происхождения: то есть, поиск моих биологических родителей по ДНК в мировом банке ДНК. Но так ничего не было найдено, и имя и фамилия остались за мной на всю жизнь.

Жаль, что не могу представить никаких доказательств о своей жизни (было множество интервью со мной в прессе, на радио и космовидении, издано аудио– и видеокниг – и моих, и обо мне).

Единственное, что я могу предложить – это посетить Германию начала четвёртого тысячелетия на машине времени, которую вы скоро получите во владение, чтобы убедиться в правоте моего рассказа. Одно могу сказать, что после возвращения памяти о моих прожитых жизнях, мне в моей нынешней, седьмой, самой долгой и, наверное, последней жизни, я ни одну из своих прошлых жизней не вспоминал с таким удивлением, а порой страхом (и даже ужасом), как эту – жизнь в далёком будущем земного человечества.

Стоп! Я в начале назвал её счастливой и удивительной. Вы скажете: как же так, Иван Миронович? Да, я не отказываюсь, она была таковой, но и страх порой овладевал мной, когда я не мог справиться душевно с масштабом предстоящих мне дел и обязанностей в этой жизни.

У меня были замечательные родители. Я получил блестящее воспитание и образование… Но всё по порядку и, желательно, коротко: боюсь не успеть завершить свою исповедь; что-то мне подсказывает, что это не исключено…

 

* * *

Я не знаю, с какой целью я являлся в мир людей в разные эпохи их бытия. Что не с мессианской – это точно, так, по крайней мере, мне кажется. И не для того, чтобы спасти мир или изменить течение жизни. Тогда зачем, зачем, зачем?! После выхода из комы и обрушившейся на меня памяти всех жизней, я знаю, что отбываю Божье наказание за свершённые семь грехов когда-то и кем-то. Но кем? Мною? Но кто этот грешник? Кто этот Я? Мне не было сказано. Искупил ли я этот грех, простит ли меня Господь, когда я предстану перед ним? Будет ли его суд милостив ко мне? И если я всё знаю теперь, почему я так возопил? Не могу понять. Господи, подскажи!

 

* * *

Итак, до конца четвёртого тысячелетия оставалось полтора десятка лет (далее я опираюсь на воспоминания моих приёмных родителей Марты Грубер и Курта Шиммеля). Они, сравнительно молодые супруги жили в последнем на Земле 500-метровом небоскрёбе на 271 этаже. Такие супервысотки начали строить после третьей мировой войны, случившейся во второй половине 21 века. Причём жилые помещения начинались после двухсотого этажа, куда уже не доставали радиационные испарения и пыль. А против заражённых облаков здания окружали специальные установки, поглощающие и превращающие облачный пар в воду, которая направлялась вниз в дезактиваторы.

Кроме того, после Великого Посещения Земли, прекратившего войну, на нашей планете возникли поселения представителей внеземной цивилизации, которые привнесли земной науке Новое Знание, что позволило научно-техническому прогрессу сделать гигантский скачок. Отпала нужда не только в высотках, но и в глубоких подземных жилищах-убежищах, куда от радиации пытались закопаться уцелевшие на планете люди.

Многое изменилось и появилось нового на Земле за минувшие столетия, но об этом позже: успеть бы поведать о себе.

* * *

Раннее солнце вкатилось сквозь окна в жилые соты – квартиру Марты и Курта. Её разбудила робот-прислуга, поспешно вошедшая в спальню:

– Марта, проснитесь! У нас проблема, Марта! Проснитесь! У нас проблема! – Когда она инертным негромким голосом в пятый раз произнесла эту фразу над спящей, та открыл, наконец, глаза.

– А? Что? Что случилось, Берта? – Сонно пробормотала она.

  • Нам в ковчежец положено что-то, что издаёт не технические, а живые звуки. – Сообщила робот Берта. Сна как не бывало. Марта накинула халат, запахнулась, завязала пояс.

– Где?

– На кухне. – Берта, трудно отличимая от человека биоэлектронная его копия – вариант «Женщина» – двинулась первая, Марта – за ней.

Ковчежец – это небольшой по ширине окна решётчатый контейнер, прикреплённый снаружи к окну. Ковчежцы ставили по желанию обитателей жилья для цветочных ящиков, хотя в каждой квартире находился небольшой зимний сад-цветник. Здесь всегда можно было отдохнуть от трудов праведных за бокалом сока или молочного коктейля.

И про ковчежец и про зимний сад я узнал от Берты, когда подрос и часами просиживал в этом саду, играя или читая книги (читать я начал с четырёх лет) до семи лет, когда наш небоскрёб начали разбирать; мы же перебрались в отдельный коттедж, в котором тоже был маленький зимний сад, а для тёплого времени – малогабаритный палисадник.

А в ковчежце лежал я, упакованный в капсуле. Как Берта уловила сквозь упаковку и оконный пластик мой призывный писк, да ещё определила, что этот звук «не технический» – не знаю; наверное, так тонко были настроены её электронные уши.

Берта потянул за ручку окна, и я в ковчежце благополучно вплыл в кухню тех, кто вскоре станут моими приёмными родителями. Марта осторожно вытащила капсулу из ковчежца и поискала глазами, куда бы её положить.

– Сюда! – Показала Берта на стол и отодвинула чашки и кофейник.

Марта опустила на стол драгоценную упаковку и увидела сквозь прозрачный пластик лицо младенца, раскрывающего в крике розовый ротик. Воздух в капсулу поступал через боковые отверстия в ней.

– Киндер! – Радостно воскликнула бездетная Марта. – Берта, позови скорее Курта!

– Я здесь! – Возник в дверях Курт Шиммель, супруг Марты Грубер.

– Киндер! – Снова крикнула Марта и протянула ему капсулу. – Небо подарило нам дитя!

Курт осторожно принял капсулу, осмотрел её со всех сторон. Из капсулы снова донёсся крик младенца. Курт понял, увидев застёжки, как освободить пассажира из плена пластиковой оболочки. Щёлк – щёлк – и вот вам, пожалуйста, посланец неба на руках Марты…

 

* * *

Марта настаивала оставить ребёнка себе, усыновить его.

– Если своих нет, так вот, нам небо послало его! – Убеждала она мужа.

– Кого? Сына своего? Откуда он взялся? Кто он, кто и где его родители? – Парировал Курт.

Жизнь тогда, как и потом, была не сложная: работай, твори и дерзай, и всё тебе приложится. Но что касаемо закона! О, тут всё было строго, и не в характере немцев их нарушать, здесь не древняя Русь, те времена давным-давно канули в лету.

Надо соблюсти закон, выяснить, что за ребёнок оказался в жилище, чей он и откуда. Современная наука и поисковая система органов Охраны и Соблюдения Порядка (ОСП) располагали такими возможностями и техникой.

В Общем, Курт строго и твёрдо сказал Марте:

– Всё решит Администрация. Мы не вправе замолчать сей факт!

Шиммель заявил о малютке в местное отделение ОСП, и началось… Сделали анализ ДНК. Совпадений по всегерманской базе не обнаружилось. Посланный запрос во Всепланетный банк ДНК положительного ответа не дал. Удивились, не поверили. Протестировали младенца ещё раз – тот же результат, то есть отрицательный: пара, от которой этот ребёнок появился на свет, на планете Земля не была найдена.

Необычный младенец, не имеющий родительских корней, вызвал жгучий интерес в высших инстанциях. Оттуда пошла заявка по космическим каналам на земные колонии Луны и Марса. Безрезультатно. Не в пробирке же его вырастили в соседней галактике?! Обратились в ИНИСИНТ – институт искусственного интеллекта. Оттуда прозвучал ответ: опыты по внеутробному воспроизведению человека запрещены международной конвенцией в 21-м веке. Сведений о инопланетном опыте нет. ДНК младенца земных аналогов не имеет.

Вот так так! Посланец Божий? С какой целью, для чего? Думали, гадали, постановили: разрешить Марте Грубер и Курту Шиммелю взять на воспитание найденного ребёнка, зарегистрировать его под фамилией Финдель (сокращённо от Findelkind – по-русски найдёныш) наречение именем – по усмотрению усыновителей, и установить за его развитием постоянное наблюдение со стороны ИНИСИНТа и Администрации планеты.

Радости не было предела в доме Марты и Курта. На крестины собрали друзей в храме. Когда батюшка Илларион окунул малыша в купель, тот, поднятый из неё, фыркнул весело и произнёс: «О-я!» И все прикрыли рты от смеха.

А кто-то предложил:

– Вот и имя малышу подходящее: Оя! Кратко, красив и оригинально.

Батюшка возразил:

– При крещении православном имя даётся только по святцам – оно берётся от ближайшего после рождения святого.

– Мы не знаем даты, он подкидыш, к нам прямо с неба свалился, как Иисус Христос.

– Не кощунствуйте в храме, православные. – Строго произнёс священник. – Если дата рождения на свет Божий неизвестна, наречем младенца именем святого, ближайшим к нынешнему дню, то есть, к дню крещения. Значит, быть тебе на миру Иоаном, по-немецки Йоганом! Во имя отца и сына, и Святага Духа, Аминь! – И он в третий раз окунул мальца в купель, и все опять услышали детский писк: «О-я!»

– А по-домашнему можете называть его так, как он вам подсказал. – И передал окрещенного крёстной матери Ингрид Клейн.

Она приняла его в хрустящую накрахмаленную простынку:

– Ух, ты какой, наш Йогансик-Гансик!..

Так рассказывали мне мать и отец, и Ингрид, и все их друзья, которые были у нас на пирушке в честь моего крещения.

Вы удивитесь: откуда в Германии взялись православные немцы? В третьей мировой войне сгорели все противоречия между православными и католиками, протестантами и другими ветвями христианства. Великое Посещение вернуло его к истокам веры, и она укрепилась на прежних своих скрижалях, к которым ближе всего оказалось православие, и попытки иных, новых евангелических толкований пресекались публичными объяснением их ошибочности.

Найдены были точки единогласия христианства с другими конфессиями. Оно стало носить название Церкви Христовой. Вера и власть слились воедино, как нынче, я слышал по телевидению, коммунисты-буддисты руководят Лаосом. И за пару тысячелетий после третьей мировой жизнь на планете Земля устоялась…. Но вернусь к своему детству.

* * *

То, что я финделкинд, приёмыш, я не знал до 12 лет. А потом меня по указанию ИНИСИНТА и Администрации перевели из местной школы, где я учился в спецклассе, в президентский лицей Администрации, где готовились кадры для управления республиками Земли, бывшими государствами. И я, как когда-то Саша Пушкин, расстался с родным домом, любимыми его и нашего садика уголками, с няней Бертой, хотя и роботом, куклой электронной, но такой органичной и живой, весёлой и юморной. А сколько она знала сказок, песен, игр, загадок, шарад и шуток всяких – уйму. И помогала мне делать уроки. А как кухарила – пальчики оближешь. Я и облизывал, а она останавливала мою руку,

  • замечания и учила правилам этикета.
  • была неутомима. Я никогда не видел, чтобы она отдыхала или спала и очень удивлялся этому, я же не знал лет до десяти, что она не человек, а электронно-техническое изделие.

Узнать, что она робот, для меня было шоком. Я несколько дней боялся не то что коснуться её, а подойти к ней не мог. А если она приближалась ко мне, я шарахался от неё; если же она касалась меня, пытаясь погладить по голове или потрепать по щеке, я начинал орать. Но потом притёрся, привык, и всё вернулось, наши отношения стали прежними.

Я уже не удивлялся, что она порой уединялась в своей комнате. Она там питалась, то есть ела энергию: заряжала свои внутренние батареи, подключая удлинитель от розетки в стене к розетке на животе под одеждой.

Иногда она вызывала мастеров, и они делали ей профилактику.

Я, когда маленьким был, приставал к ней:

– Почему ты ничего не ешь? Садись, бери котлету.

– Не хочу, – всякий раз отвечал она.

– Мам, – приставал я к Марте, – почему Берта ничего не ест? Она же голодная!

– Ей нельзя. – Строго отвечала мама, улыбаясь и переглядываясь с отцом и Бертой.

– Почему? – Наседал я.

– Потому. Какой любопытный киндер. Подрастёшь – расскажем.

Ну, подрос, рассказали. Понял и стал умнее и решил, что надо во всём в жизни быть внимательным, разбираться в сути вещей и событий, и мелочей тут быть не может, потому что всё важно: и как и из чего сделана пуговица у тебя на пиджаке, и как и чем она пришита, и почему небоскрёб стоит и не падает, и отчего тяжеленный космолёт взмывает к звёздам.

И ещё вот какая мысль терзала меня: «Может ли быть душа у робота, у моей няни Берты, и может ли она верить в Бога?» Освящают же батюшки по заказам граждан, получивших разрешение на получение электро-магнитомобилей, их машины, в которых потом мчаться по эстакадам живые люди или водители-роботы.

До трёх лет меня нянчили Берта, мать и отец – все минуты досуга они отдавали мне, я не был обделён родительской лаской. Потом Берта водила меня в спецдетсад, куда меня определили по распоряжению Администрации. Там со мной занимались воспитатели и педагоги, в том числе и роботы, не те, что вели группу детей, к которой я был приписан, а отдельные, специально ко мне приставленные.

Я, наверное, их чем-то удивлял и поражал, что они так плотно меня опекали и пичкали меня всё новыми и новыми знаниями, а я не мог дождаться конца занятий, чтобы бегом нестись в группу, в игровую комнату побыть вместе со сверстниками.

То же было и в спецшколе. Туда я поступил в положенный срок, но учиться в ней я начал с таким ускорением, что диву давались приставленные ко мне индивидуальные педагоги, сплошь состоящие, как я позднее понял, из докторов наук.

В общем, я оказался сверхвундеркиндом. Всё, что закладывалось в меня педагогами, всё, что я почерпывал из учебников – всё хранилось в моей памяти, как в компьютере. И когда я излагал на бумаге во время письменных экзаменов ответы на заданные мне вопросы, почерк у меня был словно отпечатанный на принтере.

Однажды я увидел, как Берта что-то писала. Я глянул на её листок и пришёл в ужас: наши почерки похожи. Я не спал всю ночь, обливаясь потом: неужели я тоже не человек, а робот?! Но есть ли роботы-дети, которые могут вырасти во взрослого робота? И знаете, что меня успокоило? Я нашёл ответ в справочно-информационной обучающей сети: роботы не потеют! Уф! Я провел руками по потному лицу и провалился в крепкий сон.

 

* * *

В 14 лет я стал студентом Дрезденского университета, причём пришёл я туда уже кандидатом наук. Я учился в нём шесть лет, меня уговаривали не торопиться с окончанием университета, набраться побольше знаний. Так что за год я получал их в объёме трёх-четырёх факультетов.

Наконец, мне вручили кучу красных дипломов: юриста, правоведа, экономиста, историка, филолога, журналиста, астронома, космосоведа, горного инженера, геолога, строителя зданий, сооружений, метро, дорог и мостов, физика и математика, энергетика и прочая.

Я проходил практику, набираясь опыта по многим наукам и специальностям в наших колониях на Луне и Марсе, на космических станциях, я изучил теорию и освоил практику космической навигации. В общем, к моменту выхода из университета я обладал знаниями и специальностям, которыми не владели и десятки людей, умел многое. Единственно, чего я не знал: откуда я появился в этот мир? Кто я? И не знал, как это выяснить, где искать концы, то есть, моё начало.

Марта и Курт давно рассказали мне, как я оказался в их доме. Через пять лет у них родилась дочь Илзе, моя сестрёнка, которую я очень любил и жизни которой, простой и обычной, не отягчённой надзором учёных пестователей, я несказанно как завидовал.

Но когда я начал «самостоятельно» трудиться, я уже ощущал дистанцию между мной и рядовым членом общества, коллегами по работе, понимал разницу между ими и мною, и это меня отчуждало от людей, от семьи. Я становился ироничен и язвителен в своей вырастающей гордыне. Поясню. Поручаю, например, работнику рассчитать или разработать то-то и то-то. Он начинает копаться, лезет в справочные файлы и папки в компьютере, посылает запросы, если не находит нужного материала, в институты и научные центры… Я смотрю, смотрю на бедолагу, и по началу мне становится жалко его. Тогда я берусь за это задание сам; мне не нужны поиски, всё есть в моей памяти. Пару часов, и всё готово.

Я кладу расчёты ему на стол:

– Вот, отдыхай. А потом приступай к следующему этапу расчётов вот по этой схеме. За исходниками подойдёшь ко мне.

А когда он закопается и на следующем этапе, я уже не пожалею его, а запрезираю. И стану поручать ему дела попроще, что не позволит ему повысить свою производственную классность, получить очередное движение вверх по социальной лестнице на новый, более привлекательный уровень жизни.

Я автоматически становился надменным, пока однажды случай не привёл меня в чувство. И сделала это Илзе. Я на денёк заглянул в родительское гнездо перед отправкой в командировку на Марс.

Я рассказал за обедом о моих сложностях с подчинёнными мне работниками, причём, обрисовал их язвительно и со смехом, якобы это не составляет для меня никакого труда, но как так можно работать? Откуда только такие люди берутся?!

Илзе вспыхнула вдруг, покраснела и выпалила:

– А кто ты такой, чтобы так судить о людях? Сам-то ты откуда взялся, вундеркинд, надежда Дрезденского университета? Креста на тебе нет, коли ты так насмехаешься над человеком, который может меньше, чем ты. Вот ты какого веса штангу можешь поднять на грудь? Килограммов шестьдесят, не больше, наверное, науки все твои мышцы съели. А вот чемпион планеты по штанге поднимает шестьсот килограммов. Но это не значит, что он будет смотреть на тебя в спортзале как на ничтожество. Гордыня тебя одолела, стыдись!

Теперь покраснел я. И уже не хвастал за столом. На вопросы о моей командировке отвечал неохотно, односложно.

В эту ночь я опять не спал и потел, как тогда, когда усомнился, человек ли я или робот. Я крутился на постели с боку на бок, сон не шёл, я, уязвлённый сестрой, морщился и вздыхал, совестился и чуть не плакал. И я, может быть, пропустил бы мимо своих ушей её слова о том, что я слабак и креста на мне нет, но вот её укор: «Сам-то ты откуда взялся?!» – жёг мне душу и колол иголкой мне сердце своим «ОТКУДА».

Вдруг пришла мысль, что надо помолиться. Я перестал вертеться и начал читать на память, что знал из «На сон грядущим» и вдруг вспомнил, как я слушал лекцию о боге в университете.

 

* * *

Лекцию о Боге, о Сеятеле разума я помню, словно слушал её только что. Читал её нам Президент Академии Теософии Стефан Серафимский из Ленинграда. Изложу его мысли кратко.

«Посеявший разум на земле пустил его развитие на самотёк. Нет, сеятель не оплошал, но считал, что оно, развитие пойдёт также успешно, как и в других точках мироздания, где эволюция человека приносит добрые плоды, и люди живут в труде, счастье и вере. Да, отмечу, что человек един во вселенной. И всякие вымыслы в двадцатом и двадцать первых веках о синекожих трёхглазых пришельцах – ненаучная чушь и фантастика, хлеб для писателей.

Но… но на Земле случилось иначе. Поначалу люди развивались сообща, коллективно, то есть, коммуной, равно борясь с препятствиями жизни, с природой, добывая хлеб насущный совместно и деля добытое поровну между собой.

Но потом произошёл, очевидно, программный сбой, отчего и как – этого нам узнать не дано. И всё пошло как-то не так; возникло неравенство: более физически сильные стали помыкать теми, кто был их слабее, как пишут учёные мужи, изучающие историю и эволюцию. Сильный брал себе кусок послаще, плод поспелее, женщину покрасивей, а слабому доставалось только глодать кости, довольствоваться объедками. К сильному стали прибиваться те из слабых, в ком проснулась услужливость – за кусок повкусней. В общем, сильный окружил себя холопами, а потом и охрану завёл стеречь присвоенное и отнятое. И так далее, можете это всё прочитать в учебниках по истории бывших земных государств.

В конце концов, охрана превратилась в дружину, племена стали воевать друг с другом за лучшие плодовые рощи, охотничьи угодья, пастбища для животных, которых начали одомашнивать, а в дальнейшем уже государства и княжества бились друг с другом за территории, рабов, земные недра и прочее, всё совершенствуя оружие и методы войны. И, наконец, дело дошло до человеконенавистнических теорий, атомного оружия и до мировых войн.

Как ни пытался Сеятель вразумить земное человечество и наказывая его, и посылая в его среду отчаянных проповедников мира и добра, сгоравших на кострах и умиравших в застенках Зла, Добро не побеждало и не воцарялось на Земле, хотя в иных мирах цивилизации развивались так, что жить в добре было генетически естественно.

И когда началась третья мировая атомная война, Господь – Сеятель разума остановил её единым мановением руки: была отключена и выведена из строя вся электроника бомб, ракет, техники – танков, самолётов, кораблей, приборов управления войсками и средств связи. Состоялось Великое Посещение Земли посланцами Сеятеля и Великое Предупреждение народам планеты, произнесённое от имени Сеятеля его Сыном. Было объявлено о всемирном и полном разоружении на планете, ликвидации армий и направлении их на мирное строительство и восстановление разрушенного.

  • Предупреждении, в частности, говорилось, что всех, кто попытается выступить против объявленных мер, ожидает суровая Божья кара: изъятие из человеческой среды и депортация в иные миры Вселенной для отбывания трудовой повинности во искупление грехов. Сеятелю не хотелось бы применить эту кару, но многовековое его терпение было исчерпано. – от таким путём, друзья-товарищи. – Заключил Серафимский. – Вопросы?

Я поднял руку. Было принято: задавая вопрос, называть себя.

– Слушаю вас. – Разрешил Серафимский жестом руки.

– Йоган Финдель. Скажите, товарищ Серафимский, как согласуется привнесённое Великим Посещением в нашу веру с догматами христианства?

– Замечательный вопрос! – Радостно всплеснул руками академик. – Не только согласуется, но и органически слилось, как базис с надстройкой, ибо то, что к нам пришло из космоса, и христианство, выяснилось, что это одно целое, как Бог Отец и Бог Сын. И от этого соединения исходит Дух Святой! В Библии, в Старом и в Новом Заветах нет запрета на познание мира, есть только наказ нам крепить нашу веру и соблюдать Заповеди Божии. А чем шире и глубже развивается наука, тем больше результаты этого развития нам говорят, что всё в мире – от Бога, от Сеятеля разума, как называли Господа люди Великого Посещения».

Это были первые шаги Ганса Финделя в изучении истории человечества и устройства современной жизни, в которой ему, то есть мне, Ивану Найдёнову было суждено появится на свет в конце 39-го века от Рождества Христова.

 

* * *

С этой лекции у меня родился жгучий интерес к истории планеты, развития человечества, возникновения народов, религии, государств – всего, без знаний которой нельзя быть достойным гражданином планеты.

Почти все интересующие меня источники – учебники, монографии, исторические документы, справочники, фильмы, художественная литература – были у меня под рукой, то есть, в интернете. Кроме того, я мог заказать любой источник в виде книги. Или я делал распечатки с компьютера; мне передалась привычка родителей пользоваться книгами; в этом отношении я среди однокурсников прослыл Динозавром, эта кличка сопровождала меня и после окончания университета.

Но мне этого оказалось мало. Я намеревался посетить Израиль, Россию, Китай, Индию и, конечно, обе Америки. Я составил для себя программу изучения истории и понял, что мне нужно не менее двух лет на её реализацию. Тогда я дал согласие администрации университета на увеличение срока обучения, но при условии, что мне будут позволены командировки.

Так как после завершения учёбы меня ждало место в Германском отделении Администрации планеты, университетские связались с ней, и я получил добро и на увеличение срока обучения, и на командировки. Я выполнил свою программу, часто летал в Ленинград и Москву, где слушал лекции Серафимского. Меня заинтересовала история Второй мировой войны (кстати, советское название Петербургу и Волгограду было возвращено в середине 21 века). И по окончании университета я начал работать в Германском отделении Администрации планеты. Всё это я вспоминал и переживал той ночью перед полётом на Марс и во время его. И дал себе слово, что извинюсь по возвращении на землю и перед тем сотрудником, и перед Илзе.

Немецкие колонисты на Марсе занимались добычей ископаемых на отведённой Германской республике территории Администрацией Земли. Я летел туда впервые для проведения плановой инспекции. Мне необходимо было проверить жизнь колонистов и состояние производства, выслушать пожелания и предложения. Такие инспекции проводились один раз в в два-три года помимо ежегодных отчётов и плановых и срочных сообщений по системе космической связи.

Я мчался в космолёте в межзвёздном пространстве со скоростью, позволяющей добраться до Марса за неделю. Да¸ земное человечество давно уже освоило ближнее космическое пространство, а с помощью посетивших нас посланцев Сеятеля научилось совершать глубокие маршруты на все планеты солнечной системы и даже на края нашей галактики. Так что Марс – не самый дальний объект, куда можно было добраться за короткий срок.

И вот мне на космолёт пришло другое сообщение, отменявшее мое задание и предписывающее мне по прибытию срочно и секретно провести совещание с руководителем колонии Максом Йове. Тема совещания будет объявлена на месте, она совсекретна.

Я подтвердил получение сообщения, но о том, что из него ничего не понял – умолчал. Наконец – посадка на Марсе. Я уже был одет в лёгкий скафандр и гравитационные ботинки, компенсирующие разницу между земным и марсианским притяжением. Автомобиль администрации колонии поджидал меня у трапа…

Через полчаса в подземном, то есть в подмарсовом, городе в кабинете руководителя колонии началось совещание.

– Чем вызвана секретность и срочность совещания? – Сразу спросил я Макса Йове.

  • Ответственный за безопасность подробно доложит, прошу, – обратился он к Фрицу Кольбергу.

Его сообщение ошеломило меня. Проблемам безопасности и терроризма, забытыми на Земле две тысячи лет назад, ни в университете, на после него я не занимался и знания мои в этих областях были ничтожны. Оказывается, на Марсе, в немецкой колонии обнаружен цех по производству стрелкового оружия и тайная группа заговорщиков, решивших захватить власть во всех колониях, объединить их в единое государство, не сообщая на Землю о перевороте и продолжая держать её в неведении, посылая стандартные отчёты в республики, чьи колонии находились на Марсе. А потом совершить нападение на Администрацию планеты с целью захвата власти и реставрировать всё, что было давно отменено Великим Посещением.

Я был ошеломлён этим сообщением. Встал, конечно, извечный вопрос: «Что делать?»

– На земле знают? – Первое, о чём спросил я.

– Да, подробно, через курьера.

– Почему так старомодно?

– Мы не знаем масштаб оснащённости заговорщиков, не знаем их количества, и связь их с другими колониями, а также могут ли они прослушивать нашу связь с Землёй, хотя она всегда шифруется. В общем, мы ничего не знаем, кроме одного: они есть и действуют, и вербуют новичков, увеличивая число своих сторонников.

– А хоть одного завербованного вам удалось выявить. – Поинтересовался я.

– Да, он сам к нам заявился, от него мы и получили информацию, посланную на Землю. Так что же делать?

– Вы думаете, что я один смогу решить этот вопрос? – Удивился я.

– Не знаю, но нам рекомендовали вас как исключительно одарённого знающего человека.

– Это, конечно, лестно от вас услышать, но дайте подумать, а решать и делить ответственность за решение будем вместе. Связаться с Землёй я могу?

– Нет гарантий, что нас не прослушивают.

– Мы можем посетить тот оружейных цех?

– Наше с вами появление там может выдать заговорщикам нашу осведомлённость об их намерениях.

– Хорошо, а поговорить с завербованным – это, надеюсь, мне будет предоставлено?

На лицах Макса и Фрица застыли гримасы растерянности. Они переглянулись. Пауза затягивалась. Наконец, Фриц утвердительно кивнул головой.

– Ладно, завтра он будет у вас в кабинете.

– Сколько времени вы рекомендуете мне потратить на обдумывание?

– А сколько вам надо?

– Двое суток.

– Хорошо, сутки, – жёстко закончил Макс.

Мне был подготовлен кабинет с письменным столом, оборудованным компьютером и диваном для отдыха. В углу громоздился холодильник, загруженный едой и напитками. И я принялся за работу. Но меня постоянно отвлекала та заминка, которая произошла во время совещания, когда я попросил встречи с колонистом, завербованным заговорщиками.

Я стал набрасывать план мероприятий, которые, на мой взгляд, нужно провести в создавшейся ситуации.

Ликвидация заговора:

1. Привести в готовность № 1 все силы безопасности немецкой колонии; собрать совещание руководителей всех земных колоний на Марсе, оповестить их о предстоящей ликвидации заговора; объединить все силы безопасности для проведения операции;

2. Выяснить у служб безопасности других колоний признаки подобных мнений и возникновения агрессивно настроенных группировок, аналогичных образовавшейся в немецкой колонии;

3, Создать штаб по руководству ликвидацией заговора;

4. Подготовить на земле вооружённую группу ликвидаторов из пограничной милиции, занимающейся погашением эмиграционных конфликтов;

5. Подставить через завербованного и вербовщика для внедрения в среду заговорщиков надёжных людей – человек 10: трёх рабочих, двух-трёх компьютерщиков, нескольких пилотов космолётов, остальных – из работников космопорта;

6. Добиться проникновения рабочих в оружейный цех;

7. Далее: через завербованных выявить вербовщика со стороны заговорщиков, перевербовать его обещанием высокой должности на земле и переводом на высший социальный уровень с правом быть избранным в руководящие органы планеты;

8. После этого выявить через этого вербовщика имена руководителей заговора и одновременно арестовать их и весь персонал оружейного цеха и ликвидировать цех. Заговорщиков отправить на Землю для разбирательства и возможного суда, рабочих цеха и вербовщиков оставить в колонии для психологического перевоспитания;

9. Централизация управления колониями национальных поселений на Марсе. Ликвидировать автономию национальных поселений, объединить все колонии в единую республику «Земное поселение на Марсе», возглавляемую единым правительством, состоящим из представителей большинства республик Земли; это позволит наладить более надёжную работу органов безопасности марсианских поселений землян.

10. Ужесточить контроль отбора землян, посылаемых на Марс.

На этом я сделал небольшой перерыв для отдыха и связался по видеоаппарату с домом. Первой на экране возникла Илзе. Она улыбнулась мне:

– Привет, дорогой Гансик! Ты где?

Я засмеялся:

– Традиционный женский вопрос. Где я? Конечно, на Марсе.

– Уже? Ну, и как там? Как марсианки, как погода?

– Какая погода, сестричка! Я сижу в кабинете под землёй, то есть под марсом и тружусь вовсю. Очень интересная работа. Прилечу – расскажу. Обхохочешься.

– И тебя, такого умного, послали за миллионы километров распутывать смешное дело? Тебя там что, разыгрывают?

Стоп! Я застыл перед монитором и замолчал. Так-так-так! Завтра я потолкую с этим завербованным.

– Ты что там застыл, братишка Ганс? – Вывела меня из ступора Илзе. – Что с тобой?

– Так, ничего. Спасибо тебе.

– За что?

– За всё. За то, что в прошлый раз осадила меня, за это прости и спасибо А перед сотрудником я публично извинюсь. А ещё за то, что подсказала мне кое-что. Это, надеюсь, поможет мне скорее вернуться домой. Извини, у меня мало времени, отдых закончен, надо продолжать трудиться. Привет Марте и Курту.

Я погасил экран, задумался: а что если меня действительно разыгрывают? То есть тестируют, проверяют на умение оперативно принимать верные решения в критических ситуация. Разработали тест в Администрации Земли, договорились с руководством колонии и отправили на Марс и будут наблюдать за мной, как я выйду из предложенной ситуации.

Значит, меня проверяют, но для чего? К чему меня готовят? Ладно, я связался с Фрицем Кольбергом и спросил, когда я встречусь с завербованным и заметил, что не хотел бы откладывать встречу на завтра.

– Он будет у вас через полчаса, господин Финдель.

За это время я набросал вопросы, какие я намеревался задать завербованному.

И вот он передо мной. Симпатичный парень, рыжеватый блондин, типичный немец, в отличие от меня, черноволосого с римским носом товарища. Его привёл ко мне сам Кольберг и попросил разрешения присутствовать на допросе.

– Извините, Фриц, это не допрос, у нас войн нет уже две тысячи лет. Это просто необходимая беседа, которая поможет нам разобраться в сути сообщения этого товарища.

– Присаживайтесь, – пригласил я его. – Кстати, как

вас зовут?

– Эрик Беккер.

– На каком социальном уровне изволите находиться?

– На первом, самом низком.

– Тяжело живётся?

– По-всякому.

– Возникает желание перейти на второй или третий уровень?

Эрик дёрнул головой в сторону Фрица, бросив на него быстрый взгляд. Я это принял как первый мяч в корзину Администрации: «Два очка!»

– Для этого учиться надо, а мне ученье в тягость.

– Так уж и в тягость? Вы где работаете и кем?

– Электриком на обогатительной фабрике.

– Специальность где получали?

– В центре подготовки кадров массовых профессий, здесь, в колонии.

– Прекрасно. Скажите, Беккер, вы были знакомы с вербовщиком до того, как он сделал вам предложение присоединиться к группе заговорщиков?

Он опять бросил быстрый взгляд в сторону Кольберга. Тот заёрзал на стуле, нервно дёрнул головой.

– Эрик, – мягко сказал я, – я жду ответа. Что вы замолчали? Вы затрудняетесь ответить на мой вопрос?

– А? – Всколыхнулся Беккер. – Нет-нет, я его не знал раньше.

Теперь я бросил быстрый взгляд на Кольберга. На его лице застыло довольное выражение, точно он радовался, что всё пока идёт по плану.

– Хорошо, теперь скажите, кто он и откуда, из какой сферы производства.

– Я не знаю… какой сферы … – Начал мямлить электрик. – Он не говорил мне об этом.

– Что он обещал вам за ваше согласие присоединиться к заговорщикам?

Парень опять стрельнул взглядом в сторону стула, на котором с замершим лицом восседал начальник безопасности немецкой колонии. Мне стало совершенно ясно, что Беккер – чистая подстава, что моя просьба встретиться с ним была неожиданной для Йове и Кольберга, и они наспех пытались подготовить Беккера к беседе со мной. Про этом вопросе Фриц снова заёрзал на стуле.

– Что вы замолчали, Эрик, отвечайте на вопрос.

– Это, как его, хорошую должность в министерстве энергетики… – Позабыв о конспирации, парень во всю пялился на Фрица во время ответа, словно ища у него поддержки.

Я удовлетворённо хмыкнул и решил для полного протокола задать ещё один вопрос, может быть, последний:

– Вы могли бы показать его нам, познакомить его с нами, или только со мной, представить ему меня, как одного из возможных участников заговора, объяснив это тем, что слышали от меня частую ругань и проклятия в адрес Администраций, открытые разговоры о прекрасной жизни в эпоху государств и капитализма, в эпоху денег и торговли.

В кабинете повисла гробовая тишина. Оба уставились на меня с удивлением. Наконец, её нарушил Эрик Беккер:

– А что такое деньги?

Едва сдержав смех, я понял, что почти за два тысячелетия люди забыли и про сущность денег, и само это слово; оно выпало из языка и осталось только в словарях, которыми пользовались исключительно учёные, специалисты да студенты.

– Объяснять, что такое деньги, не входит в нашу задачу. Нам надо раскрыть заговор тех, кто пытается вернуть нашу жизнь на две тысячи лет назад. Вы ответьте на мой вопрос: можете указать нам, где работает этот вербовщик?

– Я, к сожалению, этого не знаю.

– Ну хорошо, остается одно: сесть за компьютер и просмотреть фотографии всех мужчин колонии.

– Это невозможно, – вдруг заговорил Кольберг.

– Почему же?

– Беккер забыл вам сказать, что вербовщик был не из нашей колонии, а в сообщении о заговоре Беккер нам об этом сказал.

«Понятно, это ваш ещё один прокол, товарищ Кольберг», – подумал я и обратился к нему:

– Товарищ Кольберг, позвольте мне завершить беседу с товарищем Беккером с глазу на глаз. Всего один к нему вопрос.

– Какой? – Снова прокололся Фриц.

– Секретный, от Администрации планеты. Разглашению не подлежит. – Охладил я его прорвавшееся любопытство ледяным ответом.

Кольберг встал и покинул кабинет. Как только дверь за ним захлопнулась, я мягко, ласково, как можно дружественнее обратился к Беккеру:

– Ну что, Эрик, – я засмеялся, – я устал от вашего вранья. Что вам обещали Йове и Кольберг за эту мистификацию с заговором? Только честно ответьте, никаких дурных последствий для вас не будет, я вам обещаю. Даже им я не признаюсь в том, что я разгадал секрет выдуманного «заговора», который мне было поручено на Земле «раскрыть» и "организовать ликвидацию". Меня решили проверить, сочинили эту легенду, поручили её реализовать Йове и Кольбергу. Так?

Беккер покраснел до корней волос и стал совершенно рыжим, как мне показалось.

– Я знаю только, что задание прислали с Земли, приказали Йове и Кольбергу выполнить его. А они уговорили меня, обещали, что в случае удачи меня переведут на третий уровень.

  • Спасибо, на этом нашу беседу будем считать законченной. Пригласите Кольберга.

– Фриц, – сказал я ему, – моя работа здесь близится к завершении. Подготовлю отчёт в виде плана предстоящей операции по ликвидации заговора в нашей колонии, отбуду на Землю. Туда также передам и отчёт. Я не обучен военному делу и проведению антитеррористических операций. Этим должен заниматься штаб, о необходимости создания которого я указал в отчёте. Штаб может воспользоваться моими предложениями, если Администрация сочтёт их приемлемыми. Вот всё. Спасибо вам, товарищ Беккер, и вам, товарищ Кольберг. Товарища Йове я поблагодарю завтра, когда вручу ему отчёт в вашем присутствии.

Я подготовил два экземпляра плана, добавив ещё с десяток пунктов, подтверждающих моё умение оперативно находить выход из сложных ситуаций, и включив в него протокол беседы с Эриком Беккером, и в копии для колонии приписал: «Поздравляю с успешным тестированием товарища Йогана Финделя по поручению Администрации планеты Земля. Желаю успешного руководства колонией ГКР на Марсе. Всех благ, до новых встреч! Йоган Финдель».

К отчёту для Администрации Земли я приписал: «Надеюсь, что успешно прошёл тестирование на оперативное планирование мер по ликвидации чрезвычайных ситуаций. Йоган Финдель».

Двойные часы в кабинете, показывающие земное и марсовое время, подсказывали , что дома сейчас вечер; по видеосистеме связался со своими, и вновь на экране возникла Илзе.

– Привет, марсианин! – Улыбнулась она. – Н, как, ты там не подобрал себе в жёны марсианочку?

  • Привет, сестра. Ты плохо изучала предмет под

названием «История инопланетных цивилизаций». Марсиане покинули родную планету за много тысячелетий до рождения Христа. На земле они назывались Атлантами и заложили основу развития земной цивилизации.

– Шуток ты, боцман не понимаешь. Знаю я эту историю. Но жениться тебе пора. Без этого затормозишь свою карьеру.

– И опять ошибаешься. Это в СССР в двадцатом веке для работы за рубежом членам партии надо было быть обязательно женатым. А сейчас такой жёсткости в семейном положении претендента на ответственную должность нет.

– Ну и балда ты, Ганс, энциклопедическая. На всё у тебя найдётся отрицательный ответ. Но об этом поговорим дома. Ты зачем явился на экран? Чем похвастаешь?

  • Тем, что скоро и поговорим. Я всё здесь выполнил, вот какой я молодец, и завтра вылетаю на Землю. Постараюсь в пути не задерживаться…

 

* * *

Но задержаться пришлось и надолго. На обратном пути у меня оказалось много попутчиков-земляков, находившихся в марсианской колонии по различным консультационным и инспекционным заданиям. Поэтому скучать не пришлось. Мне понравилась Данга Полонски из Министерства продовольствия ГКР. Мы с обоюдным удовольствие трепались с ней всё свободное от сна время.

До Земли оставалось несколько часов лёта, как мне и Данге из пилотского отсека неожиданно принесли радиограмму из Администрации: «Иоганну Финделю необходимо сделать остановку на Луне для принятия решения по возникшей там ситуации. Летящая с вами главный специалист министерства продовольствия Данга Полонски должна также прибыть в лунную колонию ГКР. Подобности в Администрации колонии».

Я взглянул на Дангу: она недоумённо пожала плечами и изобразила на лице огорчение:

– Я планировала другое на Земле.

– Что ж, – сказал я, – ничего не остаётся делать, как только подчиниться. Меня в этой ситуации согревает только одно: как явствует из радиограммы, нам на Луне придётся работать вместе.

– Не возражаю. – Ответила Данга и послала мне улыбку, от которой сердце моё радостно дрогнуло…

 

* * *

На Луне забастовали шахтёры, добывающие титановую руду и лёд. Руду поднимали на поверхность и направляли в автоматические плавильные установки, на выходе из которых принимали титановые слитки. Их отправляли на Землю.

Лёд таяли, полученную воду очищали и подавали в водопровод, обеспечивая ею всю колонию и её производства, и в установки разложения воды на водород и кислород, где готовили искусственный воздух.

Мы с Дангой несколько недель изучали и анализировали причины конфликта. Долго беседовали с руководством колонии и членами забастовочного комитета.

Отчего же произошёл конфликт? И что требовали бастующие? Нам было доложено, что администрация относится к занятым в добывающих производствах, как к рабам.

– От нас постоянно требуют повышать производительность труда! Мотив: лунная гравитация ниже земной, значит все тяжёлые операции выполнять легче. И они подняли дневные нормы в полтора раза выше земных. А вы попробуйте сработать по этим нормам! – Кипятился председатель забастовочного комитета Рихард Банке. – И ещё что надумали: тем, кто нормы не выполняет, снизить уровень снабжения и комфорта, лишить отпусков на Землю, увеличить срок вахты на Луне!

– По какому социальному уровню идёт снабжение шахтных работников? – Спросила Данга руководителя колонии Михеля Глостера.

– Рабочих – по первому, инженером и техников – по третьему.

  • По регламенту рабочие идут по второму уровню! – Тут же вскочил Банке.

– А если у вас по первому, то куда же ещё понижать снабжение? Просроченными продуктами что ли их кормить? – Строго обратилась Данга к Глостеру.

– Так они и поступают, – ответил за него Банке.

Тогда вступил я:

– Чья эта инициатива? Она согласована с Землёй?

– За нами записано право самостоятельно решать вопросы производства и снабжения.

– Тогда к чему такая гонка за ростом производительности труда? Вы же не участвуете в социалистическом соревновании, как в СССР в 20-м веке? Но там был стимул: чем выше производительность труда, тем выше благосостояние трудящихся и выше их зарплата, тем быстрее мы догоним и перегоним Америку. А мы кого здесь должны перегнать? У нас на Земле единое мировое государство, Союз Коммунистических Республик Планеты Земля – СКРПЗ! И в конституции нашей записано, что главная забота государства – достойная жизнь его граждан, всех граждан, где бы они ни трудились. У нас рабочие – не крепостные крестьяне. Я должен от имени Администрации Земли, а я наделён соответствующими полномочиями, потребовать от вас объяснительную записку о происходящем и в ней указать инициаторов действий, вызвавших протест рабочих. И вас, – обратился я к Рихарду Банке, – прошу представить ваши требования в письменном виде.

– Они готовы. – И он передал мне папку с текстом и диском с видеообращением забастовочного комитета в Администрации Земли.

На этом наша работа на Луне не закончилась. Мы открыли приём для собеседования с членами забастовочного комитета и рабочими, желающими высказаться по поводу создавшейся ситуации и внести свои предложения.

От многих мы услышали, что из-за частых лёгочных заболеваний работающих в шахтах (очевидно, от искусственного воздуха) необходимо укоротить рабочий день до 5-6 часов, не ориентируясь на 7-и часовой день на Земле, и уменьшить срок вахты на Луне до 6 месяцев.

Провели мы, и весьма тщательно, и беседы со всеми сотрудниками Администрации нашей лунной колонии. Материалов набралось – множество. И мы уселись за его обработку и сочинение отчёта.

За время пребывания на Луне мы с Дангой изучили и условия, и культурную сторону жизни колонии, тратя на это свой досуг. Все производственные структуры, жилые и досуговые комплексы, естественно, находились в «подлунном мире», то есть, "под луной".

Вахта на Луне длилась 8 месяцев, до прибытия с Земли смены; каждая смена – по своему графику. Администрация менялась один раз в два года, отпуск – каждые 6 месяцев.

В былые времена работа в сложных климатических условиях привлекала людей повышенной зарплатой. Но теперь никаких денег на планете не существовало, какой же стимул был у нас? Он был один: «Надо!» необходимость труда прививалась с детства. В этом была особенность современной земной цивилизации, построенной в какой-то мере по образцам социалистов-утопистов с добавлением свободы духа и отсутствия всякого принуждения. «Это надо Господу и тебе!» – пелось в нашем гимне.

Жильё и учреждения для культурного досуга в колонии были не хуже, чем на Марсе. Только я заметил, что вина здесь пили больше. Это тоже вошло в наш отчёт. По его завершению мы с Дангой отобедали в ресторане, где я сделал ей предложение выйти за меня замуж.

Но я должен здесь воспользоваться паузой, чтобы ответить на возникшие у вас, Юрий Иванович, и у возможных читателей некоторые вопросы.

 

* * *

Когда Третья мировая война была остановлена Великим Посещением, на Земле возникла Временная Администрация Конструирования Новой Жизни (новой цивилизации) на нашей планете. Её для краткости назвали АКОНЖ. Сначала было объявлено об отмены армий и границ. Сохранены были только пограничные войска и полиция, переименованная в народную милицию.

Поначалу было объявлено, что никому никуда не надо стремиться в эмиграцию, это бессмысленно, так как условия жизни по всей планете и по всем её республикам и регионам одинаково скромны, пока скромны. По всем информационным каналам людям сообщалось, что конструирование новой жизни на планете займёт много времени и потребует духовных и физических усилий от каждого гражданина, независимо от его положения.

Население было также предупреждено, что всякая попытка сопротивления созданию новой жизни будет жёстко пресекаться во имя Добра, творимого Сеятелем Разума для людей. И во избежание ненужных жертв следует чаще обращаться к молитве и посещать храм.

 

* * *

Вы, наверное, хотели бы узнать о последствиях Третьей мировой войны? Согласитесь, от вас до неё в десятки раз ближе по времени, чем от нас. Для нас она давным-давно глубокая история (почти двадцать веков назад, как для вас – древний Египет или Рим), и чтобы рассказать о её подробностях, надо очень глубоко «нырнуть» в историю, извлечь о ней информацию. Поэтому скажу кратко. Слава Богу и Великому его Посещению, она не разгорелась до конца. Как указано в исторических источниках, сильней всего пострадала Польша, толкнувшая мир к этой войне, и Америка (США), пытавшаяся первой нанести атомные удары. Но Россия и Китай сумели их упредить и Польша «сгинела», а американскому народу пришлось «вкусить» страх и горечь атомной войны.

Но я продолжу. Следующим было объявление об отмене частной собственности и вслед этому – ликвидация торговли и денег. Планета будет жить единой коммуной по Божьим Заветам. Раздались вопли «владельцев заводов, газет, пароходов». Земля, природные богатства и все средства производства объявлены всенародным достоянием, никто не имеет права использовать наёмный труд в целях личного обогащения.

Исчезла торговля, и деньги – исчезла возможность наживаться, обогащаться спекуляцией (она никогда, во все века не была успешным бизнесом – всегда обманом людей). Эта страсть постепенно стала гаснуть в людях не без помощи церкви.

Производительные силы были брошены не на создание оружия, а на производство продовольствия и товаров массового потребления, на улучшение условий жизни людей. Банально? Да, но знаете, как эффективно! Были созданы специальные службы доставки и распределения продуктов питания и товаров. Каждый мог получить всё, что необходимо для жизни – без излишков, взамен требовалось только одно: добросовестно трудиться.

Акулы капитала и все жадные до богатства ничего не могли ни поделать, ни противопоставить. Бежать за границу? Невозможно, её нет, вся планета – коммуна. Не хотите работать, как все? Будете отключены от снабжения. Пожалейте ваши семьи. Существовать на нажитое, награбленное? Невозможно: деньги и банки ликвидированы. Им предлагали стать директорами бывших своих предприятий. Кто выбился в олигархи из спецов, пошли на это. Остальным пришлось начинать с минимума – с лопаты и граблей. А затем – освоение профессии и возможное движение вверх на социальном лифте. И никакой уравниловки.

  • в 1917 году к власти в России пришли большевики, они решили построить в стране коммунистический рай, оторвав народ от Бога и бросив его в ад Гражданской войны. В этом была их основная ошибка, приведшая к краху их эксперимент. Так считали учёные Земли в бытность мою Гансом Финделем.

Следует сказать о главном. Эпоха АКОНЖ под влиянием Великого Посещения закончилась достижением консенсуса религиозных конфессий на планете. Это было много веков назад. На Земле воцарилась единая религия, одна вера, в центре которой стояли Сеятель и его Сын, Богородица, апостолы и пророки. В основе нашей веры молитвы «Отче наш» и «Символ веры», от православия она отличается добавлением обрядов и правил. Крест в нашей вере остался нерушим.

Если говорить о жизни в том далёком от нас, нынешних, веке, то могу сказать, что ничего похожего на жизнь сегодняшнюю там нет. Может, только люди такие же, деревья и цветы, кошки и собаки, зайцы и медведи, то есть, природа, – она не изменилась. Не техника, машины, автомобили, транспорт вообще, строения, дома отличаются от нынешних – души и ум, сознание людей другие, человек через две тысячи лет ничего не имеет общего с нынешним – не строением тела и числом зубов во рту или пальцев на руке, а умом, разумом, понятиями о жизни, мире и мироздании, как отличаемся нынешние мы от неандертальцев.

Но жизнь – даже сравнивать невозможно. И невозможно там было объяснить нам – по исторической информации – какой была жизнь на Земле в 21-м веке в капиталистическую эпоху; никак люди 41-го века не могли понять, как это так: эксплуатация человека человеком, что это такое – деньги, зачем они нужны, зачем нужны украшения, богатство? Что такое: одному иметь всё, другому ничего? В том, далёком от нынешних нас мире существовали другие понятия о жизни, любви, о долге, были иные моральные устои, нравственные опоры, иные интересы и увлечения людей.

Но как и ныне, был спорт, соревнования в силе, ловкости – не за деньги; футболистов не продавали и не покупали, не переманивали. Каждый выбирал себе всё по силами возможностям: и учение, и профессию, и работу, и место жительства, и род занятий и вид спорта. Он был только любительский. Труд был обязателен для каждого. А спорт – это после работы – пожалуйста. Да, у нас там, в 41-м веке победителя могли увенчать лавровым венком и кубком с выгравированными словами – кому и за что он вручается.

Высокого понимания законов и правил жизни в обществе добивались воспитанием в человеке с детства таких понятий, как дисциплина, стыд, долг, честь, милосердие, добросовестность. Когда я сейчас читаю молитвы «На сон грядущим» и дохожу до слов: «Господи, даждь ми помысл исповедания грехов моих. Господи, даждь ми смирение, целомудрие и послушание. Господи, даждь ми терпение, великодушие и кротость….» и так далее, я думаю, где же мы были? Ведь в этих молитвах нам дана основа всех наших нравственных, моральных и прочих опор. Когда всё это было сказано? И всё пролетело мимо наших глаз, мимо наших ушей, мимо наших сердец! Так что же, только катастрофа или страшная война может повернуть наши души и умы к этим опорам, только Великое Посещение может остановить нас и поставить на правильный и праведный путь?!

И тогда я думаю, что только Вера может изменить и нас, и всю нашу жизнь и спасти человеческую цивилизацию.

Теперь о социальных уровнях, так называемых социальных лифтах. Наше общество разделено не на классы (в них отпала необходимость в связи с отменой класса эксплуататоров. Отпала и классовая борьба). Оно построено по уровням образования людей, их профессий и способностей. В этом нет неравенства. В такой системе заложен стимул к возникновению у человека желания подняться по этим уровням как можно выше, выучить детей и воспитать в них желание смолоду стремиться к уровневому росту.

На первом уровне находились представители массовых профессий, люди со средним и неполным средним образованием. Проще говоря, это были, в основном, рабочие и крестьяне, главные производители продуктов питания и товаров широкого потребления.

В крупной промышленности рабочих осталось мало – их заменили автоматы и роботы; также в аграрном секторе

действовали автоматические фабрики продовольствия, построенные на использовании гидропоники. Здесь весь цикл от поля и фермы был автоматизирован, а на выходе отгружалась готовая продукция – хлеб, молоко, молочные продукты, колбасные изделия, мясные и прочие полуфабрикаты.

Но были и крестьянские хозяйства – всё по желанию человека. Многие жители планеты любили крестьянский труд и жили, не отрываясь от общества, но в своей первозданной среде. Крестьянские хозяйства объединялись в колхозы (коммуны), у них были свои цеха производства продовольствия, они почти ни в чём не нуждались, а если что и отдавали во вне, то получали за это всё для них необходимое.

Жизнь трудящихся на первом уровне протекала при достойном жилищном, продовольственном, культурно-досуговом и медицинском обеспечении. В школах и детских садах, поликлиниках и больницах, их обслуживающих, работали высококвалифицированные специалисты. Доступ к общим учреждениям культуры был неограничен. В театре можно было увидеть рядом представителей первого и высшего – седьмого уровня.

В чём же была разница в уровнях, что надо было хотеть подниматься по ним? Каковы стимулы? Приведу пример из нашей нынешней жизни. Токарь первого разряда обрабатывает простые детали, легкие в обработке. Когда он подучится малость, освоит более сложные детали, сдаст контрольный экзамен мастерам, ему повысят разряд. В чём стимул? В росте зарплаты. А в том мире, о котором я рассказываю, какой стимул? Более широкий ассортимент продуктов, улучшение жилья,

путёвки не в местные дома отдыха и санатории, а в другие республики, республиканские награды, грамоты, звания – они тоже стимулируют человека на более качественный труд, учитываются при переводе вас на новый уровень.

Возможность повышения образования – ничто не препятствует движению вверх. А там звания почётных и заслуженных работников отрасли, не только артистов, и уже право быть избранным в парламент района, области, республики. А с самого высшего уровня – в парламент страны.

Моральное стимулирование применялось широко. Удостоенных званий Героев коммунистического труда окружали почётом, о них снимались фильмы, издавались книги, герой сразу переводился на высший уровень. Его имя вносили в Книгу Памяти Земли. Женщины спросят: а золотые украшения, камни, там, бриллианты – что, всё по боку? Или раздавались просто так: бери сколько хочешь?

Матерям-героиням к медали за пятерых детей прилагалось золоте колье, за шестерых и более к Ордену Высшего Материнства – бриллиантовый браслет и золотое колье, за высокие достижения в труде женщинам к званиям и наградам полагались приложения – подарки из золотых и платиновых украшений и драгоценных камней. Молодожёнам к венчанию дарили золотые кольца. В театрах и на праздничных концертах можно было увидеть многих женщин не только в наградах, но и украшенных драгоценностями. Но купить и навесить на себя золото и бриллианты – этого невозможно было сделать, да и за двадцать веков эта страсть изжила себя в людях.

Набирайся мастерства и знаний, живи и радуйся. Вот так вкратце. Уже в нашем 21-м веке есть люди, разрабатывающие теории и правила жизни с отказом от

денег, с организацией уровневого общества. Но вернусь в 41-й век.

* * *

Мы с Дангой, наконец, на Земле. Сдали отчёт и получили недельный отпуск для адаптации и отдыха. О моей приписке к марсианскому отчёту Администрации планеты здесь уже знали, рассказали с улыбкой и сообщили, что Администрация через год переводит меня на работу к себе, в Дели, в столицу планеты на должность Главного эксперта по межреспубликанским отношениям, а сейчас мне предлагается выбрать республику для годовой практики.

Я дал согласие и сказал, что хотел бы поработать в республике Русь, бывшей когда-то Россией, в которую теперь входили Украина и Белоруссия, Молдавия, Сербия и Болгария, а также Литва, Латвия и Эстония, и попросил месячный отпуск на обустройство семейной жизни.

Родителям я представил Дангу как свою невесту, чем несказанно всех обрадовал, и рассказал, что мы вместе летели с Марса.

– Привёз-таки марсианку! – Радостно воскликнула Илзе. – Я так и знала! Теперь плодите маленьких марсят.

Данга засмеялась:

– Я родилась на Руси, в Москве. Мой отец работал в Германском посольстве, я училась в московской русско-немецкой школе и немного говорю по-русски. И с удовольствием полечу туда с Йоганом (так она меня называла), стану его экскурсоводом по Москве.

– И когда намечаете свадьбу? – Спросила Марта.

– В отпуск. Мне дали месяц на то, чтобы я стал семейным человеком. Данга мечтает обвенчаться в Москве

в древнем Храме Христа Спасителя. Он был построен в России в 19-м веке в честь победы над Наполеоном в Отечественной войне 1812 года, потом в 20-м в 30-е годы разрушен. На его месте большевики хотели построить Дворец советов со 100-метровой фигурой Ленина наверху, да не удалось. Храм восстановили на народные деньги в том же веке в 90-х годах. Он не пострадал в Третью мировую и до сих пор поддерживается в хорошем состоянии, и в нём проходят службы и венчания.

– И вы оставите нас, и мы не выпьем шампанского за ваше счастье? – Разочарованно спросил Курт.

– Что ты, отец! Свадьбу устроим дома. Где и когда – давайте обсудим…

Не знаю, почему, но меня тянуло на Русь. Вы уже слышали, как я летал в Ленинград и Москву на лекции о православии академика Серафимского. По материалам о Третьей мировой войне я узнал, что столица России мало пострадала от ракетных ударов, так как была надёжно защищена. За минувшие века она превратилась в фантастический мегаполис, но центр её вместе с Садовым кольцом, превращённым во фруктовый сад и оставленным только для пешеходов, как и все улицы до Кремля с Красной площадью и мавзолеем Ленина, – всё сохранилось в первозданном виде и красоте. И очередь в мавзолей не иссякала; со всех республик планеты в ней шли люди взглянуть на основателя первого комгосударства на Земле.

К сорок первому веку у нас изжила себя мода на шумные и многолюдные показушные свадьбы, подобные олигаршьим брачным тусовкам, и мода на тех, кто пытался им подражать, стараясь переплюнуть друг друга; я имею в виду нынешних звёзд шоубизнеса.

Кстати, бизнес остыл и эстрадные шоу подзавяли; им на замену пришли искренние любители пения. Этим ребятам и девчатам не надо было рваться за гонорарами, они даже и не знали, что это такое. И пели без дёргающейся за их спинами подтанцовкой, которая своим кривлянием только отвлекала публику от музыки и стихов песни, а не текстóв, как сейчас говорят.. Одни дёргаются в экстазе, другой воет, орёт какие-то слова; что поёт, о чём – души слушателя не трогает. Это всё оставлялось для кипящей энергией молодёжи.

Но стимул был и в искусстве: народный или заслуженный артист республики, народный артист планеты Земля – куда уж выше. Во всех сферах жизни были такие высокие звания: Народный художник, Народный врач, учитель планеты, Герой труда, Герой космоса и так далее…

 

* * *

Мы с Дангой отдохнули за предоставленную нам неделю и отправились в Москву на венчание в храме Христа Спасителя: в десять утра 19 июля сели в ракетоплан и в десять тридцать вышли из него в аэропорте Внуково. Обвенчанные, мы совершили древний обряд: возложили цветы к Могиле неизвестного солдата у стены московского Кремля и в три часа зарегистрировали брак в одном из муниципальных загсов Берлина. Мои и Данги родные и друзья встречали нас цветами и аплодисментами в просторном банкетном зале загса. Не буду утомлять вас подробностями. Как говорилось в 20-м веке, ни одна свадьба не обходится без драки. У нас в 41-м она обошлась…

Медовый месяц мы провели в Крыму на Руси, а оттуда прибыли на работу в Москву. Администрация согласилась с моим предложением, чтобы Данга Полонски (она

оставила свою фамилию) работала со мной в должности мого помощника.

Год пролетел незаметно. Мы работали слаженно и успешно. Дважды я летал в Дели для отчёта Администрации. Все московские театры и музеи, все выставки мы посещали регулярно, обзавелись знакомствами с приятными и умными людьми – учёными, поэтами, актёрами, художниками, скульпторами.

  • Данги были славянские корни. Её родители много лет проработали в Москве, хорошо говорил по-русски. Она родилась здесь и до 15 лет прожила в Москве, также легко общалась по работе с русскими коллегами. И помогала мне осваивать русский. В конце срока нашего пребывания здесь я уже сносно говорил по-русски и свободно читал русскую классику.

Мы жили в районе Арбата, в этой древней части столицы Руси, ставшей заповедником старинного градоустройства, где, гуляя, можно было увидеть больше, чем прочитать в туристическом буклете.

Однажды вечером во время прогулки по Гоголевскому бульвару мы присели отдохнуть. Из открытого окна старинного мемориального дома доносилась радиомузыка. Вдруг она смолкла, и диктор объявил:

– Передаём старинные песни о Москве и России по заявкам жителей столицы – ветеранов труда. Первая песня была мне знакома. Данга подпевала ей тихо: «Дорогая моя столица, золотая моя Москва».

Потом зазвучала песня о России – вы не поверите, Юрий Иванович, вот эта песня: «Земля моя, ты стала героинею всех песен, что пою тебе одной…» Это же ваша песня, я недавно слушал её по интернету. Но тогда мог ли я знать имя автора, Вот чудеса!

Я много рассказывал вам о мире человека 41-го века, и мало о себе. К тому, что я жил счастливо и весело, надо добавить: но также напряжённо и тревожно. И детство было таким, и юность, и молодость. Откуда напряжение и тревога? Не знаю, не могу объяснить даже теперь, в последней моей долголетней жизни.

Может быть, когда я малышом первый раз с подоконника, на который я рвался, придерживаемый Бертой, глянул вниз на землю с 271 этажа и ахнул от страха, у меня захватило дух и животик прилип к позвоночнику – может быть, тогда и зародилась эта страх-тревога да так и осталась в мне на всю жизнь? Может быть…

И когда мы с Дангой там, на лавочке Гоголевского бульвара прослушали вашу песню о России, она засмеялась и сказала, назвав меня по-русски (мы для закрепления навыков речи пытались и на работе и дома общаться на русском языке):

– Ваня, хочу открыть тебе одну тайну.

– Ты влюбилась, – отшутился я.

– Нет, я серьёзно.

– Я слушаю тебя.

– Приготовься: раз, два, три! У нас будет ребёнок.

Я вскочил и, заорав «Ура!», схватил Дангу в охапку, закружил её.

Она смеясь, кричала:

– Поставь меня немедленно, не крути, а то я тебе никого не рожу!

  • вернул её на лавочку и принялся целовать, и мы до звёзд сидели потом, обнявшись тесно, и шептались, обсуждая, кто у нас родится и где она собирается рожать и как мы назовём девочку или мальчика. И тревога

шевельнулась во мне и за Дангу, и за будущее дитя…

Рожать ей хотелось там, где она сама родилась – здесь, в Москве. Я с сожалением сказал, что рожать ей, скорее всего, придётся в Дели, так как до окончания срока моей стажировки в Москве ребёнок не успеет появиться на свет.

– А ты попроси продлить тебе срок работы здесь.

– Нужен мотив.

– Скажи, что ты тут, на Руси хотел бы исполнять свои обязанности, пока не понадобишься для других дел.

– Мудро. Что ж, попробую.

Подсказка Данги сработала. Меня вызвали в Администрацию, утвердили в должности Полномочного представителя по безопасности от Администрации планеты в республике Русь с указанием приступить к должности по истечении срока стажировки. Данга рекомендована президенту республики Русь в качестве межреспубликанского координатора по продовольствию в его Администрации.

Все документы переслали в Москву. Я вернулся из Дели и мы с Дангой стали москвичами. Жить мы перебрались в отдельный коттедж, что в 60 километрах от Кремля в районе Вороново. До офиса добирались за 20 минут по спецтрассе на электро-магнитомобиле.

Марта и Курт, узнав о скором рождении ребёнка, прислали в помощь нам Берту, мою родную нянюшку. Она не постарела нисколько, была всё такой же энергичной, весёлой и хлопотливой.

7 января 4010 года Данга родила сына. Назвали мы его Евгением, в честь знаменитого предка Данги Евгения Полонски, космопроходца, участника первой межреспубликанской экспедиции на Фобос, спутник Марса.

Шесть лет мы проработали на Руси, и за это время во мне выросло желание остаться в этой стране навсегда. Как оно сложилось, откуда взялось, что способствовало его формированию – не знаю. Может, корни мои здесь, в этой древней прекрасной стране? Может, посеяли в моей душе эту тягу к русской земле гении её искусства и литературы из 19-го и последующих веков? Не знаю. Я полюбил Москву, вжился в её общество, в её социум. По партийной линии я сразу зарегистрировался в парторганизации Администрации республики – таково было правило по всей планете: если ты работал не у себя на родине, ты должен жить проблемами и решать задачи того коллектива, в котором ты работаешь, в какой бы республике планеты ты ни находился, потому что цель на Земле у всех была одна: воспитание и обучение молодёжи, совершенствование производства, забота о поддержании здоровья людей и их благосостояния на достойном, установленном уровне.

В нашей коммунистический цивилизации возникли новые моральные и нравственные приоритеты, отличные от тех, которые нынче исповедуются на западе и которые пытаются нам навязать в 21-м веке. На наших знамёнах было написано: «Труд, равенство, совесть, честь и вера!», духовное воспитание равно делили между собой власть и церковь.

Конечно, Добро и Зло, Любовь и Ненависть и прочие добродетели и пороки, издревле воевавшие между собой за душу человека не изменились с веками. Источники зла или пороков были либо уничтожены, либо сильно потеснены. Воровство было почти изжито, хотя нет-нет да находились людишки с вороватыми замашками. Стянуть что-то у кого-то – это, наверное генетическое, от животного мира, когда оно было бессознательно. Но таких у нас быстро выявляли и принуждали к общему труду. Между прочим, мелкое воровство всегда замечалось в детях.

Тунеядство и пьянство также встречалось редко, они считались психическим отклонением от нормы, и к таким людям применялось медицинское воздействие, ими занимались медики-психологи, психиатры и священники.

Профилактика воровства и тунеядства начиналась с просмотра исторических кадров Третьей мировой войны и Великого Посещения. Думаю, мне не стоит подробно описывать тот мир. Человечество само постепенно придёт с Божьей Помощью к его построению, а сейчас многое из сказанного мною будет резко и с гневом отрицаться. Но ничего, у вас впереди две тысячи лет для перестройки сознания и души. Не с перестройки экономики надо было начинать и не с приватизации, а с духовной перестройки. Но не беда, первая попытка не удалась, следующая будет удачней. Только не доводите до беды.

Утолю любопытство многих возможных читателей вашей книги (повести или романа), написанной на основе моей исповеди: «А какой тогда была Москва?» Отвечу: она была прекрасна, одним из лучших мегаполисов планеты. Жаль, что не могу показать ни одной фотографии. Скажу только, что старая Москва в пределах Садового кольца сохранилась как музей-заповедник древнего градостроительства; увлечение небоскрёбами не стало инфекционным заболеванием столичных архитекторов; выше 50-и этажей зданий не строили. Каждый век оставил свой след на лице столицы и слава Богу, шрамы извращённых архитектурных эпидемий на нём были не очень заметны. И я мог промчаться на электро-магнитомобиле по скоростной магнитной трассе из конца в конец столицы, а это было более двухсот километров, – за 20 минут, а потом прогуляться под фонарями Сретенского или Гоголевского бульваров.

 

* * *

Мои надежды стать гражданином Руси рухнули в одночасье: меня приказом Администрации Земли в конце 4015 года отозвали в Германию, где я был назначен её вице-президентом. И мне предложили баллотироваться в президенты на предстоящих в конце ноября 4016 года выборах.

Дангу мне утвердили руководителем моего избирательного штаба.

Я знал, что предложить народу для совершенствования нашей жизни:

1. Сократить на час семичасовой рабочий день, а в дальнейшем – и на два часа. За счёт чего? За счёт более интенсивного внедрения роботизации производства, новейших технологий и достижений науки. В результате – рост производительности труда, что позволяет сократить время на выпуск расчётного объёма продукции. Для этого надо внимательнее следить за всеми новинками в промышленности республик планеты, их никто не утаивает.

2. То же в аграрном секторе: наращивать урожайность в растениеводстве и продуктивность в животноводстве, активнее используя достижения науки и практики русских, китайских, и индийских селекционеров, голландских и канадских животноводов, а также наращивать объёмы производства на гидропонных комбинатах-автоматах, фабриках искусственного белка.

И так далее, не буду морочить вам голову.

Вы улыбнётесь и скажете: то, что я сейчас излагал, ,смахивает на постановления Пленумов ЦК КПСС в недавно приказавшем нам долго жить СССР. Согласен, похоже. А ведь наша Германская республика, как и Русь, была коммунистической. Разница лишь в том, что люди другие, с иным сознанием и отношением к труду. Кроме того, достижения науки и техники, всё новое, возникающее в мировом производстве, не пряталось в угоду частных интересов, а становилось общечеловеческим достоянием.

 

 

* * *

Население республики было оповещено о новом вице-президенте, каждый интересующийся мог не только прочитать в интернете мою биографию, но и задать мне по электронному адресу любой вопрос. И мой ответ на него в интернете также становился доступным для избирателей.

Кандидатов в президенты выдвигали не на местах и не самовыдвижением; их было всего два: один – от Администрации планеты, второй – от ЦК компартии Германии. Да, правящая партия была одна и немногочисленна. Заведующий парикмахерской или аптекой и баней не обязательно должен быть партийным. И даже министр. Главное, он должен быть высококлассным специалистом в своём деле, в своей отрасли – от директора молокозавода до руководителя министерством. А вот наказание за промахи и ЧП в работе состояло не в исключении из партии, чего в СССР партийные боялись сильнее всего, а в понижении социального уровня с правом вернуться на прежний уровень за счёт успехов и добросовестной работы на новом месте.

В сорок первом веке боялись не этого: отлучение от церкви было самым страшным наказанием за грехи, а не понижение в должности за промахи в работе…

За полгода до выборов были объявлены кандидаты в президенты: Иоган Финдель от Администрации Земли и Клаус Нойман от КПГ. Только тогда я понял, для чего меня воспитывали и обучали, и двигали по служебной лестнице, или по лифтам уровней под наблюдением Администрации. Исподволь без афиширования готовилась смена руководителей республик и планеты, без организации академии будущих президентов.

Для дебатов с Нойманом (а победитель в них обычно избирался президентом) я приготовил один весомый, как мне казалось, аргумент-вопрос: «Как вы намерены улучшить жизнь одиноких людей, закончивших трудовую деятельность?»

Жители нашей марсовой колонии по закону участвовали в общереспубликанских выборах. Я собирался посетить колонию и выступить там перед избирателями. Нойман, узнав о моих планах, предлагает лететь нам вместе и там начать дебаты. Иэбирком одобряет наши намерения. И мы направляемся туда вместе с Дангой. Дальний полёт нас не страшит, безопасность таких космических переходов высокая. Женьку, который уже учится в школе, оставляем на попечение Берты и моих родителей.

На Марсе приятная встреча: Фриц Кольберг в должности главы колонии, а начальник службы безопасности – я удивился – Эрик Беккер. Он все свои силы направил на учёбу, поднялся на несколько уровней, окончил на Земле Академию безопасности при МВД Германии и был направлен на Марс на место Кольберга,

занявшего пост, освобождённый Максом Йове, который покинул должность главы колонии.

Фриц, как только мы прибыли в его резиденцию, начал с извинений за то, что ему пришлось по распоряжению с Земли заниматься моим мнимым тестированием.

– Что поделаешь, приказ начальства, – он развёл руками, – для подчинённого – закон.

Я ответил, что не держу на него зла, мы пожали друг другу руки в знак примирения.

– А вы знаете, – сказал я Фрицу, тот тест пошёл мне на пользу. Он помог мне после Марса разобраться в сложной ситуации на Луне и в дальнейшей службе в Москве на Руси. И вот, в итоге, я здесь в качестве кандидата в президенты ГКР.

Мы с Нойманом представили Кольбергу и Беккеру план встреч с избирателями, составленным в наших штабах так, чтобы мы смогли побывать на основных базах колонии, не сталкиваясь в одной точке. План этот был сюда послан заранее, теперь мы обсудили замечания и предложения. АГКМ – Администрации германской колонии на Марсе и проведение заключительных дебатов кандидатов на местном телевидении.

Я предложил Нойману, чтобы его команду сопровождали представители моего штаба в качестве координаторов и просил его назначить от его группы такое же сопровождение для меня. Он охотно согласился, мы назначили людей и приступили к работе.

Я в своих встречах с избирателями больше внимания уделял совершенствованию производств, внедрению новых технологий с целью сокращения рабочего дня при сохранении и даже увеличении добычи марсианских ископаемых. Рассказывал, как на Земле ведётся интенсивная научная и экспериментальная работа по созданию атмосферы на Марсе и возможности вынесения производств, жилья и прочего на поверхность планеты, выведения туда же подмарсовых рек и вообще других водных ресурсов с целью возрождения растительности, и что скоро эти эксперименты будут перенесены на Марс.

Касался я и улучшения быта и разнообразия досуга колонистов, возможности их общения с колониями других земных республик. Значительное время уходило на ответы по вопросам, получаемым из зала, и анализ и разбор предложений, замечаний и жалоб избирателей.

После каждой встречи и анализа этих вопросов я подробно отвечал на них в специальной телепрограмме «Вопрос – ответ». Работа велась напряжённо.

Нойман на своих встречах много говорил о свободе, о снятии ограничений и запретов, существующих в колониях на Марсе в связи со спецификой жизни под поверхностью планеты в целях безопасности населения. Он также предложил провести необычный эксперимент: отличившимся на производстве не только вручать грамоты и награды, но и выдавать премии в вид талонов, по которым их владельцы могли получать в пунктах распределения продовольствия, в столовых и буфетах дополнительно, сверх положенного, продукты и товары повышенного качества. Нойман нажимал на то, чтобы личная собственность таких работников была выше, чем у остальных. Он видел в это стимул к росту производительности труда.

На мой взгляд он пытался этим экспериментом ввести нечто, подобное деньгам, что вело к разжиганию в человеке частнособственнических инстинктов. Мне были

подозрительны его либеральные замашки, но я решил не обсуждать это на марсианских дебатах, а отложить нашу дискуссию до Земли. Но задать один вопрос присутствующим в телестудии я наметил.

На дебатах Нойман поднял эту тему, вызвав меня на ответ, мол, что скажете, товарищ Финдель – после того как заработал аплодисменты.

Я ответил, что в нашем обществе нет погони за наращиванием производительности труда до бесконечности ради прибыли; она естественно повышается по мере развития технического прогресса.

У нас не капитализм, давно похороненный и изживший себя. Мы работаем не ради прибыли, у нас вообще нет такого понятия, как обогащение, у нас, напомню всем, во главе цели стоит человек, его благосостояние и здоровье, и всё на это направлено.

Мы регулируем производство так, чтобы выпускать продукции столько, сколько требуется каждому для достойной жизни, а также когда возникает необходимость увеличить выпуск в связи с ростом населения. Тогда и занимаемся производительностью труда. А погонять, понукать людей надрываться на работе – безнравственно, как и было при капитализме.

– А зачем вам нужны талоны, товарищи? – Обратился я к залу. – Вы что, недоедаете? Вас плохо кормят в столовых и мало продуктов выдают на дом? Поднимите руки, кто нуждается в дополнительном пайке, коли вам не дают добавки в столовой?! – Зал ответил хохотом и аплодисментами.

Нойман не унимался:

– А вы попробуйте проведите эксперимент в одном районе, например, здесь, в колонии. – Возразил он мне. -

Дайте людям пожить в условиях капитализма, который, кстати, не изжил себя, а был именно похоронен, закрыт насильно. Кто знает, во что бы он выродился, сэволюционизировал, если бы его ход не был прерван.

Я понял, что дискуссию надо прекращать чем-то резким, неожиданным.

– И вы, господин Нойман, хотели бы стать на волне прибыли олигархом и править миром с кучкой ваших клевретов за счёт жестокой эксплуатации трудящихся масс? Не вешайте слушателям лапшу на уши. – В зале раздался смех. – Мечты о власти, о богатстве – это болезненная страсть, это медицинский диагноз. – Аплодисменты. – А предлагаемый вами эксперимент – это тема для обсуждения в Академии наук планеты, а не на сегодняшнем мероприятии. Предлагаю наши дебаты закончить, иначе мы услышим от вас предложение вернуть всё, что сопутствовало капитализму: торговлю, деньги, тюрьмы, проституцию, грабежи, войны, разврат и безнравственность. Хотите вернуть на Землю тьму? Этого мы не допустим ни-ког-да! – Зал встал и аплодировал мне громче и дольше, чем Нойману.

Он со мной не согласился, проворчал:

– Наш спор продолжим на Земле.

Ведущий встречи обратился к аудитории:

– Есть ли возражающие прекращению дебатов?

Возражающих не было. Это меня упокоило и напрасно…

* * *

Дебаты на Земле я выиграл, применив припасённые для них аргументы. Они убедили избирателей, по крайней мере, 70% голосов были отданы мне. Но и у Ноймана

оказалось немало сторонников, чего я не учёл, к сожалению, хотя Данга настаивала на том, чтобы после вступления в должность президента я занялся развенчанием вредных Ноймановских идей.

– Вот ты и возглавь эту работу в должности министра просвещения и образования вместе со СМИ. – Сказал я ей. – А мне надо будет выполнять мои предвыборные обещания.

Итак, я – президент ГКР. Я не буду подробно описывать годы моего правления республикой, тем более, правил я не один, а вместе с аппаратом, то есть Администрацией президента и совмином.

Нойману ещё до моей инаугурации предложили возглавить нашу колонию на Марсе. Он дал согласие и отбыл туда, пожелав мне удачного вступления в должность.

И наша жизнь с Дангой покатилась по земным рельсам. Женьке, нашему сыну, мы зарегистрировали двойную фамилию: в школу он был записан как Евгений Полонски-Финдель. Учиться он начал с пяти лет, проявляя недюжинные способности и обращая на себя внимание не только педагогов, но и моих старых наблюдателей из Института Интеллекта, которые по жизни продолжали посещать меня, и когда родился сын, они взяли и его под свою опеку.

Мне врезалось в память место, где мы с Дангой решили дать ему обе наши фамилии, и находилось оно на Марсе. Строительство жилья и производств в толще Марса велось как бы в продолжение опыта марсиан, исчезнувших неведомо когда и куда с планеты.

Первые земляне обнаружили входы в подповерхностные сооружения марсиан и использовали

их для обустройства своего существования и затем стали развивать это строительство. Кроме стен, домашней утвари и станков непонятного назначения в «подмарселье» не было ничего, что могло бы дать посланцам Земли представление о внешнем облике жителя Марса.

Но в одном помещении натолкнулись на портреты бородачей и толстую крупного формата книгу в металлическом переплёте. Текст её был скорее печатный, нежели рукописный и похожий на санскрит. Пришли к выводу, что это – молельня, короче – храм с иконами, а книга – молитвенник. Значит, и на Марсе человек был создан по образу и подобию Божьему?

Когда на земле расшифровали и прочли текст, то удивились: это были действительно молитвы. Вспомнили о Великом Посещении и пришли к выводу, что находка подтверждает сообщение посетивших нас, что разум во вселенной сеется одним Господом Богом, и облик его на иконах един, как и облик человека, созданного по Его образу и подобию. А по прочитанной книге сделали вывод, что Атлантида была колонией марсиан на Земле.

Развивая подмарсовое пространство, колонисты часто наталкивались на сооружения марсиан. Одно из них было найдено недавно. Оно представляло собой огромную ротонду с высоким потолком на коринфских колоннах по кругу, обрамляющих небольшое озерко или искусственный бассейн с отделанными мрамором берегами.

С одной стороны у берега оборудована площадка со стойкой, словно здесь когда-то находился бар. Эту ротонду наши сделали местом приёма гостей: провели освещение, поставили скамейки и кадки с

  • липами. В баре находились лёгкие напитки и закуски, шоколад, пирожные, печенье, зефир и т. д.

Когда нас принимали там, мы с Дангой сидели с коктейлями на скамье у воды, и это нам напомнило Чистые пруды в Москве, где мы любили иногда побродить и посидеть над водной гладью в годы нашей там службы. Здесь же не хватало только трамвайного звона… Вот здесь, «у озера» и пришло нам в голову увековечить себя для потомков, дав нашему Женьке двойную фамилию Полонски-Финдель. И это нам запомнилось…

 

* * *

Но вернусь на Землю. Я начал осуществлять свою идею улучшения жизни одиноких пожилых людей. Средняя продолжительность жизни в республике составляла 120 лет. Трудовую деятельность мужчины и женщины завершали соответственно в 85 и в 80 лет. Для работающих в сфере управления, врачей, учителей и представителей других профессий, не связанных с большими физическими нагрузками, этот срок мог быть при желании увеличен. Опасения, что большую армию неработающих по возрасту, то есть, пенсионеров (хотя этот термин не применялся у нас, потому что не было пенсий), будет трудно прокормить, такого опасения не было: в продовольственной сфере работало множество роботов и робототехники, и всегда производилось достаточно продуктов питания, дефицита не наблюдалось.

  • поставил перед архитекторами, проектировщиками, социологами и психологами задачу создать такой жилой комплекс для одиноких пожилых, чтобы они не чувствовали себя отчуждёнными от жизни общества. И родился интересный проект: ДСП – Дом смешанного проживания. Первый этаж – продуктовый и обеденный; здесь жители дома получают продукты или, по желанию, вместе завтракают, обедают и ужинают. Второй этаж – физкультурный зал с тренажёрами (бассейн в подвале, летом не крыше – солярий). Третий этаж – библиотека, компьютерная, игровая комната (шахматы, пасьянс), кино-видеозал, где также проводятся встречи и другие мероприятия (лекции, диспуты, обсуждения проблем, новых театральных постановок, фильмов, книг, встречи с актёрами, писателями и др.). Есть также банкетный зал.

Жилые этажи перемежаются: на одном живут одинокие (у каждого – небольшая однокомнатная квартира с туалетом, ванной и мини-кухней, где по желанию жилец может сам приготовить себе еду, если нет настроения посетить столовую). Над этим этажом живут молодожёны или семейные пары с детьми. Следующий этаж – снова одинокие и так далее. Дома не очень высокие – не более 20 этажей.

В таком «общежитии» в лучшем понимании этого понятия всегда есть возможность пообщаться пожилым с молодёжью, поиграть с детьми, при желании присмотреть за ними, если родителям необходимо отлучится, ну, и прочие возможности. В каждом таком доме обязательно живёт врач, оборудован медкабинет, квартира для врача – место его работы.

Проект широко обсуждался в прессе и на телевидении, был одобрен к реализации. Многие просили не строить очень высокие дома, а желательно с садом, в котором любители могли поработать, повозиться в грядочках и

клумбах, и с тепличкой. Решено было построить один десятиэтажный дом с теплицей на крыше и заселить его добровольцами для проверки целесообразности такого строительства.

Дом построили быстро. Желающих поселиться в нём оказалось в несколько раз больше, чем квартир, надо было строить три таких дома. Через год подвели итоги. Эксперимент удался. Начали подобное строительство во всех землях республики.

Я ликовал. Данга успешно проводила намеченную нами линию просвещения по части истории цивилизации от первобытного до коммунистического строя с подробным разъяснением язв капитализма.

 

* * *

И вдруг в конце седьмого года моего президентства ко мне на приём записался Эрик Беккер, прибывший на Землю в командировку с Марса. Я с радостью принял его и получил от Эрика страшную информацию: на Марсе готовится переворот, цель которого – смена общественного строя и образование на Марсе суверенного капиталистического государства. Всё, что добывается на Марсе, будет продаваться на Землю по установленным ценам в золотом эквиваленте и так далее…

Возглавляет переворот Макс Нойман; уже образовано тайное правительство, назначен час переворота в каждой колонии, там за эти годы созданы подпольные боевые группы, работает секретный оружейный завод, воспитаны из молодёжи сторонники переворота.

– Эрик, вы меня опять разыгрываете, как в первое моё посещение колонии, снова тест?!

– Нет, это не розыгрыш. Я – активный сторонник Ноймана, я его помощник, даже единомышленник и друг, приближённый к нему и его доверенное лицо. Я добровольно принял на себя эту личину, роль ярого поборника капитализма, я настолько убедителен в своих агитвыступлениях перед вербуемыми сопляками, что Нойман мне доверяет безоговорочно. Вот и сюда он послал меня к вам разведать, нет ли здесь благоприятной почвы для организации тайных обществ по изучению капитализма, выяснить, нельзя ли на Земле в разных местах построить базы для вербовки сторонников переворота на планете. Нойман планирует сформировать на основе транспортных кораблей Марса ударную космическую эскадру для захвата столицы Земли. Он мечтает об аресте Администрации планеты, роспуске парламента и реставрации капиталистического общества повсеместно на Земле. На Марсе уже тайно куётся оружие реставрации, товарищ Финдель.

Я вспомнил, что Нойман давно не бывал в республике, ограничивался отправкой отчётов или присылал с ними своих заместителей, ссылаясь на неотложные дела в колонии, либо на аварии, ликвидация которых требовала его личного присутствия. Так вот чем вы там занимаетесь, шибко занятый господин Нойман!

Я попросил секретаря вызвать Ноймана на видеопереговоры и включил экран видеосвязи с Марсом.

– Эрик, быстро расскажите о текущих проблемах колонии, над какими проектами сейчас ведётся работа.

  • двадцать минут секретарь сообщил, что связь с Марсом будет включена через четверть часа. Этой паузы мне было достаточно, чтобы в общих чертах войти в курс жизни нашей марсианской колонии.

Наконец, секретарь сообщил, что Нойман в эфире и на экране возникло его лицо.

– Добрый день, товарищ президент.

– Здравствуйте, товарищ Нойман. Мне сообщили, что от вас прибыл Эрик Беккер, и я пригласил его к себе. Он ввёл меня в курс ваших новых разработок в колонии, в частности, нас заинтересовали постройки крытых производств на поверхности Марса, успехи учёных, трудящихся в колонии над созданием атмосферы на планете. Задачи, которые вы поставили Беккеру решить на Земле, я одобрил, он может это подтвердить, вот он, рядом со мной. – Эрик сел около меня и поприветствовал Ноймана. – Я прошу и вас прибыть сюда, мы на президентском совете заслушаем ваш отчёт и утвердим ваши планы развития колонии.

– Да, строительство первого завода на поверхности Марса завершено, подвижки в возрождении атмосферы перспективны и вселяют большие надежды. Но, товарищ Финдель, я боюсь, что сейчас не смогу прибыть на совет. Есть серьёзные проблемы с некоторым неспокойным настроением масс, и ещё: предстоит пуск завода, построенного на поверхности Марса. Так что сердечно прошу немного потерпеть, и тогда с большим багажом положительных дел и новостей мы прибудем солидной делегацией для отчёта Администрации республики. А товарищу Беккеру я желаю успешного выполнения поставленных мною перед ним задач и скорейшего возвращения в колонию, дела и проблемы ждут. Спасибо за звонок, успехов всем! До связи. – И экран тут же погас, чувствовалось, что он торопился закончить разговор, даже не дал возможности спросить, что это за «неспокойное настроение масс», очевидно боялся сболтнуть лишнего. Но и этого было достаточно, чтобы моя интуиция подсказала, как детектор лжи: Нойман сказал неправду, Беккер прав!

Я приказал секретарю повторно вызвать Ноймана, а Беккера попросил изложить письменно всё, что он мне рассказал. Снова вспыхнул экран и возникший Нойман произнёс, как мне показалось, испуганно:

– Слушаю вас, товарищ президент!

– У нас связь внезапно прервалась на полуслове. Я хочу поставить вас в известность, что я в ближайшее время прибуду к вам в колонию с инспекционной проверкой, коли у вас нет времени посетить республику. Дату вам сообщат заблаговременно. Не требуется ли какая-либо помощь с нашей стороны?

– Нет, благодарю.

– Тогда желаю успехов. Всех благ. До встречи. – И я отключил связь. – Вот такие пироги. – Медленно произнёс я по-русски.

– Что вы сказали? – не понял Беккер.

– Не обращайте внимания. Это я так…

 

* * *

Я переписал сообщение Беккера на флэшку, добавил свой комментарий. Объявил, что я срочно отправляюсь с инспекционной проверкой на Марс. Беккеру я сказал, что всё, что он мне сообщил, является государственной тайной, взял с него подписку о неразглашении и объяснил, что он возвращается на Марс вместе со мной.

Далее я вызвал министра безопасности Михеля Трампе и ознакомил его с содержанием записи на флэшке. У министра брови полезли на лоб.

– Что это? – Удивлённо спросил он. – Бред сумасшедшего или провокация?!

– Для шизофреника слишком разумно и убедительно, для провокатора чересчур подробно. – Возразил я. – Смотрите, на Марсе эта опухоль уже пустила метастазы по всем колониям. Удалить в зародыше? Слишком поздно. Как? Думайте, думайте.

– Ну, полетим, накроем их. Какие у нас доказательства? Арестовать его здесь! – вот моё мнение. -Заявил Трампе.

– Он отказался явиться сюда, просит отсрочки на полгода. Значит, рассчитывает на что-то.

– Как на что? На удачу. Надо отрезать его от неё.

– Каким образом?

  • Думать, думать… Он помолчал. Потом воскликнул. Десант! У них наверняка нет никакого оружия. А у нас оно есть. Высаживаемся, арестовываем все руководящие кадры … Увидел мой возражающий жест.

– Временно, временно! Меняем верхушку управления, а если кого не охватим из «революционеров», – он скривил губы, произнося это слово, – будут сидеть тише воды, ниже травы и забудут о перевороте. А тех – сюда и судить, и принимать решение. Надо известить Дели и действовать совместно.

– И в Дели может оказаться тот, кто проинформирует Ноймана. Они получат сигнал и…. – Попытался я возразить. – И кроме того, у нас нет никаких доказательств и фактов готовящегося переворота, ни результатов допроса кого-либо из разоблачённых заговорщиков, ни записей их тайных совещаний – ничего. Если бы мы вели там секретное расследование, внедрили в их ряды своих людей и тому подобное, тогда можно было информировать Администрацию Земли, а сейчас – нет. Потому что нет гарантии, что информация не утечёт на Марс.

– И что? И смоются? Куда, на Юпитер? Или к нам, на Землю? Им деваться некуда, разве что в Америку.

– А что там? – Спросил Беккер.

– Да есть некая информация, подобная этой. – Трампе поднял флэшку и хлопнул ею по столу.

– Выход один, – сказал я. – Я лечу на Марс с инспекционной проверкой. Подготовьте мне в сопровождение группу спецназа с хорошим командиром. И группу наших агентов под видом новых колонистов взамен завершивших трудовой срок.

– Это замечательно, но затянет надолго ликвидацию заговора и приведёт к ненужным жертвам.

– А мы решим это без кровопролития. арестуем только Ноймана и его ближайших приспешников у него в офисе, оназваны Беккером. Нойман и подозревать ничего не будет.

– Тогда, товарищ президент, я беру ответственность за вашу безопасность на себя и лечу с вами. Когда намечаете вылет? Я успею подготовить группу?

Я назвал дату и сказал, что времени больше, чем надо, и мы расстались.

 

* * *

Я ничего не стал рассказывать Данге о назревающих событиях на Марсе, сказал только, что у меня возникла необходимость лететь на Марс.

– Можно мне с тобой? внеси меня в группу

сопровождения. У меня по колонии накопилось много вопросов и многое надо там прояснить, изучить и проверить.

– Не в этот рейс, милая. Полетишь в другой раз со своей командой и новыми колонистами.

– Не жадничай. Я хочу посидеть с тобой у того марсианского озерка, помнишь?

– Конечно, – Сердце у меня дрогнуло. – Хорошо, я подумаю.

* * *

Мне, Юрий Иванович, осталось рассказать немного. Я, наверное, утомил вас длинным рассказом. Итак, завершаю.

Мы летели на Марс вшестером: я, Трампе, два моих помощника, кандидат на должность президента нашей колонии – на замену Ноймана, и Данга, не знающая о тайне нашей экспедиции.

В грузовом отсеке находилась группа спецназа – два взвода тренированных умельцев своего дела. Об этом «грузе» Данга также не была извещена. Дели я оповестил только о том, что лечу в колонию с плановой инспекцией. На Марс никакого оповещения не отправил по совету Трампе.

– Сообщим, когда попросим посадки – с орбиты. – И я с этим согласился.

Так мы и поступили. Когда корабль совершил посадку, я не попросил Дангу, а приказал ей подождать меня немного в президентском отсеке корабля под охраной двух спецназовцев, пока я не пришлю за ней.

– В чём дело, Йоган?! – Возмутилась она.

– Сейчас фрау Полонски, я для вас не Йоган, а товарищ президент. Прошу выполнять приказание. Вас вызовут по связи.

И операция началась. Мы быстро достигли офиса Ноймана. В приёмной нас встретил секретарь. Он испуганно вскочил со стула, увидев вооружённых спецназовцев.

– Нойман?! – Строго потребовал я.

-Госпо… Товарищ президент! Разрешите доложить! – Узнав меня и запинаясь, пробормотал он. Мы с Трампе понятливо переглянулись, одинаково реагируя на то, как секретарь пытался назвать меня господином: научил, мол, уже…

– Где?! – Рявкнул Трампе.

– На… на вы… выездном совещании. Я сейчас позвоню…

– Отставить! – Отрезал Трампе. – Где, знаешь?

– Да.

– Веди.

– Туда надо ехать.

– Тогда поехали немедля! – Приказал я. – Куда?

– Он на озере. – Пролепетал секретарь, и капелька пота скатилась от его виска по щеке.

– Я знаю, где это. Вперед! – Скомандовал я.

Мы сели в подземный метротрамвай и, прихватив секретаря Ноймана, помчались к озеру. . Въезд к нему прикрывали спецворота. Около них стояла вооружённая охрана. По нашему требованию секретарь Ноймана крикнул: «Свои!» и назвал пароль. Спецназ обезоружил охрану и скопился у ворот. Трампе подал сигнал, один из обезоруженных охранников нажал кнопку и ворота двинулись в сторону. Мы ринулись внутрь. На площадке стояли построенные боевики Ноймана. Перед ними что-то говорил и жестикулировал сам главный заговорщик…

– Хенде хох! – Снова рявкнул Трампе, и спецназовцы направили на группу оружие. – Сопротивление бесполезно! Оружие на пол! Руки!

С треском упало на каменный пол вооружение «армии» Ноймана. Я вышел вперёд.

– Господин Нойман! Вы арестованы за попытку государственного переворота!

– Предатель! _ Увидев Беккера, взвизгнул Нойман и дважды выстрелил в меня.

И я увидел, как он падает под треск автоматов спецназа и, наконец, почувствовал боль в груди и упал на руки Трампе, успев сказать: «Дангу!»

Я лежал на скамейке у нашего озерка головой на коленях Данги. Около меня суетился врач.

– Быстрее, доктор, – торопил Трампе, – космолёт ждёт.

Я слышал, как врач сказал ему тихо:

– Вы с ума сошли! До Земли он не дотянет.

– Полетите с нами. Возьмите всё необходимое. Оперировать будем на Земле.

Я чувствовал, что нет надобности торопиться. Силы покидали меня.

– Не спешите, не надо… Похороните меня на берлинском кладбище. – Сказал я тихо. – Данга, любимая, прости. Женю поцелуй. И Марту с Куртом. И Берту. Пусть она поплачет. Всё, я ухожу… – Я глубоко вздохнул. – Мама… – Это было моё последнее слово.

И вспомнилось: мне девять лет, я сижу на лавочке в нашем палисаднике за книгой. Передо мной в углу огромная цветущая крона древовидной гортензии. Вдруг она шумно встряхнулась; смотрю – рядом с ней стоит высокий старик в голубом балахоне с капюшоном и манит меня рукой. Я встал, подошёл без боязни. «Кто вы?» – спросил. Он перекрестил меня, спросил, хожу ли я в храм.

– Конечно, ответил я, – как полагается.

– Благословляю тебя, отрок. – Сказал он. – Иди по жизни смело. Твори свои дела. Тебе мир спасать ценой высокой. – Перекрестил меня и протянул мне руку. Я приложился к ней. Он приказал мне: «Иди!» Я сделал шаг, оглянулся, а возле гортензии уже никого не было.

А последняя мысль моя – о том, что я всё-таки спас Землю от возможной реставрации власти капитала, будь он проклят…

Примечание. Когда я прослушал эту, шестую исповедь моего адресанта, я решил, что он сочинил фантастическую повесть. Я поместил её в рукопись дословно и вспомнил, как пишут в журналах: мнение редакции может не совпадать с мнением автора, и всё же материал публикуется. Так и поступим (ю.ч.)