Глава VII. Вот уже целых полчаса, вцепившись в перила...

Вот уже целых полчаса, вцепившись в перила, они мчались в душном пазике по горной дороге. За окном стремительно проносились крыши домов, мелькали желтые пятна подсолнухов и оплетенные диким виноградом заборы.

Альбина вспотела. Скулы свело:

«Еще немного, и утренняя яичница окажется на спине этой ни в чем неповинной девушки в красивом топе», – она часто задышала, пытаясь прогнать подступившую к горлу тошноту.

— Остановите! – она не выдержала. – Меня сейчас вырвет!

— Вырвет, вырвет, вырвет! – по цепочки быстро передалось вперед.

Ксюха вскочила.

— Ты куда? – Альбина смотрела расширившимися от ужаса глазами.

— Я пошла его убивать! – Ксюха пробиралась с заднего сидения, хватаясь за поручни и шатаясь из стороны в сторону на высоченных каблуках. Обернулась, крикнув Альбине: – Пакет возьми, в сумке с купальниками!

 

Резкий поворот, и Ксюху занесло на сидящего у прохода пожилого мужчину. Большая соломенная шляпа слетела с его головы и, спланировав в воздухе, приземлилась на ступеньки лестницы.

— Сорри, я не хотела, – Ксюха водрузила головной убор на прежнее место, предварительно наступив на него, вытерла запотевшее лицо и заорала еще громче: – Ну ты, горе-водила! Не дрова везешь! И курить в общественном месте не…

Ксюха не договорила. Автобус тряхануло, и он слегка накренился вправо. Тут уж заорали все пассажиры. Водитель газанул, заскрежетав рычагом коробки передач.  К запаху выхлопов и табака добавилась вонь паленой резины. Минутная пробуксовка – и пазик, как ни в чем не бывало, понесся вперед.

Ксюха добралась до водителя, приникла к его уху, и со злым красным лицом что-то втолковывала ему под шум мотора. Водитель отпрянул и пробасил на весь автобус:

— Вах, вах… Такой красивый девушка и так некрасиво ругается… – его черная, как смоль, кучерявая шевелюра подрагивала на каждой кочке.

— Останови свою развалюху!  – завопила Ксюха что есть мочи, колотя по мощному плечу водителя, – моей подруге плохо!

Он, не сбавляя хода, обернулся, перекинул сигарету во рту слева направо:

— Вах, вах, совсем зеленый девушка… – и крутанул руль.

Пассажиры снова заголосили. Автобус резко затормозил у высокого забора с табличкой «Осторожно, злая собака». Дверь с шипением открылась.

— Выходи! – пробасил водитель. – Вахтанг не хочет, чтобы такой красивый девушка испортил такой чистый автобус!

Ксюха вывела под руки обессилевшую Альбину с пакетом в обнимку, повесила себе на плечо ее сумку и пнула ногой по колесу ненавистного автобуса:

— Катись колбаской, Шумахер хренов!

Из окон глазели пассажиры. Ксюха показала им язык:

— Чего вылупились? Никогда не видели блюющего человека?

Автобус, пыхнул, обдав их черным смердящим облачком, и помчался дальше.

Ксюха достала из сумки бутылку воды:

— На!

Альбина сделала глоток и отдышалась. Противный привкус горечи во рту не проходил.

— Умывайся, – Ксюха озиралась. – Куда это нас занесло?

По обе стороны от пыльной дороги тянулись одинаковые аккуратные домики из ракушечника с яркими черепичными крышами. Из-за ближайшего забора свешивались ветви вишни. Виноград, обвиваясь вокруг металлических прутьев, создавал естественную тень во дворах.

— На, зажуй, – Ксюха запихнула Альбине в рот сорванную ягоду и помогла сесть на деревянную скамейку рядом с калиткой. – У них тут у всех предупреждения висят. Насчет собак… – достала из сумки носовой платок, вытерла капли пота на висках и понюхала свои подмышки. – Блин, дезик забыла брызнуть… теперь буду вонять… – поднесла ко лбу ладонь и огляделась. – Сколько тут куковать еще, интересно?

 

На другой стороне улицы со скрипом открылись автоматические ворота, и на дорогу выехали белые жигули с пятнами ржавчины на дверцах и распахнутым багажником. За рулем сидел брюнет в солнцезащитных очках. Ворота закрылись, и жигули осторожно тронулись с места.

— Стой! – Ксюха перегородила машине дорогу, уперевшись руками о капот.

Брюнет остановился. Высунулся из окна, облокотившись на него. Тряхнул кудрявой челкой и одарил Ксюху голливудской улыбкой:

 — Ничего ведь нет лучше, как выслушать человека… – снял очки и закусил дужку, – девушка, с какой целью вы препятствуете движению моего транспортного средства?

— Ща узнаешь, – Ксюха процокала к задней дверце, с усилием открыла ее, швырнула свою сумку на сидение, быстро подбежала к Альбине и тихо прошипела: – Шевелим поршнями! – помогла сесть в машину и захлопнула дверь.

Сама плюхнулась на переднее сидение, пристегнула ремень и протянула парню руку:

— Ксения, – обернулась к Альбине и расширила глаза, – а это – Аля, подруга моя. А как зовут доблестного рыцаря, спасшего нас из пасти злобных псов-людоедов?

Парень растерянно хлопал длинными ресницами:

— Каких людоедов?

— Ну, у вас тут что ни дом, то злая собака. – пожаловалась Ксюха.

Альбина вздохнула:

«Понеслась душа в рай…»

— Кстати, – Ксюха не давала парню опомниться, – почему они не лают, а?

— Кто не лает? – паренек совсем растерялся.

— Ну, собаки ваши? – традиционные губы трубочкой и распахнутые глаза.

— А-а-а, – парень почесал затылок, – у них сиеста.

— Понятно, – Ксения устроилась поудобнее на обтянутом тканью кресле. – Нам в Ялту. Поехали?

Молодой человек открыл рот, завел машину и, глядя на Ксению, включил первую передачу.

 

Минут десять ехали молча. Парень аккуратно притормаживал на пешеходных переходах, пропуская старушку с тележкой, из которой торчали початки кукурузы, и вереницу бездомных собак.

Альбина видела в зеркале заднего вида, как он с интересом поглядывал то на нее, то на Ксюху.

«И чего уставился?»

— Вы на дорогу лучше смотрите! – она не удержалась.

Ксюха развернулась всем телом:

— Молодой человек… – повысила голос и замолчала.

— Борис, – отреагировал парень, – Борис Щепкин.

— Борис прекрасно ведет машину, не то, что тот доисторический ящер из автобуса, – Ксюха состроила благостное лицо и заворковала: – Вы, Борис, наверное, давно за рулем?

— Второй день.

— Как, второй день? – воскликнули Альбина и Ксюха одновременно, ерзая на сиденьях и перепроверяя, как пристегнуты ремни безопасности.

Борис пространно заулыбался:

— Видите ли, барышни, мой друг, владелец этого комфортного авто, – он красивым жестом обвел салон, – имеет некую слабость. Он, как говаривал Антон Палыч, любит всевозможные гульбища, сопряженные с плясками и винопийством.

— Алкоголик что ли? – выпалила Ксюха басом.

Борис дернул головой:

— Почему сразу алкоголик? Нормальный пацан! Просто… Перебрал вчера.

Альбина двумя руками прокрутила ручку на дверце и открыла окно. Лицо обдало горячей волной раскаленного воздуха.

— У вас права-то хоть есть? – поинтересовалась на всякий случай.

— Обижаете! – Борис похлопал по нагрудному карману рубашки. – С четырнадцати лет вожу.

— А сейчас вам сколько? – тут же осведомилась Ксюха.

— Двадцать один.

«Ну все, сейчас досье начнет собирать…» – Альбина устало вздохнула, подложила под голову сумку и задремала.

 

Проснулась от шума голосов. Бориса и Ксюхи нет. Допила воду, взяла сумку и вышла, с силой захлопнула дверцу.

«Блин! Телефон на сиденье! – пробовала открыть машину – бесполезно. – Вот где мне искать теперь эту Ксюху?»

Огляделась. Городской рынок. Повсюду сновали люди. Улыбчивые торговцы зазывали покупателей.

Альбина шла между рядами. Прилавки ломились от роскошных натюрмортов из нектаринов и персиков. Ароматные дыни и арбузы манили сочной мякотью. Виноград. Восточные сладости. Чай. Всевозможные специи щекотали нос пряными ароматами, и рот тут же наполнился слюной.

«Если не съем чего-нибудь, опять проблююсь… Как же называлась такая вкусная штука, которую папа всегда покупал на море? – Альбина завернула к прилавку с гроздьями чурхелы, купила палочку и откусила кусок. – Не то…» – подумала и попросила услужливого старичка в атласной тюбетейке завернуть в бумажный пакет пласт домашней пастилы из фейхоа.

— Посторонись!

Альбина обернулась. Ксюха распихивала отдыхающих, освобождая дорогу Борису, пыхтящему под тяжестью большого деревянного ящика.

Подойдя, Борис опустил ношу на асфальт и отдышался:

— Тяжелый, однако…

Альбина зажала нос:

— Что это за чуда-юда?

— Рапаны, барышня. – Борис озарил ее улыбкой.

— Кто?

— Хищные брюхоногие моллюски из семейства иглянки. – Борис поднял вверх указательный палец.

Ксюха поспешила поделиться добытыми познаниями:

— Здесь их жарят, маринуют и шашлыки готовят. И вообще, всем известный деликатес.

— Как же вы их есть-то будете, когда так близко знакомы? – съязвила Альбина, глядя на Бориса с прищуром.

— Ну, это не мне. По пляжу пройдусь туда-сюда, и сметут членистоногих на раз. – Борис продолжал улыбаться.

— Между прочим, Боречка экологию моря спасает. Да! – Ксюха по-свойски положила на плечо Бориса руку. – Раньше они в Японском и еще каком-то морях жили, а потом расплодились тут и сожрали всех мидий и устриц.

Ксюха сделала страшные глаза и добавила, томно поглядывая на Бориса:

— Вот, Боречка и старается: скупает аппетитного захватчика и скармливает гурманам, – она кокетливо перебирала пальцами с красным маникюром.

Борис покосился на нее и аккуратно убрал руку со своего плеча. Альбина хмыкнула:

«Не сработал приемчик».

Борис поднял ящик и двинулся к выходу. Ксюха засеменила рядом. Альбина прикупила большой кулек с шелковицей и побежала за ними.

 

Ксюха влетела в номер и с размаху завалилась на кровать:

— Чур, он мой! – блаженно потянулась. – Москвич. Мать кафешку в центре держит. Остановились в «Мрии», сечешь?

Альбина споласкивала купальник:

— Мне это ни о чем не говорит, – равнодушно протянула, выглянув из двери ванной.

— Значит, заметано, – продолжала Ксюха. – Он как колобок, от мамаши убег, представляешь? – захихикала: – Она его в семейный бизнес тащит, а Боря – парень с характером: решил на актера учиться.

— А рапаны причем, в роль торговца вживается? – Альбина представила юркого невысокого Бориса, лавирующего между шезлонгами с подносом в руках. Блестят на солнце копченые тушки кефали. Понуро болтаются клешни несчастных раков.

— Подрабатывает: мать карточку заблочила, в воспитательных целях. А мой Боря не промах: нашел тут кореша-массажиста. Днем еду разносит, а вечером в ресторане, на подпевках. Голос у него хороший.

Ксюха стояла голышом перед зеркалом шкафа и любовалась своим отражением:

— Брить или не брить, вот в чем вопрос…

— Чего? – Альбина сняла сарафан, повесила на плечики и переоделась в черную хлопковую рубашку с длинным рукавом и черную юбку.

— Я говорю, эпиляцию полную делать или сердечко оставить? – повернулась к Альбине и указала на свой лобок. – Ты что посоветуешь?

— Давно тебя мои советы стали интересовать? – Альбина отстригла маникюрными ножницами сломанный ноготь.

Ксюха поднялась на носочки, оглядывая себя со спины:

— А я предлагала тебе к нормальной маникюрше в Москве сходить…

— Ты на ужин прям так пойдешь? – закидывая кошелек и расческу в сумку, съехидничала Альбина.

Ксюха нисколько не смутилась:

— Зачем народ неземной красотой смущать? – забегала между ванной и раскрытым чемоданом, напялила ярко зеленую футболку с надписью «Пляжные войска» и обтягивающие кожаные шорты баклажанового цвета. Впрыгнула в леопардового раскраса сабо на высоченных каблуках и спросила: – Как тебе мое смертельное оружие? – прошлась, виляя попой. – Ну? – брови спрятались за рыжей челкой.

— Однозначно сработает, – буркнула Альбина.

— Главный секрет – высокий каблук: смотри, как ягодицы эффектно перекатываются!

— Ага, по гальке – самое то.

Ксюха остановилась, подперла подбородок рукой:

— Да… На фоне твоего траурного пеньюарчика я смотрюсь очень даже ничего, – и закатила к потолку подведенные жирными стрелками глаза.

 

После ужина Альбина решила почитать в номере, но Ксюха потащила ее на променад. К широкой набережной из белого камня спускалась длинная лестница со смотровыми площадками. Южные ночи наступали рано, и вдоль набережной уже горели стилизованные под старину фонари. Грохотала музыка. Отдыхающие наступали на ноги, обдавая волнами пахучего парфюма. То и дело подходили дядьки с обезьянками в смешных штанишках и предлагали сфотографироваться на память. У ажурных перил установили телескоп, и сразу выстроилась очередь из желающих увидеть своевременно пролетающую комету.

 

Альбина устала. В ресторане Ксюха привлекла внимание к их столику. Трое горячих хлопцев, – носы с горбинкой и одинаковые саблезубые улыбки, – передали бутылку коньяка. Конферансье то и дело объявлял медленные танцы, которые заказывали раскрасневшиеся подвыпившие отдыхающие с целью провести по круглому танцполу жеманно виляющую бедрами Ксюху. К Альбине тоже подкатывали пару раз, но, натолкнувшись на ее угрюмый взгляд, тут же ретировались.

От бокала вина разболелась голова. Альбина знаком указала Ксюхе на дверь, но подруга махнула рукой, мол, иди, если хочешь, мне и тут неплохо. Полный лысоватый мужичок, размахивая руками, как крыльями, громко рассказывал Ксюхе об особенностях парения на дельтаплане. Ксюха, цепко обводя зал взглядом, успевала кивать и улыбаться собеседнику.

У выхода Альбина нос к носу столкнулась с Борисом. На этот раз он был в строгом костюме темно синего цвета, в белой рубашке и красной бабочке в горошек. Лакированные ботинки с зауженными носами. На голове – аккуратная прическа с эффектом мокрых волос.

— Уже уходите? – Борис протянул Альбине крупную алую розу, перевязанную тонкой атласной ленточкой. – Я вас оттуда заприметил. – он кивнул в сторону второго этажа.

Лазерный проектор щедро раскидывал разноцветные блики на тканевый навес над столиками.

— Ксения там, – Альбина указала рукой на бар.

— А я… – Борис неожиданно покраснел, – я хотел вас пригласить…

«С какого перепугу?» – чуть не выпалила вслух Альбина.

Борис с искренней мольбой заглядывал в глаза:

— Вы похожи на тургеневскую барышню, то есть, в вас есть тайна… Присутствует… Пожалуйста... Потанцуйте… Не уходите… Со мной.

Нескладная тирада заставила Альбину улыбнуться.

— Ну, хорошо. Один танец ваш.

Лицо Бориса просияло. Он услужливо предложил Альбине локоть:

— Прошу!

 

На свое удивление Альбине понравилось, как Борис уверенно вел ее по залу. Легкое покачивание успокаивало и снимало напряжение. Даже голова перестала гудеть.

Краем глаза увидела недовольную моську на лице Ксюхи. Подруга прервала душевные излияние дельтапланериста и вернулась не место.

«Нога на ногу, руки скрестила. Смотрит букой. Щас что-то будет», – сделала вывод Альбина.

Борис поблагодарил ее и проводил к столику:

— Я завтра в этом ресторане выступаю, приходите. В программе современный микс из романсов Чайковского и Глинки. – Борис церемонно поклонился и, коснувшись пальцами Алиной руки, нарочито добавил: – Буду ждать вас, Альбина.

Ксюха вспыхнула, вскочила из-за стола и задела Альбину плечом. Роза упала. Борис быстро поднял ее и вложил Альбине в ладонь. Ксюха хмыкнула, схватила клатч и вылетела из ресторана.

 

Альбина приходила на эту скалу каждое утро. Море. Помнится, в детстве, когда ехали с родителями в поезде, не спала всю ночь, донимая отца расспросами:

— Пап, а море, оно какое?

— Большое.

— Как наш дом?

— Нет, больше.

— Как наш город?

Отец смеялся:

— Нет, Алька, гораздо больше.

— Это же вода, ее не может быть больше города!

— Приедем, увидишь сама, сколько может быть воды. Спи давай, – отец повернулся к стене и тут же мерно захрапел в такт стуку колес.

На следующий день Альбина, затаив дыхание и не замечая текущие по щекам слезы, смотрела на темно-индиговую даль, уходящую к горизонту, с которым она сливалась полностью, до зыбкого розоватого тумана. Свежий морской бриз пускал по ворсу бархатистой поверхности воды игривые пенные барашки и ласково трепал Альбинины косички. Сердце словно переместилось в голову и ухало, ухало.

— Папочка... – она обхватила ладошкой папин большой палец на руке и подняла взгляд огромных серых глаз, – оно не большое, оно... Великое...

В тот год Альбина рисовала его везде: на замерзшем окне маршрутки по дороге в школу, на запотевшем стекле душевой кабины в санатории, куда родители отправили ее сразу после юга. Подлечить легкие, чтобы «закрепить результат». Даже в художественной студии в каждый рисунок незаметно для себя вплетала волны и чаек.

Учительница журила:

«Никитина, ты у нас в маринисты заделалась?»

 

Альбина, обхватив колени руками, сидела на теплой, отполированной временем и ветрами поверхности камня, и вглядывалась вдаль. Волнение, впервые охватившее ее в детстве при встрече с морем, вернулось. Как и смутное ощущение, что и это раннее предрассветное утро проживалось ею не единожды.

Аквамариновая гладь внизу ровно дышала приливами и отливами. Волны набегали на берег, донося до слуха шорох мелкой гальки. Морской воздух смешивался со смолистым сосновым настоем, опьяняя, и Альбина закрывала глаза и дышала, дышала. Впрок. Запечатлевала запахи, звуки, краски.

Море потихоньку заволакивало сознание мягкой солоноватой пеленой. Приглушало воспоминание о боли, из глубины своей мудрости договариваясь о перемирии с душой.  

Предвкушая восход, на все голоса пели невидимые птицы. На макушку высокой сосны, словно почетный зритель в партер, уселась горлинка, изредка роняя свое нежное гугуканье.

Огненное солнце, родившись из ярко желтого ореола в расщелине между двумя далекими скалами, выкатило свой шар, возвещая о наступлении нового дня. Море сразу поменяло цвет, став пламенным, сверкающим. В темно-фиолетовой глубине кусочками слюды покачивались в мерном танце большие медузы.

«Пахнет водорослями и… Счастьем…»

 

Альбина шагала по узкой улочке, петляющей между частными домами с уютными палисадниками. В воздухе разносился аромат сдобы.

«Если не выпью кофе, точно умру», – она пропустила машину с фруктами и помахала знакомому дворнику. Тот, на минуту приостановив шарканье метлы, поднял ее, улыбнулся и приветственно потряс в ответ.

«Надо родителям перед отъездом купить подарки», – Альбина кивнула продавцу сувениров, выкладывающему бутыли с маслами и мыло ручной работы на прилавок.

 

Альбина зажмурилась и откусила хрустящую корочку теплого душистого круассана:

«Божественно…» – сделала глоток кофе и расслабилась, посматривая из окна кафе на подножие горы, напоминавшее спину уютно свернувшейся клубком кошки. Продавец молчаливо обслужил и ушел вверх по крутой лестнице. Досыпать.

 

Ксюхи в номере не было. Они не разговаривали с вечера: подруга дулась из-за Бориса.

«А я виновата: сам же пригласил? – Альбина заправила постели, – так жалостливо смотрел, а Ксюха вон, розу выкинула, будто цветок виноват… – быстро перемыла стаканы и сходила в коридор за водой из кулера. – Ладно, надеюсь, поймет, что мне ее кавалеры по барабану».

Хлопнула дверь, на пороге появилась хмурая подруга с полотенцем на плече.

— Купалась? – осторожно поинтересовалась Альбина.

— Нет, – буркнула Ксюха, – дошла и вернулась. Холодно.

— Холодно? – Альбина удивилась. – Может, тебя вчера под кондеем продуло, когда ты в неглиже дефилировала?

Ксюха стрельнула злющим взглядом:

— Это тебе мозги продуло, когда ты моего Борьку клеила, понятно?

Альбина остолбенела:

— Я? Клеила? – стукнула графином об стол, расплескав часть воды. – Сдался мне твой Борька!

— Я не слепая, видела, как он тебя лапал! – Ксюха демонстративно улеглась на заправленную кровать с ногами. – Носятся все с тобой, как с писанной торбой: «Алечка, покушай, Алечка не забудь шарфик, Алечка у нас ранимая, Алечка стресс пережила!»

«Голос один в один, как у мамы», – машинально заметила Альбина.

— Хочешь – перчики нафаршируем, не хочешь, – Ксюха сморщила нос, и лицо стало похоже на оскал лисы, – изволь блинчиков отведать!

Альбина подошла к окну и захлопнула его:

— Чего кричать-то? В Турции слышно.

Ксюха вскочила и завопила еще громче:

—  Достала со своей печалькой маяться! Люди мрут, как мухи: у меня и тетка, и отчим в мае преставились. Мать два раза в больнице лежала с почками. И вообще, я с шестнадцати лет сама себя обеспечиваю и не ною!

Альбина остолбенело глядела на подругу. Та, сдувшись, словно лопнувший шарик, осела на кровать, облокотилась на колени, спрятала лицо в ладонях и зарыдала.

— Ксюш, ты чего? – Альбина попыталась отвести руки от лица подруги. – Я же не знала, что мама… И отчим…

Ксюха подняла заплаканный взгляд:

— А ты ничего дальше собственного носа не видишь! – всхлипнула, схватила Альбинино полотенце и высморкалась. – Потому что эгоистка, высшей пробы! И не подруга мне больше, раз моего Борьку уводишь из-под носа!

Альбина захлопала ресницами. Глаза защипало, и минуту спустя она заревела белугой. Села рядом с Ксюхой и обняла за плечи:

— Ксюшенька, родненькая, не нужен мне твой Борис, честное слово… – всхлипы перешли в икание.

Ксюха взяла стакан, налила воды:

— Пей.

— Спа-си-бо! – голосила Альбина. – Я, правда, эгоистка избалованная.

Ксюха достала из шкафа пачку носовых платков:

— Все, хватит. Забыли. – улыбнулась и протянула мизинец. – Мир?

Обе засмеялись и еще раз обнялись.

 

За день до отъезда море штормило. Ветер гнал волны крупной зыбью. Вода стала черной. По небу с пронзительными криками летали встревоженные чайки. Доведенные стихией до отчаяния, пласты морской воды с грохотом разбивались о пирс. Потрясенные облака спешили туда, где, возможно, их встретят радушнее.

Альбина еще утром собрала чемодан. Ксюха обменялась контактами с Борисом. Альбина номер телефона не дала. Борис повздыхал, но настаивать не стал.

Вчера, у дальнего пляжа, забравшись на большой, обросший мохнатыми водорослями валун, бросили монетки, чтобы вернуться через год. Сувенирами запаслись знатно. Еле дотащили сумки до номера. Потом обошли весь рынок в поисках фрукта, название которого Альбина никак не могла вспомнить.

— Дался тебе этот заморский перец! – возмущалась Ксюха, заклеивая пластырем свежую мозоль на пятке. – Я из-за тебя без ног останусь, а сегодня танцы.

— Ксюшенька, потерпи немного, я вспомню! – Альбина лихорадочно перебирала в голове названия, пялясь на прилавки.

«Фейхоа, папайя, хурма… Айва, кизил, шелковица… Блин, как же папа в детстве называл эту хрень? Помню, что вкусно, а название…»

 

На пляже редкие отдыхающие сидели на лежаках, кутаясь в разноцветные парео. Никто не купался.

— Смотри, какая красотища! – Ксюха указала на зеленую полоску, которую высветило на горизонте солнце, пробравшись тайком сквозь прорезь в огромном облаке. – Коли я была б художник… – толкнула Альбину плечом и жалобно проблеяла: – Аль, ну нарисуй!

У Альбины руки зудели перенести на полотно удивительное сочетание разных оттенков зеленого, но привычка не хотеть взяла свое.

— Не могу, не проси…

Ксюха, помолчав, произнесла задумчиво:

— Надо клин клином вышибать, – заглянула Альбине в лицо, – давай я поговорю с бывшим куратором, и устроим тебя в кулинарный?

— Это как? – Альбина опешила. – Это когда?

Ксюха продолжала рассуждать:

— А что?! Вполне себе земная профессия. Хоть готовить научишься, а то девке два десятка скоро стукнет, а омлет от яичницы отличить не может… Будешь рисовать розочки на тортах, завитушки на тарелках с десертами, – погрозила пальцем, – тоже талант нужен, имей в виду! И замуж быстрее выскочишь: восьмидесяти процентам мужчин импонирует вкусный борщ, запомни, детка!

Альбина потеряла дар речи:

— Я? Борщ готовить?

— А ты что, особенная что ли, королевишна наша?! Или тебе хочется есть, да не хочется с печи слезть?

— Ладно, подумаю, не злись… А то опять поругаемся.

— Подумай, подумай. А я уже все решила!

Ксюха встала с шезлонга, огляделась по сторонам и вскрикнула:

— Царица морей! Ты посмотри какие плавки! – она теребила Альбину за рукав кофты. – Глянь, как играет квадрицепс бедра… Песня… Вот кто на твои холсты так и просится, Алька! – восторженно цокнула языком.

Альбина обернулась. По пляжу шел атлет. Ярко красные плавки контрастировали с абсолютно белым цветом кожи.

«Красные. На белом. Как капли крови…»

Альбина прислушалась. Внутри тихо. Она осмелела:

— Плавки как плавки. Я бы добавила охру, чтоб не так ярко пестрели, – и тут же опомнилась. – Ксюха! Ты меня своими плавками с ума сведешь! Он фиговым листочком прикроется, а ты пялиться будешь?

В голове щелкнуло.

«Точно!»

Альбина заорала:

— Фига!

Ксюха открыла рот:

— Какая, на фиг «фига»?

— Папа называл этот фрукт фига! Инжир по-нашему! Помчались на рынок, успеем еще.

Атлет поравнялся с ними и обернулся, окинув сальным взглядом Ксюхин бюст. Прошествовал к воде, играя мышцами. Поднял руки вверх, приготовившись к прыжку.

Двухметровая волна сбила его с ног, и несостоявшийся пловец, выплевывая забившие рот водоросли, на четвереньках пополз на берег.

               

В поезде они долго не могли уснуть, вспоминая его потерянное лицо, облепленное зеленью и то, как он орал, вынимая из красных плавок медузу. Альбина не помнила, когда в последний раз так смеялась.