После возвращения с моря Альбина ни разу не заходила в мастерскую. Ноги не шли, и все тут. Сегодня намечались гости – папин однокурсник по академии с женой. Мама с утра хлопотала на кухне. Альбина предложила помочь, но она отмахнулась:

— Сама все сделаю. А ты сходи за отцом: пусть побреется и рубашку чистую наденет, а то опять забудет, как в прошлый раз, – и кивнула на дверь, – висит на стуле, в кабинете.

Альбина, пританцовывая, схватила из прикрытого салфеткой таза пирожок. Мама шлепнула ее по руке:

— Не ешь всухомятку! Сбегай за багетом, в булочную на углу. Бутерброды с икрой сделаю. Только свежий бери! – посмотрела на Альбину испытующе, – ладно, сама лучше схожу: опять перепутаешь с батоном…

Альбина недовольно фыркнула:

— Я что, по-твоему, даже хлеб купить не могу?

Мама не ответила, с пыхтением отбивая мясо.

Осторожно, стараясь не скрипеть дверью, Альбина вошла в мастерскую и села в кресло-качалку. Отец покрывал пунктирными линиями гипсовую фигуру, стоящую на деревянном помосте, ловко орудуя линейкой и циркулем, то и дело поглядывая на установленный на подставке планшет. Альбина взглянула на экран:

«Прикольно».

Бронзовый старичок с большим носом, натертым до блеска, в старомодном пальто и в шляпе-котелке, скромно прижав носы своих ботинок друг к другу и придерживая одной рукой зонтик, читал, сидя на спинке скамейки.

— А почему у него крылья? –  не выдержала Альбина.

Отец повернулся, смахнул капли пота со лба и улыбнулся:

— Не заметил, как вошла.

— Мама послала за тобой. Скоро Кротовские приедут, а это значит, что тебе положено рубашку сменить и побриться.

Отец посмотрел на часы и вздохнул:

— Надо же, запамятовал, – повернулся к гипсовой модели, – увлекся.

Альбина оглядела стоящую на низком столе фигуру Ангела величиной с подростка. По длинным одеждам кое-где уже струились складки, придавая статуе динамичность. Загадочный лик с полуулыбкой прятался за металлическими лесами пунктир-машины.27

— Новый заказ?

— Да, Максимыч подкинул очень кстати: платят хорошо.

— А почему Ангелы?

Отец отложил циркуль на подоконник и вытер руки о висевшее на стене рядом с респиратором и очками полотенце:

— Это целая история, – устало опустился на стул. – У них директор то ли банка, то ли завода живет в деревне. Всем помогает: на ферме отремонтировал свинарники, чтобы молодняк откармливать на свежем воздухе. И зимние, капитальные, тоже в порядок привел. Навесы построил для маток и хряков…

— Папа, давай про Ангелов, а то мама сейчас сама за тобой прибежит!

Отец засмеялся:

— Ну да, ну да… У него поздний ребенок. Мальчик. Лет одиннадцать. Вроде… Что к чему – не знаю. Забелел. Уж по каким клиниками не мотались. Все без толку. А тут вышел на ясновидящую; предрекла, что надо поставить на лужайке перед домом скульптуры известных питерских Ангелов. Не меньше пяти штук. И мальчик поправится. Директор просто помешался на этой идее. Единственный наследник, тут на любое пойдешь. Тем более, когда деньги есть…

Отец помолчал и добавил:

— Да… Чего только не бывает на свете.

Внезапно у Альбины в голове вспыхнула искра.

«Ангелы! Точно!»

Она схватила телефон и набрала Ксюху:

— Привет. Нам срочно надо в Питер! – помолчала, наморщив лоб. – Да, прямо сейчас.

Отец приподнял брови и уставился сквозь испачканные пылью очки. Чмокнув его в щеку и жестом изобразив процесс бритья, Альбина выскочила из мастерской.

Гости уже хорошенечко поднабрались, и разговор скатился на привычную тему. Альбина предчувствовала, что скоро возьмутся за нее.

«Надо сматываться…»

Щуплый Кротовский трепал отца за манжет рубахи и с восхищением говорил:

— Это ж золотые руки, знаете ли вы, господа… – его глаза покраснели.

«Только пьяных слез не хватало… – Альбина вытащила из кармана джинсов телефон. –  Хоть бы позвонил кто… Спас меня из этого творческого болотца…», – набрала эсэмэску.

Отец встал и потянулся к бутылке. Мама быстро передвинула ее на другой конец стола:

— Тебе хватит уже. А то опять пойдете «Смуглянку» голосить, и Марь Иванна прибежит с участковым, – спрятала бутылку в буфет и буркнула: – Руки твои тут хвалят, а я вторую неделю прошу полку в ванной прибить, хоть бы хны.

Отец дружески подпихнул Кротовского и с негодованием произнес, картинно подняв подбородок:

— Вот она, Сеня, лютая неблагодарность. Удел всех гениев…

Вскинул руки и почти пропел:

— Когда они орудуют резцом, не подберешь в тот миг для них сравненья, не нарисуешь никаким словцом их занятость, высокое уменье. Не обижайте этих рук, друзья! – отец посмотрел на свои широкие натруженные ладони. – Любите их от всей души, поэты! И помните: без них никак нельзя, они в ладонях держат труд планеты28… – торжественно тряхнул львиной гривой с проседью и повесил голову на грудь.

— Давно ли, благоверная супруга, ты говаривала, что именно мои руки покорили тебя в далеком девяносто шестом…

Альбина слышала эту историю сто раз. Мама рано осталась без родителей. Воспитывала ее тетка. У самой на шее четверо детей и муж-алкоголик, и маме приходилось управляться с домашним хозяйством; стирать, готовить, присматривать за младшими братьями-сестрами, пока тетка работала на две ставки нянечкой в детском саду.

После школы закончила заочно пединститут. С четвертого курса работала воспитателем в том же саду, где и тетка. А когда получила диплом, устроилась в школу учителем начальных классов.

Всегда мечтала о своей семье. Но замуж вышла поздно. Нет, женихов было много. Мама обладала яркой внешностью: выразительное лицо с утонченными чертами, густая каштановая коса до пояса, красивая фигура. Только вот некоторая холодность в характере мешала проникнуться доверием к ухажерам: все они казались ей легкомысленными и неспособными стать надежной опорой. Да и тетка постоянно жужжала над ухом: «Смотри, Ольга: замуж надо выходить по расчету. Что толку с той любви? Вот я: любила своего охламона, и что вышло? Пашу́, как лошадь, да детей одна ро́щу, при живом-то муже…»

И мама всегда ощущала испуг перед мужчинами, каждого рассматривала под лупой и обязательно находила недостатки.

 С отцом познакомились случайно. В весенние каникулы с коллегами поехала в Санкт Петербург и забрела в музей городской скульптуры. Тут и увидела Андрея. Поразила внутренняя мощь, которая читалась буквально в каждой детали облика: высокий рост, широкие плечи, курчавая голова и густой низкий голос. Но больше всего запомнились руки: они казались огромными. Мама тогда подумала, что в такие руки можно доверить и себя, и будущих детей.

Отец стоял среди группы парней и девушек и вел беседу, бурно жестикулируя. Позже мама узнала, что это были его студенты – выпускники художественной академии. Они проходили практику экскурсоводами, и отец знакомил их с экспонатами.

Где-то на антресолях, в коробке, до сих пор лежала программка. «Выставочный зал Некрополя мастеров искусств приглашает на выставку “Город и лица”»

«Где же Ксюха? – Альбина начинала раздражаться, – когда ей надо, дырку просверлит!»

Тут же раздался звонок. Она вскочила, извинилась перед гостями, и, поймав недовольный мамин взгляд, выбежала в коридор.

В кафе пусто. Вялый официант наконец-то принес заказ.

— Ну, и что тебе приспичило в Питер? – Ксюха осторожно отпила горячий чай. – Я, конечно, могу выкроить выходные, но все равно жду объяснений.

Альбина с воодушевлением поведала родившуюся только сегодня идею:

— Понимаешь, я как эту историю услышала, сразу все на свои места встало: Питер – там родители познакомились, Ангелы – и мальчик поправится! – задела рукой чашку, и темная кофейная лужица быстро расползалась по столу.

Ксюха выпучила глаза:

— Какие ангелы, какой мальчик?

Альбина отмахнулась:

— Короче, ты особо не вникай. Надо смотаться туда на пару дней, я сделаю эскизы, и все пройдет.

— Что пройдет?

— Все! – Альбина торжествовала. – И я снова начну рисовать!

«Чего ей не понятно? Это ж логично со всех сторон!»

Ксюха помолчала и проговорила, будто сама себе:

— Угораздило же меня сумасшедшую в подруги выбрать… – поковырялась в телефоне. – Оки: завтра вечером можем выехать, но в воскресенье у меня в восемь клиентка. Не отболтаюсь. Тебе полтора дня хватит?

— Да, конечно! Я сегодня маршрут погуглю. – Альбина радовалась, как ребенок.

— Я тоже, погуглю, – Ксюха промокнула стол салфетками, – наверняка пара отпадных клубов найдется… – мечтательно закатила глаза. – И Боре позвоню: он говорил, что собирается к друзьям на неделю в город на Неве. – Приглушила голос. – Представляешь, так чинно произнес: «город на Неве». Привет, кстати, тебе передавал.

Альбина не слушала. Она набрала в поисковике расписание поездов и забронировала билеты.

Питер – город капризной погоды и романтиков – встретил их смурными тучами, ворующими тепло хилых солнечных лучей и не дающими им пробиться к людям. То и дело накрапывал противный дождичек. Нева бурлила, подгоняя мелкие волны назойливым ветром, превращавшим мелкие дождевые капли в жалящие укусы насекомых.

Весь день мотались по выбранному маршруту. Ксюха ныла, не переставая. Постоянно останавливалась, присаживалась на мокрые лавочки, снимала туфли и шевелила пальцами.

Альбина умоляла потерпеть, отмечая на карте пройденные памятники:

— В Александровском парке были, консульство Литвы зачеркиваю, Дворцовая площадь… – она сверила адреса с названиями карандашных эскизов в блокноте, села на край скамейки и протянула карту Ксюхе. – Остался еще Ангел в Измайловском. Тот самый, интеллигентно читающий. И на шпиле Петропавловского… Да! – Альбина вскрикнула, перелистнув страницу. – Чуть не забыла: еще в лютеранскую церковь зайдем, чтобы наверняка закрепить результат.

Внутри собора собралась толпа иностранцев. Гулким эхом неслись к высокому своду слова экскурсовода – немолодой женщины в шляпе с полями и в темных очках, заунывно произносившей заученный и давно опостылевший текст:

— Кафедральный собор святых Петра и Павла – самая крупная лютеранская церковь в России, имеет сложную архитектуру: сочетание классицизма и неоготики. Церковь каменная, компактная, с колокольней и шпилем.

Дама обмахнула лицо большим цветастым веером и продолжила:

— Здание церкви было заложено двадцать девятого июня одна тысяча семьсот двадцать восьмого года на землях, подаренных лютеранской общине Петром Первым. Реконструкция началась в одна тысяча девятьсот девяносто втором году. Сегодня в нем проводятся экскурсии, выставки и даже спектакли. Особое место в культурной жизни храма занимают концерты органной музыки.

Довольные гости северной Пальмиры улыбались во всю ширь лиц ее монотонному бубнежу и единодушно кивали, словно китайские болванчики. Альбина запрокинула голову и с интересом разглядывала похожие на розы крестообразные перекрытия.

— Я больше не могу, в туалет надо, срочно, – Ксюха со всей силы пихнула Альбину локтем в бок, – сейчас заору, и меня бесноватой объявят. Ты долго еще созерцать намерена?

— Все. Набросок сделала, потом прорисую.

Ксюха заглянула в блокнот:

— Как живые… А говоришь, рисовать не можешь.

— Это надо. Для дела. Знаки. Понимаешь? Я представляю, что рисую не я, – Альбина поспешно захлопнула блокнот и убрала на дно сумки.

Ксюха хмыкнула:

— Так ты и представляй себе на здоровье, что не ты и рисуй дальше!

Альбина развернулась на пятках и пошла к выходу. Вдруг кто-то схватил ее за руку. Обернулась. Низенькая старушка в черном одеянии, в платке, завязанном по-старинному, с перехватом, и с котомкой за плечами. Неподвижный суровый взгляд, от которого у Альбины побежали мурашки по спине.

— Выход… – дребезжащим голосом проскрипела старуха.

Альбина постаралась спросить как можно спокойнее:

— Вас к выходу проводить?

Безжизненные белесые глаза прожигали насквозь.

— Твой выбор есть твой выход, – старуха затрясла головой, отпустила Альбинину руку, подняла указательный палец вверх и проскрежетала: – Он ничего просто так не посылает, – шамкнула губами, и, резко повернувшись, не по-старушечьи бодро юркнула в группу туристов.

Альбина остолбенела:

«Что она хотела мне сказать? – мысли в голове засуетились, забегали, наступая друг на друга. – Какой выбор с выходом?»

— Идем? – Ксюха снова оказалась рядом.

— Ты старуху нищую сейчас видела? В черном вся, с мешком… – Альбина встревоженно вытягивала голову, силясь рассмотреть в толпе странную незнакомку.

— Какую старуху? – Ксюха вглядывалась ей в глаза. – Ты бредишь что ли? Не было тут никаких старух.

— Не было… – Альбина, как пришибленная вышла из храма, завернула за угол и села на каменную плиту.

Вечером они поругались: Ксюха раздобыла адреса модных ночных клубов и через Бориса вышла на его друзей. Созвонилась, и те с удовольствием согласились познакомиться со столичными девчонками.

Альбина наотрез отказалась, сославшись на дополнительный пункт в программе под кодовым названием «Ангелы»: она разузнала в интернете про необычный двор, в котором иногда видят Ангелов, и решила доехать до Невского проспекта, чтобы загадать желание. Тем более что двор оказался совсем недалеко от их хостела.

Ксюха психанула, обозвала Альбину «чокнутой фанатичкой» и уехала развлекаться одна.

Альбина вышла на нужной остановке и зашла внутрь каменного колодца, образованного плотно смыкающимися стенами домов. Встала под аркой и зажмурила глаза:

«Ангел, если ты меня слышишь, сделай так, чтобы… Чтобы… Тот мальчик… Симеон… Чтобы ему там, хорошо было… А я могла жить дальше».

Подумав, добавила:

«Я хочу жить дальше. Не бояться, а жить… И пусть я когда-нибудь пойму, почему этот мальчик умер у меня на глазах…»

Бегло зарисовав похожий на крылья знак на стене одного из домов, Альбина вышла на проспект. Щеки горели от досады: она поняла, что загадала слишком много желаний, и вряд ли они сбудутся…

Альбина боялась засыпать одна в номере. Беспорядочные тени скакали по потолку, задевая ее лапами-крюками. За стенкой громко стонала девушка. Сначала Альбина подумала, что ей плохо, потом, когда послышался ритмичный скрип кровати, и к женскому стону присоединился мужской, поняла, в чем дело.

Закрыла уши подушкой и залезла под одеяло. Перед глазами мелькали картинки сегодняшнего дня: китайцы кивают головами, черная старуха смотрит страшным невидящим взглядом, узкий двор давит мрачными стенами…

Озираясь, Альбина вышла в коридор, уселась на подоконник и, глядя на огни Невского, стала успокаивать себя:

«Главное – понять, что означают ее слова. Тогда все наладится и будет как раньше».

Ксюха пришла под утро. Улеглась в одежде на кровать, пробухтела про «дурацкий город и отмороженных парней» и уснула. Альбина в ту ночь так и не сомкнула глаз, охваченная необъяснимым волнением.