Как только они вошли в ресторан, Стас почувствовал себя не в своей тарелке. Громкие ритмичные биты слишком диссонировали с его желанием уединиться. Крепкий кофе, приглушенное звучание классической музыки вместо фона и недочитанный томик Ремарка – предел мечтаний. Все, к чему сегодня Стас прикасался мыслью или взглядом, бесило до крайности. Лицо у швейцара казалось тупее пробки. Таксист, который вез их сюда, раздражал своей болтливостью.

На Вадика он тоже злился:

«Удалось-таки вытащить меня из дома...»

Вчера в телефонном разговоре Стас поделился с Вадимом своими подозрениями:

— Я тебе отвечаю, у нее есть кто-то! – полное отсутствие жены в их с Егоркой жизни не оставляло в том сомнений. – Тесть сказал, что неделю назад в Москву вернулась. И деньги перестала снимать. Егор звонил несколько раз – гудки длинные. На сообщения не отвечает. Я ей в телеге написал, чтоб сына проведала – сразу из сети вышла.

— Не накручивай себя, братан. Объявится твоя Елена. У вас, по-моему, это норма, что каждый сам по себе. И в наше время…

Вселить оптимизм у Вадима не получилось. Стас взвился, недослушав:

— При чем тут время?! То, что мы не трахаемся черт знает сколько – плевать! Но как мне сыну в глаза смотреть? Может, подскажешь, как объяснить ребенку, что матери он не нужен? А, друг?  

Друг не подсказал, а перешел к активным действиям:

— Я смотрю, ты на пределе. В таких случаях либо – водка, либо – бабы, – голос Вадима стал жестким, – но ты ж у нас, Рахманов, почти святой: не пьешь, не куришь. Налево не ходишь. Так можно и кукухой поехать, если постоянно растравлять мозги… Повиси минуту.

В трубке возникла незатейливая мелодия, и почти сразу вернулся голос Вадима:

— Завтра у тебя на работе отгул. В шесть заеду. И без возражений: считай, приказ начальства.

«Не-а… Заколебал при каждом удобном случае о своем положении напоминать!? Может, пора и о партнерстве вспомнить: обещанный процент что-то задержался в пути?» – пока Стас собирался духом, чтобы произнести это вслух, трубка изрыгнула короткие гудки.

— Карма, что ли, у меня такая? – он с грохотом откинул крышку фортепиано и завопил, что есть мочи: – Я не сержу-у-усь, пусть больно но-о-о-ет грудь, пусть изменила ты, пусть измени-и-ла ты!48, – выразительно посмотрел на мобильник, лежащий на журнальном столике, закрыл пианино и уставился в лоб своему отражению.

Зычно заржал. Вытер выступившие в уголках глаз слезы:

— И правду, так рехнуться можно, – посмотрел на часы и вскочил. – За Егором пора. И в супермаркет не забыть: холодильник совсем пустой…

Поправив воображаемую бабочку на горловине рубашки, Стас запел пронзительным тенором:

— Не счесть мышей, висящих в морозилке…49

  Вадим, как и обещал, заехал ровно в шесть.

— Стремное место, – отрезал Стас, щурясь от яркого света неоновых лампочек на потолке и стенах.

— Ты прям как девица в период предменструального синдрома: все тебе ни то, ни это, – подтрунивал над ним как всегда цветущий Вадим, снимая пальто.

— Отвали, – буркнул Стас, – я тебя предупреждал, что не настроен сегодня на гулянки.

Вадим присвистнул:

— Братан, а ты последние полгода вообще не настраивал свой инструмент.

Рука Стаса, передававшая куртку услужливому гардеробщику, застыла в воздухе:

— В смысле?

— Ну, как там у вас говорят: «Расстроенное пианино – как плохо настроение?» – Вадим небрежно провел расческой по рыжеватой шевелюре, с удовольствием рассматривая свое отражение в зеркале.

— Достал! – вспылил Стас, резко развернувшись к выходу, – если тебе что-то во мне не нравится – бухай один.

— Э-э-э, нетушки! – Вадим схватил Стаса за свитер и кивнул появившемуся словно из-под земли администратору: – Молодой человек, у нас заказано. На фамилию Тураев.

Хостес с наклеенной на лицо учтивой улыбкой быстро провел пальцем по строчке в раскрытой книге, лежавшей на стойке у стеклянных дверей, и, подняв на Вадима ничего не выражающий взгляд, произнес:

— Пойдемте, я провожу вас к столику.

После практики Альбина свалилась с ангиной. Горло царапали сотни злобных кошек. Есть невыносимо – мама перетирала все в пюре. И говорить ужасно больно.

С Ксюхой переписывались в соцсетях. С мамой общались через записи в блокноте. Она охала и ахала, усматривая в болезни дочери знак, подтверждающий, что слишком резко та поменяла жизнь, уйдя из академии.

Отец не разговаривал с Альбиной со дня рождения. Она страдала. По ночам плакала. Внутри происходил разлад.  Тщетно убеждала себя, что делает все правильно. Но чувства путались, как нитки в клубке. Обида на родителей все туже завязывалась в колючий узелок.

Но главное – страх. Он вернулся. Альбина до сих пор винила себя в смерти Симеона, и в каждом ребенке, имеющем малейшее внешнее сходство, видела утонувшего мальчика.

Проболев целый месяц, стала совсем невесомой. Мама, причитая, что «кожа да кости от дочери остались», закармливала калорийными блюдами.

С легкой руки Ксюхи Альбина устроилась на работу официанткой в кафе матери Бориса. На собеседование подруга притащила силком, пригрозив, что «навечно поссориться», если Альбина откажет.

Ирина Вадимовна – так звали маму Бориса – осмотрела Альбину придирчивым взглядом и задала всего лишь один вопрос:

— Надеюсь, ты работаешь лучше, чем ешь?

Альбина покраснела, зыркнув на Ксюху. Та открыла было рот, но тут в разговор вмешался Борис:

— Мам, Аля – лучшая на курсе, – он взъерошил кучерявые волосы, – и рекомендательное письмо ты вчера читала.

Ирина Вадимовна поджала гиалуроновые губы:

— Поживем – увидим. Работай, – развернулась и пошла в свой кабинет.

— Не волнуйся, – Борис шепотом успокоил Альбину, – страшна, главным образом, обыденщина, от которой никто из нас не может спрятаться,50 а мать свою я знаю хорошо: ты ей понравилась.

Ксюха ревниво хмыкнула и всю обратную дорогу напоминала Альбине, что Борис – ее добыча.

Общение с новыми людьми отвлекало Альбину от мрачных размышлений, не давая полностью скатиться в депрессию, от которой, как ей казалось до встречи с Егоркой, она окончательно исцелилась.

Первая зарплата в кафе совпала с гонораром Ксюхи, полученным за «помрачительное для ума и сердца» платье, сшитое богатой клиентке. Ксюха заказала стол в дорогом ресторане. Альбина отнекивалась, как могла. Но подруга отговорок не принимала:

— Не прокатит, дорогуша: если я чего-нибудь решу, то становлюсь железной леди, ты же знаешь?!

Альбина парировала:

— Ты не железная: железо ломается. Ты – настырная резиновая стерка, которая бумагу до дыр протирает…

— А ты, дорогуша… – Ксюха сделала паузу и зло уставилась на Альбину, – стань, наконец, картоном, а не тонким акварельным листочком, дрожащим при малейшем сквозняке!

В тот день они поссорились, и Альбина надеялась, что Ксюха забудет про ресторан. Но подруга нарисовалась в дверях квартиры за час до выхода. При полном параде: леопардовая, обтягивающая пышную грудь, водолазка, коричневая мини-юбка и отливающая медью грива из волос, собранных в хвост на темечке.

У входа в ресторан Альбина заробела:

— Какой-то он… Слишком солидный…

Ксюха расплатилась с таксистом и, обведя взглядом сверкающую огнями искусственную елку – неизменный атрибут предновогоднего оформления, почему-то выставляемый на обозрение в ноябре, – с возмущением возразила:

— А ты хочешь фастфудом травиться, дорогуша? Ну уж нет: гулять так гулять!

Альбина сняла короткое шерстяное пальто и передала Ксюхе. От желания сбежать ей стало не по себе:

«Часок посижу и найду причину смотаться, – отражение в зеркале раздражало. – Бледный призрак отца Гамлета во всей красе. И лучше бы толстовку надела…», – Альбина поправила широкий ворот джемпера, оголявший острое плечо.

За стеклянными дверями с витиеватым золотистым рисунком, похожим на узоры мороза на окне, разразилась звуковая буря. Альбина вздрогнула:

«Какая безвкусица: будто все краски разом выдавили на палитру и смешали!»

Они вошли зал. Администратор проводил к возвышению с красиво сервированным столом.

«Прям лобное место», – Альбина сконфуженно озиралась по сторонам.

— Может, наверху сядем? – предложила она.

— Нее-а, давай во-он туда, там мужчинки сидят, – Ксюха показала рукой на свободные стулья у барной стойки, успев спровадить официанта упреждающим жестом.

— Не хочу у всех на виду сидеть! – взмолилась Альбина.

Ксюха состроила недовольное лицо, но спорить не стала. По широкой лестнице с прозрачными ступенями они поднялись на второй этаж. Ксюха успела ответить улыбочкой на комплимент молодого человека, сидевшего за проходным столиком. Альбина попыталась заранее урезонить подругу:

— Видела, как этот тип на тебя посмотрел?

— Как? – с вызовом рявкнула Ксюха.

— Сально. Вот как.

— Да расслабься, пусть пялится. Есть же на что! – словно назло Альбине, Ксюха выразительным жестом приподняла свой роскошный бюст.

— Ксюш, заканчивай эти штучки! Мне приключения не нужны.

Несколько посетителей ритмично двигались под музыку на танцполе. Подошел официант.

— Мне, пожалуйста, клубничный дайкири, – заказала Ксюха и манерно извлекла из сумочки сигареты.

— Понеслась… Ты же вроде бросила? – Альбина выхватила пачку из рук подруги.

— Сегодня можно: в кои-то веки тебя, затворницу, в свет вывела! – Ксюха вытянула губы.

Официант вежливо уточнил:

— У нас не курят, – и перевел взгляд на Альбину: – Заказывать будете?

— Мне безалкогольный мохито, – Альбина в который раз натянула на плечо соскользнувший ворот джемпера.

— Не курят у них… Подумаешь, – недовольно отозвалась Ксюха и подмигнула Альбине: – Тогда пошли формами хвастаться!

Официант стрельнул взглядом на Ксюху и удалился.

— Ты иди, я здесь посижу. – Альбина чувствовала себя неловко.

— Как знаешь. – подруга вскочила и, активно виляя бедрами, двинулась к танцующим.

Альбина огляделась. Приглушенное освещение. Разноцветный лазер бросал отражение на крутящийся под потолком зеркальный шар. На каждом столике стояли маленькие лампы, мерцая плафонами. У стены – пуфы в виде сердечек.

Официант принес напитки:

— Что-нибудь еще?

— Нет, благодарю.

Внизу, в центре зала, буквой «п» располагалась барная стойка. За полупрозрачной стеной с подсветкой мелькали тени поваров. Внимание привлек высокий стенд для бутылок: расширяясь к потолку, он превращался в облако огней, освещающих пространство над баром. Столы из проволочной сетки и стекла. Им вторили спинки кресел. Сверху свисали люстры из множества лампочек, расположенных на разной высоте.

«Я бы добавила несколько картин в стиле хай-тек, – подумала Альбина, – а вообще тут уютненько».

Из размышлений вывела Ксюха:

— Ну что, пошли парней клеить?

— Ты нормальным языком говорить можешь? И парни твои мне не нужны.

Ксюха, не обращая внимания на реплики Альбины, взглядом хищницы осматривала зал:

— Смотри, какие кадры! – подруга пальцем указала вниз.

За барной стойкой, вполоборота к ним, сидели двое мужчин. Один что-то говорил жестикулируя. Лицо его собеседника было хорошо видно Альбине: красивый высокий лоб хмурился. Между бровей залегла глубокая складка.

«Это же Стас, отец Егорки! Что он тут делает?! – Альбина оторопела, дыхание стало прерывистым. – Хотя, мне какая разница…»

Стас досадливо отмахнулся от Вадима, тащившего «растрясти жирок».

— У тебя жирок на животе явный, вот и тряси им сам, – он с брезгливостью глянул на корчившиеся на танцполе фигуры.

«Не иначе как тарантул их укусил».51

— И хватит мне подливать. – Стас отвел руку друга от своей рюмки.

— Рахманов, какой ты нудный! Живем один раз, а ты заладил как попугай «хватит-хватит!» – Вадим комично сморщил нос и повел им в сторону. – О! – застыл с поднятой головой, и, чуть помедлив, процитировал: – Откуда к нам женщины снова приходят? Сквозь годы любви и сквозь годы разлуки…52

Вадик пихнул Стаса в бок:

— Чур, рыжая – моя!

Луч прожектора скользнул от центрального столика к лестнице, и Стас увидел двух девушек. Взгляд проскочил мимо ярко накрашенной рыжей «роковухи» и остановился на казавшемся знакомым лице ее подруги.

«Альбина!»

— Что она тут делает? – вопрос вырвался у Стаса непроизвольно.

Вадим полюбопытствовал:

— Знакомы?

— Ту, стройную, знаю, а рыжую впервые вижу. Явно в твоем вкусе.

Вадим заржал.

«А она очень… Стильная. И плечо… Интересно, специально так его выставила или не замечает, что свитер спал? – Стас смутился своим непристойным мыслям. – Во даю… Уже и раздел ненароком…»

— Все, пошли блудить! – Ксюха вцепилась в руку Альбины и потащила за собой.

— Ты с ума сошла?  Отпусти меня! – Альбина упиралась, но Ксюха волокла ее вниз по лестнице. Сумочка вылетела из рук, подруга ловко подхватила ее и накинула себе на плечо.

— Ты можешь хотя бы рядом постоять, подыграть мне?!  – злилась Ксюха.

Альбина почувствовала смятение, видя, что Стас и незнакомый мужчина идут к ним.

Ксюха ловко взобралась на высокий барный стул, картинно поправляя волосы, и процедила сквозь зубы:

— Улыбайся!

Альбина принялась рассматривать носок своего сапога.

 — Девушки, угостить вас? – пухлый рот спутник Стаса, расплылся в галантной улыбке.

Ксюха томно закатила глаза:

— А что, мальчики, мы не против. Меня, кстати, Ксенией зовут. А это – Альбина, – жеманничая, подруга обратилась к мужчине, предложившему угощение: — Хотите, угадаю ваше имя? Влад или Дэн!

– В десяточку! – загоготал Вадим. – Для вас – Вадик. А это – ¬Стас.

Стас пожал протянутую для поцелуя руку Ксюхи и пристально посмотрел на Альбину:

— Тогда, в пансионате вы так неожиданно исчезли.

— Я заболела, и пришлось практику раньше закончить, – Альбина отвела взгляд.

— Позвольте поухаживать, – Вадик рязанским петухом обхаживал Ксюху. –  Присаживайтесь, – он подал ей руку и помог пересесть на стул, стоявший ближе к нему.

— Вы такой обходительный, – Ксюха таяла, как мороженное.

Стас придвинул стул к Альбине:

— Садитесь.

— Благодарю, – Альбина села, не зная, куда девать непослушные руки. – Как Егорка поживает?

— Рисует. С удовольствием.

 Альбина рассматривала Стаса:

«Выглядит каким-то побитым. И не побрился».

Неожиданно для самой себя она выпалила:

— У вас что-то случилось?

Стас ответил уклончиво:

— Да так, дела семейные…

— Бармен, мне повторить, а девушкам – по коктейльчику! – скомандовал Вадим.

— Мне ничего не надо! — возразила Альбина.

— Мы танцевать пошли, присоединяйтесь! – Ксюха соскочила со стула и в обнимку с Вадиком пошла к лестнице.

Минуты три они молча смотрели друг на друга.

«На девушку с волосами цвета льна похожа,53 – на какой-то миг Альбина показалась Стасу нестерпимо близкой. – Странное дежавю: ведь я ничего о ней не знаю…»

«Зачем он так смотрит? – Альбина, чувствовала, как полыхают щеки. – Сейчас сквозь землю провалюсь».

 Стас первым прервал перфоманс взглядов:

— Так вы все-таки кто: художница или повар?

— Художница…Бывшая…

— Это как?

— Не рисую сейчас. В кафе у Бориной мамы работаю.

«Блин, что за фигню несу… Откуда он может знать Бориса и его маму?!» – Альбина поморщилась.

— А Егор вас часто вспоминает. – произнес Стас.

— У него очень хорошие работы… – Альбина решила уцепиться за спасительную тему. – Как конкурс прошел?

Стас широко улыбнулся:

— Второе место занял. Расстроился, что не победил.

— Ну, призовое место говорит об обратном, – Альбина почувствовала внутреннее облегчение.

— Может, потанцуем? – Стас указал на танцпол.

— Мне музыка не нравится, – Альбина не ожидала, что ответит откровенно.

Стас засмеялся:

— А почему?

— Она… – Альбина замешкалась, подбирая слова, – абстрактная, что ли… Точечная, как у Рихтера.54

— Рихтера? – удивился Стас.

Альбина оживилась:

— Да. Он изучал различные сочетания цветов и то, как они воздействуют на зрителя. У него целая серия есть. «Абстрактная живопись» называется. Он вывел более четырех тысяч различных тонов и… – Альбина умолкла.

«Подумает, что я умничаю…»

— Интересно, – Стас почесал щеку, – мне его «Вьюга»55 нравится, а про серию не слышал ничего…

— Вьюга? – теперь настал черед Альбины удивляться, – не помню такую картину…

— Рихтер – глыба… Роберт Фальк56 про него сказал, что если бы он не был великим пианистом, то был бы прекрасным художником.

— Пианистом? – Альбина растерянно захлопала ресницами.

Оба замолчали. Стас сообразил первым:

— А вы какого Рихтера имели в виду?

— Герхарда. Художника.

— А я про Святослава. Пианиста.

Пауза. Смех Стаса и Альбины заглушил медленную композицию. Напряжение улетучилось. Стас ловил себя на мысли, что ему на удивление спокойно рядом с Альбиной. Весь вечер они непринужденно болтали об искусстве.

Вадим и Ксюха, раскрасневшиеся и довольные обществом друг друга, раскланялись и ушли.

Стас вызвал Альбине такси, взял ее номер телефона и договорился, что они с Егоркой на днях заглянут в кафе, где она работает.